— Потому что мне начинает казаться, что твой интерес неспроста.
Энори откликнулся не сразу, и таким тоном, будто узнал нечто новое для себя:
— Вот оно как. Хорошо, пусть все идет, как идет.
**
«Аталинский гость уже в нескольких днях пути» — получив это известие, генерал вернулся в Осорэи из Ожерелья, где отстраивали сгоревшую заставу. Порой, как сейчас, в пограничных крепостях, а обычно в Сосновой и Срединной, где стояла часть гарнизона и обучали новобранцев, он пропадал большую часть года, но никто, кроме разве что брата, не догадывался — не один только долг держит хозяина Хинаи вдали от дома. Сам этот дом и отталкивает. Как старшему, досталось Тагари родовое гнездо… и не деться от него никуда, и не перестроить, чтоб не бродило прошлое по коридорам.
Тагари видел, как поднялась луна, поплыла над верхушками садовых деревьев — и соловьи запели. Аромат жасмина окутывал сад — самое время мечтать о несбыточном. Или закрыть окно.
В такие ночи он невольно вспоминал жену, хотя старался никогда не думать о ней. Истэ, кареглазая, своевольная, с волосами, пахнущими осенней листвой, с чуть хриплым голосом и капризно изогнутым ртом… Крепкая, невысокая, полная какой-то животной грации, но при этом холодная, словно луна над заснеженными полями. Она вышла за Тагари не по любви, а по решению семьи, и даже рождение сына не изменило ее душу. А потом ее разыскал человек, которому отдано было сердце Истэ еще с ранней юности…
Генерал пытался найти беглецов, но будто горы помогли им — те ускользнули от погони, следуя невесть как найденными тропами. Найти их, уже недалеко от границы, помог Энори, которого поначалу даже не думал подпускать к розыску.
А сын… все думали, что он умрет. Хилого, болезненного ребенка никто не принимал всерьез…
Тагари было жаль, что его первенец родился таким. Он тогда не смог сдержать разочарования. А Истэ не дождалась даже, пока Тайрену толком научится говорить…
Часом раньше, проходя по дому, генерал услышал разговор слуг. Не остановился бы, но разобрал имя наследника своего.
— У маленького господина и улыбку-то не выманить… а этот как придет, малец у него на шее виснет, и так часами висеть готов! — это, видимо, нянька
— Я бы на твоем месте не ревновал, а лучше исполнял свои обязанности, — отметил кто-то еще.
— Да куда лучше! Все для него…
— Ну а мальчику нужно нечто другое. Бывает.
По лицу Тагари Таэны скользнула тень, и он направился в собственные покои. Потерян ли сын для него самого? Или еще не поздно? Только что делать с болезненным ребенком, которого нельзя посадить на коня, вывезти в горы… Что там горы, если до него и дотронуться страшновато, вдруг сломаются эти птичьи косточки. Но он жив, и ему лучше, чем во младенчестве — врачи до сих пор считают это чудом. Если Тайрену вырастет, разве он будет числить себя настоящим наследником Дома, если толком не был подле отца?
Господин генерал, едва вернулся, затребовал Энори к себе; советника выдернули с театрального представления посреди новой пьесы, смотреть которую собралась половина городской знати. Несмотря на страсть к театру, тот подчинился не просто мгновенно, но, как показалось вестнику, с охотой. О чем они разговаривали с главой Хинаи, кроме этих двоих не узнал никто. Разговор длился долго — и Тагари вышел с лицом довольно мрачным, но чувствовалось, что он спокоен и пребывает в сносном расположении духа.
Слуги тоже понемногу начали успокаиваться — генерал Таэна относился к суевериям с опаской и уважением, в отличие от брата, который обряды против злых сил если и соблюдал, то из уважения к старине, уж никак не от страха. Но, раз глава Дома не счел нужным что-то предпринимать, значит, и впрямь всех переполошили глупые слухи.
К тому же никаких ужасов в городе не воспоследовало.
Зато в городском гарнизоне творилось неладное. За две ночи погибли двое — похоже было, что их разорвал дикий зверь. Хоть произошло сие у самых стен Осорэи, многие сомневались, ведь не полезут волк или иная лесная тварь к людям. Да и предместья им не миновать незамеченным. Однако среди военных немало было людей, знающих толк в охоте — и они утверждали: тела были растерзаны либо крупным зверем, либо кем-то совсем уж непостижимым. Края ран выглядели слишком неровными для ножа, но все же ровнее, чем при укусе, когда плоть разрывают, а не режут. Разве что зубы были заточены, и длиннее, чем волчий клык. На следы крупных когтей тоже не походило — нет зверя, у которого когти на лапах расположены таким образом.
Убиты были: караульный, стоящий возле ворот, и повар, готовивший на заднем дворе похлебку для дежурной стражи.
Тварь хватала за горло; но одна из жертв успела закрыться, и порвана была рука выше локтя. Только это не спасло человека, и криков никто не слышал. Убив, виновник отходил ненадолго и возвращался, когда кровь переставала течь. И вновь запускал клыки…
— У господина Макори Нэйта есть хасса, — угрюмо заявил один из солдат гарнизона.
— Ты совсем умом тронулся — что он ее, по ночам выпускает?
