— Я же говорил — битва. Беспощадная и нечестная. Потом расскажу, — деловито изрек Платон и уставился на Кики глазами умилительного котенка. — Ты поможешь? Волосы — моя самая крепкая защита. Как мне таким общипанным жить?
— Помочь? — задумалась Кики на секундочку, стуча пальчиками по подоконнику. — Помочь я могу, конечно, — Кикилия улыбнулась и зарделась, осознавая свою крутость и еще кое-что. — Я — и предметная магия. Да.
— Ну. Так помоги! Нерасторопная какая. Сейчас маменька твоя как залетит фурией, так мы вдвоем из окна выскочим, — Плат поглядывал то на остолбеневшую от наглости Кики, то на закрытую потрескавшуюся дверь.
Кикилия сложила руки под только выделившейся грудью, копируя свою родительницу, и уже готовилась трубить о словесной битве. Осталось выбрать, на какой зубок попробовать «оборванца». А вот Платошик воевать не собирался — ему бы отойти от сегодняшнего сражения с тупым самодельным завивателем. Откуда пацаненку было знать, что волосы укладывать — это не по стенам на второй этаж бегать?
— Пожа-а-алуйста, — заскулил Платошик. — Знаю, я плохой друг и болван. Давай же, Кики!
— Ладно, — девочка подбежала к белой шкатулке в мелкие раффлезии и щелкнула замочком. — Держи! — ведьмочка сцепила свободные руки за спиной и, довольная собой, раскачивалась вперед-назад.
— И что это? — Платон крутил в руках золотистый гребешок с мелкими зубчиками, и его удивление росло так стремительно, что уже не вмещалось в проем окна.
— Расческа, глупенький. Для твоей мужской силы, — засветилась радостью Кикилия и тут же померкла. — Ой! Для защиты твоей! Точно, — девочка гнала смущение, попутно стараясь собраться с мыслями — Расческа для защиты! Ух!
— И поможет? — не мог скрыть недоверия Плат. — Где ведьмовские чары? Заклятия? И черная кровь? — поджатые губы давали понять — мальчишка рассчитывал не на это.
— Черная кровь? Какая фантазия! — всплеснула руками Кики, окончательно потеряв остатки бдительности. — Твои идеи да в правильное место — я бы, я бы… что угодно тогда сделала!
— Что? — светился раззадоренный похвалой Плат, машинально причесывая пострадавший чубчик.
— Не знаю. Частичку души бы в тебя вложила, — без лукавства ответила Кикилия. Цвет ее глаз изменился на глубокий синий, чего прежде никогда не случалось. Она посмотрела на Плата так, как еще не умела смотреть минуту назад.
Шажочек. Еще один. Гребень выглядывал из непослушных волос. Только никто не спешил его вытаскивать. Рукам Платона было к чему прикасаться. Какой там гребень? Хоть и весь такой волшебный. Плат ощутил дыхание на своем лице и со страхом закрыл глаза. Кики не противилась странному порыву, заставляющему мокнуть ее платье, и тоже прикрыла веки.
Со стороны Кикилия и Плат напоминали недавно родившихся зверят. Тыкали друг друга "мордочками" в поисках нужного обоим. Руки Платона хаотично бегали по спине Кики. Пальчики Кики вцепились в плечи друга…
— Я не думала, что это так мокро, — Кикилия счастливо улыбалась и собирала платком влагу с лица.
— Мокро и круто, — Плат не стал вытираться и обалдело глядел на Кикилию. — Давай еще раз, а?
— Давай! Только не глубоко — чтобы я могла дышать, — Кики положила руки Плата себе на талию и приоткрыла губы.
— Ки-ки! Чай уже остыл! Иди пей! — слова Варвары становились все отчетливее. Платон отпрянул от застывшей малышки и три раза переменился в цвете. Дрожащие пальцы еле совладали с окном. Секунда на гляделки — и Плат сиганул вниз.
