Бандит подошел совсем близко, гневно раздувая ноздри и сжимая кулаки. Может, и еще чего сжимал, я особо не разглядывала. Смотрела завороженно в невероятные, пылающие огнем глаза, и пыталась что-то промямлить. Ничего не получалось. Лучше бы раньше молчала, дура несчастная.
Глаза оборотня, меж тем, приблизились на неприлично близкое расстояние. И, вдруг, округлились от удивления и немного отстранились. Макс заозирался, шумно втягивая воздух. С ума меня сведет, честное слово. Неуравновешенный придурок, а не оборотень.
И этот придурок сейчас вознамерился понюхать меня. Бесцеремонно зарылся носом в волосы на голове и тут же отпрянул. Я даже не успела садануть его по дурной башке бутылкой лимонада, оказавшейся под рукой.
— Отвали, псих! — погрозила колой принюхивающемуся типу.
Но тому все неймется, и вот уже настырный нос трется вокруг ног. Я брыкаюсь и матерюсь, как сапожник. Хорошо хоть ученики не слышат, а то позору не оберешься.
Но крепкая рука вмиг прекратила все трепыхания, твердо зафиксировав лодыжку раненой ноги. Как в замедленно съемке вижу голову безумного Макса, наклоняющуюся к кровоточащей ране. Он задрал мою ногу выше и пришлось откинуться назад и упереться на локти, чтобы не упасть навзничь.
— Да что ты творишь, придурок! — грозно шиплю и безуспешно дергаю несчастную конечность.
А этот пес шелудивый притянул мою стопу к себе ближе, уперся носом в подошву и тщательно, миллиметр за миллиметром обнюхивает ее. И, внезапно, лизнул рану. Я взвизгнула и дернулась, но Макс, как-будто пребывал в прострации и методично зализывал порез, не обращая никакого внимания на сопротивление.
Кошмар! Стыд-то какой! Ноги же грязнючие. Я и по земле ходила, и по воде. А этот сумасшедший знай себе нализывает. Да еще и глаза прикрыл, негодяй. Урчит и даже причмокивает. Фу! Хотелось бросить что-нибудь едкое, типа не оставить ли его наедине с моей ногой, но поостереглась я шутить с маньяком.
Макс продолжал это непотребство несколько минут. У меня уже и спина устала, и ругательства кончились. Наконец, захват на несчастной, пережившей насилие, ноге ослаб и ее довольно аккуратно опустили на плед. А на меня глянули желтые, горящие ровным и сильным пламенем глаза.
Я медленно согнула ноги в коленях и подтянула их к груди, усаживаясь прямо. Макс внимательно следил за каждым движением и вид при этом имел весьма странный, на мой взгляд. Такими блестящими и жадными глазами детишки в ожидании лакомства смотрят на продавцов мороженого и сахарной ваты.
Это что же получается — Виктор Эдуардович соврал и на самом деле оборотни не прочь пополдничать человечиной? Вон как глазюки растопырил, поганец. Сам дрожит, ручонками плед комкает. Распробовал, выходит. Того и гляди кинется и поминай, как звали. Не его, меня. Меня будут вспоминать добрым словом друзья и коллеги, принося на могилу четное количество цветов.
Подумала я, значит, о предстоящем прощании с бренным телом и так жалко себя стало. Хоть вой. Ну я и завыла. Это у меня в последнее время все лучше и лучше получается. Сказывается практика. Вот и сижу, кулаком слезы и сопли утираю, да сокрушаюсь о долюшке своей тяжкой.
Посмотрела на своего бандита, а он такое лицо сделал, как-будто несварение у него сильное. Газы, что ли мучают болезного? Вот тоже досталось бедняге. И нервы ни к черту, и желудок беспокоит. А, впрочем, мне до него дела нет. Он меня вообще сожрать хочет, а я его жалею?
Отругала себя мысленно за неуместную жалость к громиле и стала думать, что делать дальше. Для начала не худо бы извиниться, а дальше посмотрим, как пойдет.
— Вы меня простите, пожалуйста, — теребя истрепанный венок и потупив глаза, начала я. — Я вас тут обзывала всякими словами… Это не со зла… Испугалась очень.
