— Это было бы интересно, если бы я только любил его.
— Не любите?
Эверт покачал головой, не в силах избавиться от соблазнительной, пронесшийся перед глазами грезы: Марта забирается к нему в постель. Что за мысли? Откуда столько интереса и желания? Он думал, что решил эту проблему накануне, но нет. Его тянет рассматривать ее, дотронуться и получить ее имя.
— Говорят, что этот напиток предпочитают страстные натуры.
Пока до него доходило сказанное, а внутренний голос как-то буднично заметил: «ни одно так другое!» Она уже забрала папку, ловко выхватив ее из его рук, и даже отошла от стола, чтобы он не смог вернуть ее обратно.
— Второй и третий экземпляр хранится у нотариуса и в банковской ячейке. Имейте это ввиду, если вдруг надумаете порвать его.
Она качала головой, обиженно хмыкнув при этом. Ее глаза продолжали бегать по строчкам, а пальцы перелистывать покрытые чернилами и магией бумаги.
— За кого вы меня принимаете? Я всего лишь хочу посмотреть и убедиться, что вы не вписали какие-нибудь мерзости.
— Мерзости?
Он рассмеялся. Эта девчонка играет с ним и дразнит — вот в чем дело, во что так сильно притягивает его в ней.
— Именно. Кофе — это еще ничего. Другое дело — горячий воск, плети и бритые шубы.
— Может быть ежики?
Зачем брить шубы? Эверт встряхнулся. О чем он думает вообще?
— Марта!
Она отбежала еще дальше, взяв в свои «союзники» софу и лампу, спрятавшись за них и отступая при малейшем его приближении. Происходящее отчего-то стало захватывать его.
– Перестань представлять меня в мрачном свете.
— О, нет! Что вы! Я думаю о вас и вспоминаю только хорошее! Только хорошее!
Она повторила эту фразу несколько раз, но отчего-то не верилось. Что-то в документе вызвало морщинку между точенных бровей, но все же она перелистнула, а потом взяла и вернулась обратно.
— А что значит пункт?..
В следующую минуту раздался стук в дверь, такой громкий и привычный для Эверта, других слуг и даже для некоторых особо частых гостей этого дома, но только не для Марты. Она вздрогнула, исписанные листы вылетели из ее рук, рассеявшись по кабинету тонким покрывалом.
— О, Господи! Что случилось?!
— Ми-лорд!!
Это был Северик. Он бросил короткий взгляд на испуганную девушку, наклонил седую, усеянную тугими кудрями голову и произнес в прежней раскатистой манере:
— Доставили! Покупки! Из ателье лессы Каури!
Северик стал туг на ухо. Чтобы Эверт не делал, кого бы не звал и не приглашал — от этого недуга пока не было лекарства. Оставалось свыкнуться или отправить Северика к графу, но Эверт решил, что скорее переживет вопли слуги, чем нового и постороннего человека в доме.
— Куда! Прикажете! Отправить! Их?!
Девушка принялась поднимать выпавшие бумаги. Дельвиг разозлился, что Северик и Кириса так не вовремя нарушили их странный и необычный разговор, который еще немного и мог бы выровнять прошлое гнетущее чувство.
— Как куда, Северик?! В комнату к миледи конечно же!
Северик не понял, поднял глаза, наткнулся на взгляд Эверта, перевел его на Марту и побагровел. Но не успел ретироваться, как в комнате возникла бывшая нянька, горничная и последние несколько лет кухарка. Моника уперла руки в боки и как-то заняла собой все пространство кабинета и мир запахов в том числе. В воздухе разлился острый дух приправ и свежих, только что порубленный овощей.
— Она не виновата! Чтобы не сделала! Чтобы не натворила! Не разбила и не испортила! Она не виновата! МилОоорд!
Эверт попытался вычленить из-за тела Моники свою неунывающую невесту, но новоявленная заступница не дала ему сделать это.
— Всегда такой была! Дурындой! Неповоротливой! — быстро говорила Кики, активно жестикулируя при этом. — Вся в мать! Джекис была такой же! Как медведица! Вот и стала прачкой! Туда-сюда! Куда еще силищу девать?! Туда-сюда!