— Ты чего комнату морозишь? — Варвара недовольно окинула взглядом бедное убранство спальни, только на секунду остановившись на дочери. — Иди балуйся чайком. И за работу. Двенадцатилетние на носу — пора нормальной ведьмой становиться!
— Да, мама, — согласилась Кики. — Ты иди. Я за тобой.
Варвара недовольно поежилась и тут же успокоилась, намереваясь оставить дочь наедине с холодом.
— Да, окно закрой. Сейчас! Ведь так и забудешь.
— Хорошо, мам.
Варвара исчезла в темноте коридора, а Кики осторожно подошла к старенькому зеркалу. Она всматривалась в свое лицо, прикасалась к губам, трогала подбородок.
— Как было раньше. Только я чувствую, что все изменилось, — Кики еще раз оглядела себя, подолгу задерживаясь на серо-голубых глазах и розовых пухлых губах, словно именно они нуждались в повышенном контроле. — Не выдавайте меня и Плата. Точно, Плат, — Кикилия на цыпочках подкрадывалась к окну, которое так и не закрыла.
Плат стоял внизу. Он увидел Кики и принялся неистово облизываться, как будто его рот щедро испачкан любимой сладостью.
— Придурок.
Глава 2. Фамильяр с дредлоками
Голова Кикилии лежала на грубо сколоченном столе, за которым нормальному человеку было бы страшно сидеть. Неотесанное и запятнанное варевом дерево грозилось впиться многочисленными «осколками» в кожу, сделав ее своим постоянным пристанищем. Возле Кики лежали два больших глаза с черной радужкой, «кровоточащий зуб», а также целая орда из баночек с травами и специями, наспех обмотанными старой мешковиной.
Варвара смотрела вглубь себя, машинально гоняя по столу третий глаз. Он то и дело бился о макушку Кики и снова возвращался в исполосованную трещинами пятерню старой ведьмы. Варя улыбнулась своим мыслям и принялась выплевывать песенку, не менее странную, чем она сама:
{Растила я ведьму,
Да с чужим даром.
Гадания мне твои
Не нужны и даром.
Я травок заварю,
Глазниц раздобуду.
Ты больше не говори,
А я молчать не буду.}
Глаз сумел проскочить между пальцами. Варвара, чертыхнувшись, полезла за ним под голубой комод — задняя часть ведьмы угрожающе поднялась, и кухня наполнилась гулом.
— Ух, смотрите-ка! Кто тут у нас? Да иди ко мне, чтоб тебя! Иди, иди… Это ж надо. Я тут измаялась вся, а он, значит, лежит себе — прохлаждается. Иди сюда! Вот же гузно на ножке!
— Что-то потерялось, матушка? — Кикилия неторопливо подняла голову. В ее глазах зарождался интерес к происходящему, да только фигура Варвары полностью скрывала того, кто прятался в подкомодной темноте.
Варвара проворно вынырнула из своего укрытия, хрустя позвоночником и стуча коленками по полу.
— Потерялось, — нарочито добродушно ответила Варя, чтобы через секундочку утопить Кики в ехидстве. — Совесть твоя потерялась, Кикилия Твердолобая!
— Не стыдно так кровинку свою обзывать? А еще умудренная возрастом женщина, — Кики хотела выйти из-за стола, только ноги сковало от долгого сидения в неудобной позе. — Ай, больно как!
— Это ты не знаешь, как больно материнскому сердцу, когда ее дети надежд не оправдывают.
В другой раз Кики выбежала бы из комнаты, смачно стукнув полуживой дверью. А сегодня бунтарский дух девушки пока не проснулся, к тому же бегать на опутанных тонкими невидимыми нитями ногах трудно даже для упрямой ведьмы. Кики обреченно подперла голову рукой и наблюдала за суетливыми движениями матери уже без былого интереса.
— Обиделась, что я уснула? — догадалась девушка. Она растирала переносицу, стараясь как-то подготовиться к неприятному разговору. Варя ничего не ответила. — Ма, зачем мне знать, как отвадить от себя диких животных? В чем прикол, а? Где тут животные? В забытой чертом квартирке есть только ты и я.