Макс продолжал молча разглядывать меня, демонстрируя абсолютно разные эмоции. Он то хмурился, то улыбался, то поднимал задумчиво брови и опять тень набегала на лицо. А потом вообще плотоядно облизнулся и так посмотрел, что меня бросило в жар и щеки запылали. Говорю же — ненормальный.
Быстрым движением, Макс поднялся и теперь стоял, возвышаясь надо мной. Не прерывая зрительного контакта, взялся за майку и стянул ее через голову. Моим глазам открылся интересный, но смущающий вид на крепкий мужской торс. Я особо не приглядывалась, вы не подумайте. Я не такая. Но красивое, подтянутое тело оценила. Широкие крепкие плечи и узкие бедра — эталон мужской красоты. И дорожка черных волос, убегающая в место, которое мы, девушки, зовем целомудренно линией бикини.
— Женя..
Это у него такой голос? Ничего себе! Я думала, он только орать, брызгая слюной, может. А он еще вон как умеет. Низко и хрипло, до мурашек.
— Что? — Решаюсь поднять голову.
— Ты мне ничего рассказать не хочешь?
Как завороженная слежу за плавными движениями рук, взявшихся за пряжку ремня.
— Что это вы делаете? — с подозрением спрашиваю у Макса, вознамерившегося показать мне свою линию бикини.
Оборотень невозмутимо вжикнул молнией и начал снимать штаны. Я вспыхнула от негодования, отвернулась и погрозила кулаком, почему-то, кустам. Макс просто за спиной стоит, ему неудобно грозить. Вот и получилось, что кустам, но подразумевалось, что это чрезмерно раскрепощенному оборотню.
— Вы мне тут прекращайте нудизмом заниматься! — возмущаюсь, пытаясь изгнать пунцовость с щек и вернуть себе нормальный цвет лица. — Хочется погулять голышом — идите, вон, в кусты, и гуляйте там!
За спиной слышу какую-то возню, хруст и, наконец, тяжелое учащенное дыхание, которое неумолимо приближается. Чем он там занимается? Надеюсь не тем, о чем я подумала? Опасливо оборачиваюсь и вижу перед своим лицом крупную морду черного волка. Кошмар. Лучше бы он занимался тем, о чем я подумала, честное слово.
— Мама! — взвизгнула и отпрыгнула от животного в сторону. Ну как отпрыгнула. Скорее отползла.
У волка оказалась не только голова крупная. Этакая махина, размером с хорошего теленка, осторожно приближалась к дрожащей мне. Я с тоской оглянулась по сторонам. Нет, ну вы подумайте, ни одного куста рядом! А пушистая зверюга все ближе и ближе, и какие намерения у нее — остается только гадать.
Наконец, вот он, рядом. И руку протягивать не нужно, чтобы дотронуться. На удивление, от зверя не пахло ничем таким, чем могло бы пахнуть, по моему разумению. Аромат хвои, влажной коры тополя и опавшей листвы, вот и все, что различил мой нос. Зато нос черного волка желал познакомиться поближе и осторожно обнюхивал воздух вокруг меня, не прикасаясь к телу.
Я поеживалась и нервно ерзала, пытаясь отдалиться от наглой черной носопырки, но и волк тоже не сдавался и только увеличивал напор. Если поначалу, он не решался дотронуться до тела, то сейчас уже, не стесняясь, навалился широкой грудью и опрокинул меня на траву. И тут же сунул дерзкую морду в ложбинку между шеей и плечом. Глубоко вдохнул и отпрянул в сторону, фыркая, чихая и потирая морду лапами. При этом смотрел так обиженно, словно я ему струей из перцового баллончика зарядила в глаза.
Ну и нечего лезть, раз плохо пахнет. Эстет и интеллигент в пятом поколении, а не оборотень. Мне вот не нравится, что кое-кто без штанов расхаживает, но я же терплю.
Волк еще попрыгал кругами, изображая странные фигуры, а я, честно сказать, уже рукой махнула на него. И бояться перестала. Хотел бы укусить — давно бы цапнул. А так скачет козликом, кренделя выписывает, да и Бог с ним. Вот раздраженный Макс — это проблема, а его вторая ипостась воспринимается мною навроде веселой собаки. Вон как дурачится — спиной по траве елозит, пузо солнышку подставляет.
