— Карл, ты подал мне отличную идею. Представим ее обществу, но не как Марту Кауч, а как леди Лиру. Пусть станет баронессой, маркизой, графиней, виконтессой из обедневшего, но старинного рода.
Карл хмыкает.
— Надо подобрать страну и тот самый обедневший род, — отвечает он медленно. — Будет очень неудобно, если у юной баронессы вдруг окажутся знакомые при дворе, о которых она, конечно же, не будет знать ничего.
Эверт согласен.
— Попробуем озадачить этим Траубе. Он у нас специалист по родственным и самым дальним связям. Ваше сиятельство, я и в самом деле спешу.
Карл сопровождает его до дверей его комнаты.
— Сопровождай ее куда бы она не направилась, — говорит он напоследок. — Я уйду порталом и постараюсь вернуться как можно быстрее. Я все еще хочу знать почему ты не пользовался кристаллами и что за средневековье устроил в замке.
Усы Карла воинственно приподнимаются. Он сверкает глазами и готовится сказать ему нечто резкое.
— Прежде чем спросить у меня это, Эверт, тебе следовало подумать, где бы я стал использовать их? В своем дремучем средневековье?! Замок — это тебе не особняк!!! Это совершенно другая архитектура. Что-то уже было изменено, но явно не требовало того количество кристаллов, которые ты присылал мне!! Навещай ты нас чаще, а не по праздникам, ты бы знал это! Мог бы поговорить со мной и знал бы о делах в замке.
— О, Боги! Кто тебе мешал написать это?! В любом случае, поговорим обо всем этом позже. Сейчас меня ждет его величество и Сабрина.
Зря он упомянул о ней.
— Что?! — Карл даже подскакивает на месте. — Чтооо?! Ты до сих пор не порвал с ней?! Ты представляешь, что будет, если…
Дальше речь Карла превращается в невнятный бубнеж. Заклинание, наброшенное Эвертом на старика, старое, как мир и практически неиспользуемое, называется «речь недовольных жен». В древности, им, кажется, сбивали выкрикивающих заклинания магов, уча их использовать голос разума.
— Помолчи! Иначе, она узнает все от тебя. Поверь мне, эта женщина куда проницательнее и умнее, чем выглядит на первый взгляд.
Глава 26
Его не желал отпускать Карл и дом, а потом король и дворец. Им всем нужны были подробности. Один хотел знать как он поступит с Сабриной, другой, как ему удалось провернуть все вот так быстро. Удивление Лайнелла было настолько велико, что Эверт почувствовал себя дураком. Кажется, что король забыл о своем приказе и теперь несказанно изумляется проявленной Эвертом прыткости.
— Сэгхарт, вы сами сказали, что пойдете очаровывать ее, — Лайнелл даже головой покачал и выдал какую-то еще невиданную Эвертом улыбку-эмоцию. — Мы ждали именно этого.
Зал давно опустел, но Лайнелл не спешил слезать с ненавистного ему трона. Он недолюбливал Смог и старый дворец, а также все что с ним связано — символы власти, тяжелую корону, мантию и дворцовый политес. Но традиции незыблемы и раз уж теперь двор тут, то и живет он по законам почти канувшего в лету королевства.
— Не вы ли приказали мне сделать это? — осторожно осведомляется Эверт.
Лайнелл наконец сходит с трона, оставив на нем подбитую горностаем накидку, платок и корону. Он подходит к Эверту и после недолгих переглядываний кладет руку на его плече.
— Ты даешь, брат, — говорит он сочувственно и одновременно проникновенно. — Я всего лишь удивлен, пойми это.
К ним присоединяется вынырнувший из тени Траубе.
— Расскажи нам что произошло в доме за те два дня, которые ты не появлялся при дворе.
— Мы все ждали, когда над улицей Вязов появятся пожарные дирижабли
— Не иначе.
Эверт ощутил приступ раздражения. Эти двое предвкушали развлечение и никак иначе. Он рассказал все, упустив из виду романтичные подробности и не забыв упомянуть про то, что было бы неплохо присвоить Лире какой-нибудь липовый титул.
— Я все еще не пойму, — тянет Лайнелл, — к чему вся эта спешка?