— Всякое бывает… сторож попался нерадивый, — осторожно ответил первый, сообразив, что за языком стоило бы последить. Собеседники замолчали. Только в бреду можно было заподозрить наследника одного из знатнейших домов Хинаи в подобных забавах, но слухи о Макори ходили разные. А раны на телах жертв больно уж странными были…
Рииши две ночи не спал — после первой смерти в гарнизоне; чувствовал — что-то будет еще. И дождался… второго человека не уберегли. Поиски следов и расспросы ничего не дали, как и выставление дополнительного караула после первого нападения.
Что сам Рииши, что командиры старались развеять страх, поселившийся в душах многих подчиненных — удавалось это с трудом. На предложение обратиться к монахам ответил резким отказам — хорошее будет в народе уважение к городской страже!
— Мы готовы встретить врага, но где он, этот враг? И что он такое? — говорили и самые молодые, и самые суеверные. Другие намерены были расшибиться в лепешку, но изловить этого зверя.
Молодой человек направился к Макори, застал его выезжающим со двора по нуждам округа, почти стащил с коня, отвел в сторону и едва ли не наорал — что за дела? Ты подсунул мне того парня, просил быть бдительней, а теперь такое творится?
— Думаешь, это я их загрыз? — возмутился Макори. — Или кто — мой отец?! Я просил пленника охранять, а тут на твоих солдат нападают. Мой отец, по-твоему, идиот?
— Хасса твоя…
— Ты уж совсем ненормальный. Я тебе полдома свидетелей приведу, что она под замком. Расспрашивай сам, как угодно.
Негодование и удивление приятеля выглядело искренним. Но еще больше в невиновности убедило любопытство — Макори живо заинтересовался подробностями. Нет, будь он или Суро причастен, не так бы держался.
Рииши так и ускакал ни с чем, на полдороги вспомнив, что собирался все равно избавиться от заключенного — пусть Макори его забирает, но поздно было, приятель наверняка уже за воротами, он носится вихрем даже по городским улицам.
Всю ночь Рииши провел в казармах — на сей раз тихо было. Наверное, зверь не голоден, потому и не нападает, думал молодой человек.
Вчера утром Сэйку снова расспрашивал, как да что, даже просил взять с собой… дитя, он и впрямь считает, что увидит нечто, ускользнувшее от внимания опытных взрослых? Рииши ощутил нежность к брату — и легкую зависть. У него все еще впереди… и он пока может быть столь наивным.
Когда небо из темного стало иссиза-серым, а луна поблекла, отправился за советом, ругая себя за то, что не сделал этого прежде.
Время дли визита было чересчур, неприлично раннее, едва рассвело, но ждать Рииши больше не мог. В конце концов, его друг жил хоть и не в собственном доме, но в отдельном крыле, и если уж простые горожане туда приходили, то ему и подавно не о чем беспокоиться.
Правда, просители из низов, да и рангом повыше к Энори являлись, когда генерала не было в городе — при нем не отважились бы. Ну все одно, не ровня.
Несмотря на раннее утро, прохлады уже почти не осталось. Все приметы обещали очень жаркое лето. И оно будет еще более жарким, если нападения не прекратятся.
— Молодой господин не спит давно, вы его не побеспокоите, — заверил слуга, подоспевший на зов привратника.
Рииши обнаружил приятеля в саду, под карликовой ивой, нависшей над ручейком. Энори устроился на циновке и мучил флейту.
— Садись тут, сейчас слуги что-нибудь принесут, — обронил он, не отрываясь от инструмента. Флейта издала длинную мелодичную трель.
— Оставь ты… я по делу к тебе. За советом и помощью.
Энори отложил инструмент и выжидательно посмотрел на гостя.
— Знаешь ведь, что творится у нас в гарнизоне?
— Расскажи сперва сам.
Слуга красиво расставил на деревянной подставке маленькие чашечки с горячим напитком. Дождавшись, пока их с приятелем оставят одних, гость поведал, зачем пришел. Энори слушал внимательно и, как показалось Рииши, с некоторым азартом. Дождавшись окончания рассказа, поднял флейту и дунул в нее — инструмент издал вопросительный звук.
— Что это может быть?
— Хм…
Рииши сжал в ладони хрупкий фарфоровый сосуд, рискуя расколоть его.
— Твари нижние… что за время настало! Мало нам северян и немилости Столицы! То горожане на все лады склоняли твое имя, наконец успокоились — и напасть настоящая!
— Ты, как понимаю, не допустишь слухов?
— Приложу все силы. Но не могу же я и мои помощники всем камни к языкам привязывать!
— А где тела?
— Первый отдан родственникам, его уже взяло пламя, но второго можно увидеть. Скажи, это может быть зверь? — Рииши смотрел с надеждой, но собеседник ничего не ответил.
— Если смотреть, то сегодня, лучше сейчас, пока нет жары, — гость поднялся. Энори остался недвижим: сидел, опустив голову на руки, похоже, задумавшись.
Какое-то время спустя Рииши ждать надоело, и он собрался окликнуть товарища, но тот сам заговорил:
— Хотел спросить: тот человек из земельной стражи, бросивший службу — он не пострадал?
— Жив, хотя лучше бы нет, если из-за него всё.