Моника затряслась, изображая прачку, замотала полотенцем в разные стороны, да и сама зашлась в движении от пучка на голове до рук и огромного живота. Эверту стало и смешно, и досадно. Любимое им качество Кики — поднимать настроение, веселить и отвлекать от тяжелых дум сейчас и удивляло, и раздражало одновременно.
— Все в порядке! Я ее не ругаю.
Но Монику было не остановить. Вместо полотенца она выхватила блестящую поварешку и погрозила ей Эверту.
— Не кричи на нее! Я слышу все и вижу! Думаешь не вижу?! Так что плошки дрожат! Она отработает! Не пугай ее! Иначе она разнесет еще что-то!
Эверт наконец коротко рассмеялся и хлопнул по столу. Резкий звук отрезвил Монику. Она сказала тихое: «ой» и наконец присмирела.
— Никто не ругает ее! Поверь мне! Правда, Марта?
Моника посторонилась, открыла ему вид на лампу, софу, на высокие стебли хипзеи в напольном горшке, но девушки за ними не оказалось. Эверт отодвинул Кики, шагнул к софе и даже заглянул за штору. Папка лежала на столике у лампы. Окна были закрыты.
— Где она?
Моника пожала плечами, как-то слишком быстро успокоилась и прошествовала к выходу.
— Она такая! — сообщила Кики с какой-то грустью. — Натворит, начудит, а потом ищи ветра в поле!
Эверта это объяснение не устроило. Но вот в коридоре раздался звонкий и еще незнакомый ему девичий смех, громкое и укоряющее: «Мар-та!», топот удаляющихся ног и Эв понял, что его отпустило — она не исчезла, а сбежала, воспользовавшись ситуацией и необъятными размерами поварихи.
— Никто не ругает ее Кики, — проговорил он, улыбаясь.
— Так что же ты делаешь, Эверт?
Моника, кажется, удивилась, но прошла обратно и присела в кресло, в котором еще недавно пряталась и грустила Марта.
— Беру ее в жены.
Разнесшееся по кабинету «Ох» было ничем не хуже хлопка о стол, Эверт ухмыльнулся: настал черед Моники изумляться, не понимать и хлопать глазами.
— Организуй праздничный ужин, Кики. Давай отметим нашу помолвку.
Кики продолжала сидеть в кресле, прикрывая рот ладошкой. Она качала головой и смотрела на него, как на безумца и самого несчастного человека в мире.
— Неужто правда? Ваше сиятельство?! Правда?
— Да.
Эверт взялся за бумаги, но затем вспомнил, что он все еще бос и практически не одет, улыбнулся своей рассеянности и отложил перо в сторону.
— Но Марта? — проговорила Кики потеряно. — Почему Марта?
Он понимал, что имеет в виду громом сраженная Кики. Наверное, в прошлом Марта была совсем другой. Может быть потому Эверт и не встречал ее в доме — от того что прятали ее и ее неуклюжесть от всех подальше, направляя на исполнение других более безопасных поручений, но тем не менее он ответил:
— Потому что она спасла меня и короля.
***
Лира вбежала в комнату, закрыла дверь и облокотилась на нее, все еще смеясь. Шумная Кики и громкий Северик здорово выручили ее. Она сбежала из кабинета, от этого ужасно практичного сэгхарта, что вдруг стал преследовать ее.
— Странный и необычный, — проговорила она себе под нос, вспомнив, как тот улыбался на пляже, шутил и парировал ее обвинения. — Очень странный.
Лира посмотрела на зажатые в руке листы, вновь пробежалась по строкам, в очередной удивившись тому, что умеет читать. Первые слова не желали складываться во что-то вразумительное, дрожали, сливались, превращались в какую-то арабскую вязь, а потом встали на место. Вроде буквы другие, а понятно! Лира даже выдохнула, постаравшись сделать это так, чтобы не заметил сэгхарт. Она бы не пережила еще одной официальной причины почему должна остаться с ним.