Эверт жмет плечами. Ему не нравится, как реагируют эти двое — они не обратили внимание на скорые подвижки, а продолжают интересоваться совсем уж несерьезными и как бы сказал Эверт женскими вещами.
— Не стал откладывать дело в долгий ящик.
Траубе только многозначительно кашлянул в ответ на это, обратив тем самым внимание его величества на себя.
— Мне кажется, — говорит он медленно как будто бы подбирая слова, — что вся эта спешка была главным образом из-за того, что один известный нам граф испытывает симпатии…
— А не чувство вины? — встревоженно и очень серьезно перебивает его Лайнелл.
Траубе качает головой, развалившись на императорском троне самым вольготным образом.
— Нет-нет, — продолжает тот во все той же спокойной манере. — Тогда бы он вернулся через пару часов, а не дней.
Лайнелл сводит брови и начинает часто-часто кивать, как будто бы соглашаясь с ним.
— Стал бы просить облагодетельствовать ее титулом виконтессы и постарался устроить судьбу с самым достойным представителем нашего унылого общества.
— Например, с маркизом Вильге, — откликается Лайнелл. — Чем не кандидат?
Траубе качает головой из стороны в сторону, размышляя, соглашаясь и нет с предложенной им кандидатурой.
— Вильге? — переспрашивает Эверт сраженный происходящим фарсом. — В его обществе не было замечено ни одной женщины… Какого черта, вы оба несете?
Смотреть и слушать это невозможно — друзья забавляются за его счет и подают это все самым заботливым и одновременно издевательским тоном.
— Васкес? — не отстает Лайнелл. — Тихий, спокойный и прекрасно бы уравновесил характер этой бойкой девушки.
— Васкес — идиот, — отвечает Эверт вместо мастера тайных дел. — Последний из почти угасшего рода.
Сэгхарт Дельвиг закрывает глаза. Злится на этих двух клоунов невозможно. Они же пользуются тем, что так давно знают его.
— Но суд предоставляет слово ответчику, чтобы тот мог представить доказательства своей невиновности.
Лайнелл сбрасывает ноги Траубе с резного подлокотника, присаживаясь на него. На Эверта смотрят две пары смеющихся глаз.
— Вы — сволочи, — выдыхает он наконец. — Какого черта устроили все это?
Друзья переглядываются и только сокрушенно выдыхают в каком-то одном, едином на двоих вздохе.
— Она хоть настоящая? Или, нанятая актриса?
Лайнелл вновь поднимается со своего места, перед этим цыкнув. Он вздыхает и опускает взгляд на Траубе. Эти взгляды просто выводят Эверта из себя.
— Ты безнадежен, темнейшество, — произносит ласково и в тоже время грустно король Эйнхайма. — Мы ничего не делали. Она и в самом деле перевертыш, а ты непросто разучился понимать шутки, а совсем уж повернулся на делах государства. Что в принципе похвально, но все равно как-то чересчур.
Лайнелл чешет бороду, а потом кивает вдаль зады, туда, где находится скрытая дверь в его покои.
— Пообедать бы не мешало.
Он идет по направлению к ней.
— Ты загнал себя и зациклился на делах графства, на тьме, академии и вновь на своих землях, ренте и строительстве. Вот и сейчас ты подозреваешь нас в черт знает в чем, а это не мы, а ты воспринял все как-то уж слишком буквально. Сделал и пришел отчитаться. Ума не приложу, как тебе удалось все это. Я бы на ее месте послал тебя.
Лайнелл ждет их в глубине комнаты, а потом обиженно тянет:
— Вы идете?
— Хотя, как бы это не было грустно признавать, — Траубе делает шаг ему за спину, — но я рад, что эти дни ты был занят, не нами.
Они оставляют Эверта в одиночестве великолепной залы. Он может остаться и злиться, а может присоединиться к их компании, что он и делает. Друзья в чем-то правы: эти дни — лучшее, что происходило с ним за последние годы.
— Признайся, что не сказал ей о необходимости скрепить союз кровью?
Кролик в собственном соку с розмарином, спаржей и сладкой морковью был ужас как хорош, но ровно до этой минуты. Эверт отодвигает тарелку и даже на бокал красного вина смотрит с некой долей отвращения. Его это гложет, и он чувствует себя лжецом, что не сказал ей об этом.