— Эй, Трезор! Колбаски охотничьи будешь? — окликнула зверюшку и помахала пакетом с едой.
Волк замер, забыв о веселье и обиженно посмотрел на меня.
— Не хочешь? Ну ладно, мне больше достанется.
Вынула из пакета упаковку колбасок и нарезанный хлеб, намереваясь хорошенько перекусить. Я говорила, что на нервах вечно голодная? Чем сильнее нервничаю, тем больше есть хочу. После родительских собраний, например, сразу заруливаю в магазин и покупаю себе торт.
Волк трусцой пробежал мимо меня, уютно устроившейся с провизией на пледе. Остановился возле кустов, посмотрел укоризненно и скрылся за густыми ветвями поросли ольхи.
Ну и иди, гуляй, блохастый. А я пока перекушу.
Дожевывая вторую колбаску, поняла, что второго такого тормоза, как я, еще поискать нужно. Он же одежду тут оставил! Значит, и телефон совсем рядом, а я брюхо набиваю, вместо того, чтобы помощь вызвать.
Решив, что с этого маньяка станется наблюдать за мной из кустов, как можно непринужденнее улеглась на бок, подперев голову согнутой в локте рукой. Вторую руку осторожно сунула в ворох одежды, брошенный недальновидным бандитом возле меня. Нашарила карман джинс и вот она награда — телефон! Затаила дыхание и подтащила добычу ближе. Теперь нужно извернуться и достать из заднего кармана своих шорт визитку Игнатова. Как достать-то незаметно? Вдруг, сидит в засаде и каждое движение контролирует? Эх, была не была. Сделаю вид, что зад чешется. Что, не может у девушки попа зачесаться? Еще как может. Тут же принялась за дело и начала активно чухать свою пятую точку. Оп-ля! Визитка у меня. Продолжаю делать невинный вид и нажимаю кнопку включения смартфона. Только бы не запаролен был. Ура! Удача на моей стороне, можно набирать номер. Кошу одним глазом на экран, а другим пытаюсь обозревать окрестности. Так и косоглазие заработать недолго. Наконец, номер набран и я, затаив дыхание, нажимаю вызов. Бесконечные мгновения тишины чуть не доводят до нервного срыва, но вот и он — долгожданный гудок. Один, второй, третий. Угроза нервного срыва миновала, зато замаячила новая — инфаркт. Да возьми же трубку! Для чего тебе телефон, спрашивается?
И, когда отчаяние начинает затапливать новой волной, в трубке что-то щелкает и раздается спокойный и твердый голос Игнатова.
— Слушаю.
Глава 13
— Виктор Эдуардович! — громко зашептала я в трубку. — Это я, Женя! Узнали?
— Женя? Что случилось? — в голосе Игнатова явно звучала тревога.
— Случилось, Виктор Эдуардович! Еще как случилось! Что же вы так плохо за своими оборотнями смотрите, а?
— Не понял…
— У вас там никто из психических не пропадал, случайно?
— Женя, объясни толком..
— Я и объясняю. В общем, забирайте своего сумасшедшего и возвращайте меня домой! Я в Темрюк не хочу с ним ехать.
— Женя! — повысил голос Игнатов. — Успокойся и расскажи, что происходит.
Я вздохнула, посокрушалась чужой непонятливости, смахнула с щеки божью коровку и, периодически пуская слезу, завела рассказ:
— Вчера вечером, после того, как Роман уехал, ко мне ввалился неадекват из ваших. Орал и дрался, Машку искал. Я сказала ему, что у Любимовой тетка на Азовском море живет, вот громила меня и заставил с ним ехать и искать Машку. Едем вместе теперь в Темрюк. А еще он мне ноги лизал. Я его боюсь, он какой-то нервный и неуравновешенный. Заберите его, а?
Я всхлипнула, а в трубке что-то забулькало и зачавкало. Что за ужасная привычка жевать во время телефонного разговора?
— Эй, вы еще тут? Виктор Эдуардович, вы что там обедаете? — возмутилась я.
Нашел время. Меня спасать нужно, не теряя ни минуты, а он жует.
— Я здесь, Жень. Я не ем, просто закашлялся что-то. — голос Игнатова строг и сосредоточен. — Ты где сейчас?
— На речке.
Виктор Эдуардович заскрипел чем-то в трубке.