— Животные не заходят, говоришь? Не заходят — залезают! Шастают через окна и глупых дев с толку сбивают, — Варвара говорила медленно, всматриваясь в глаза Кики. Она старалась с ногами окунуться в мысли Кикилии и навести там порядок на свой вкус.
— Что? Какие животные? — голос девушки задрожал, щеки раскраснелись, как обожженные. Глаза налились теплыми слезами, выступившими от переживания и неожиданного прилива нежности к Платону.
— Которые дочку мою плохому учат. Ок, фиаско, а теперь — прикол! И запыленный ворох словечек: вау, чипить… Думаешь, я не знаю, кто это нам на вихре своем приносит? Девке пятнадцать лет! Нет чтобы колдовские рецепты у матери перенимать. «Это же так скучно!» Интереснее непристойностей от не пойми кого набираться.
— Чилить, — машинально произнесла Кики, смотря на матушку почти невидящими глазами.
Довольная Варя сидела на полу. Она вытянула ноги и опиралась на отставленные за спину руки. Ее внутренности наконец отпустила невидимая рука, которая не давала дышать, как только этот бегун стал навещать ее девочку.
— Надеюсь, ты хоть не спала со своим фиолетовым? А то у тебя ума хватит, — Варвара совсем не изменилась в лице, только в ее душе бушевало свирепое море. Как же она боялась, что ее непутевая дочь загубит свою судьбинушку.
— Ну знаешь! — Кики выскользнула между лавкой и колючей столешницей и, минуя матушку, убежала в комнату. Сделать из себя обиженную было единственным и временным спасением для Кики. Девушка за один неожиданный разговор осознала тяжесть ситуации — дальше притворяться будет до ужаса сложно. Как и поняла, что ей, скрытной недоведьме, придется обо всем рассказать. Очень скоро!
— А вот и ты! — Варвара достала на свет белого, всего покрытого паутиной, трехлапого мыша, подняв его так, что нос пушистика практически касался «картошки» ведьмы. — Все от меня бегаешь? — поинтересовалась у находки Варя. — Так недолго тебе бегать осталось, дорогой, — женщина многозначно посмотрела в закрытое белой занавеской окно, и ее лицо тронула странная улыбка. Создалось впечатление, что думает Варвара совсем не о бунтаре-грызуне.
Варвара боролась с соблазном взять тупой нож, чтобы повозиться над разделкой как можно дольше, и выиграла. Пальцы сжимали пластмассовую крапчатую рукоятку всех оттенков коричневого. Лезвие угрожающе блеснуло. Острый край обещал, что работа пройдет быстро и практически безболезненно.
Варя неподвижно стояла посередине кухне, сжимая в правой руке мыша, а в левой — нож. Ее глаза смотрели на избранную плитку, где разворачивались картинки последних лет жизни с Кики. Злость отчасти схлынула, унося силы и боевой настрой. Разделывать беглеца теперь не казалось для Варвары удачной идеей. Она с раздражением отбросила нож в алюминиевый умывальник и потянулась к молоточку для отбивки мяса. Молоток заманчиво выделялся на белой стене. Его «головку» подпирал двойной металлический крюк. По бокам висели травы на толстых нитках, которые спускались с балки, прикрученной к потолку отцом Кикилии.
Еще раз посмотрев на балку, Варвара уверенно подошла к столу. Рука с молотком замахнулась над головой, и спасти зверушку могло только чудо.
— Мам, ты можешь зайти? — проскользнул неуверенный голос Кики в приоткрытую ею дверь спальни. — Я хотела с тобой поговорить, — девушка снова скрылась в своем убежище и ждала неизбежного. Слышно было, как в комнате зашмыгали носом. — Это важно!
Измученная мыслями Варвара успела замахнуться до того, как дочь известила о готовности поболтать. Пришлось тормозить на половине пути. Получилось! Ведьма улыбнулась чему-то своему, возможно, порадовалась хорошей реакции в такие-то годы.