— Да. Зелье ненависти действует только на врагов, — объяснила Кикилия и отпустила Платона, теряя к нему интерес. Она внимательно посмотрела на матушку и тоже захлюпала носом, — Мам, ну прости меня! — теперь ведьмы рыдали в два голоса, а Плат урчал без остановки.
— Тише ты, — ведьмак схватился за живот, стараясь заглушить матерные запевы кишечника.
Кики несколько раз шмыгнула, утирая кулачками горячие слезы, и подбежала к Варваре. Она хотела прижаться к матушке, а вместо это рухнула у ее ног.
— Боже! Больно так! — кричала молодая ведьма, а Варвара выла над ней подстреленным зверем.
— Ничего доченька. Ты выдержишь это, — прошептала Варя, превозмогая душащие рыдания, и погладила Кики по волосам.
— Что с ней? — осмелел перепуганный Плат. Он прижимал к себе скулящего комондора, не разрешая ему разворачиваться. — Тихо, все хорошо. Не смотри туда.
— Закрой рот! Сколько можно орать?! — слышать такое от Кики Плат не привык. Он оцепенел, не понимая, как сильно прижимает Тосю к себе. Только острые зубы комондора в практически незащищенной ноге и царапанье когтей по полу вернули оборотня к действительности.
— Кики? — осторожно позвал Плат. Ведьма не двигалась, она склонила голову и тяжело дышала. Платон медленно приблизился, чтобы дотронуться до ее плеча. Тося с интересом и страхом наблюдал за рукой Плата, но уже через мгновение в глазах фамильяра не осталось ничего, что могло напоминать заинтересованность. — Ты чего это? — Платон переключился на Тосю. Плату стоило сделать все, чтобы его «переключатель» застрял в таком положении. Возвращаться к Кикилии было серьезной ошибкой. — Боже ты мой! — взвизгнул Плат. Он хватал себя за шею и бормотал никому неизвестные молитвы, даже себе самому. — Святые лопухи, спаси, душу мою, ради отца моего…
Кики и не думала разворачиваться назад. Ее левый глаз стал цвета тихоокеанской сосны, а зрачок отсвечивал красным. Она внимательно смотрела на Плата, отчего кровь вскипала в венах. Это не могло длиться вечно. Пережив первые эмоции, Плат медленно поводил рукой перед лицом Кики. Осмелев от безнаказанности, мужчина бережно убрал волосы, закрывающие правую сторону лица Кикилии — здесь было не лучше.
— Черное отродье, — продолжила Кики, и Плат быстренько забросал ее лицо взлохмаченными волосами. — Мерзкая ошибка! Ты…
— Знаете, мне пора, — отрапортовал Платон, боком пробираясь к окну.
— Тварь! — доносился крик из-под волос. — Выродок! Чертов выродок, — бесновалась Кики, раскачиваясь по кругу, как безумный шаман. — Как и твой отец, — ведьма завыла, заставляя покрываться тело пупырышками.
— Это уж слишком! — теперь Плат рвался на улицу сильнее, чем пытался попасть сюда. Он трясся, как статуэтка-танцовщица, которая манила его в детстве. И наряд был подходящим. Платье. Белое. — Я не трону тебя больше! Прости меня! — загорланил оборотень, не глядя на Кики, и намылился бежать, но чьи-то холодные пальцы скользнула по его руке. Будь сердце ведьмака послабее, все могло бы закончится уже сейчас. От легкого прикосновения к предплечью.
— Подожди, — Варвара выглядела растерянной. Ее заплаканные глаза с мольбой смотрели на Плата. — Не уходи, — после этих слов ведьмак на треть всунул палец в ухо, стараясь быстренько навести в нем порядок.
— Что? — Плат показывал своим обескураженным видом, что слушать он согласен, но совсем чуть-чуть и только до тех пор, пока Кикилия исполняет свои ритуальные танцы. — Вы слышали дочку? "Не уходи"? Вы меня не соберете тогда, — оправдывался Платон. — Хотя… Может, это отработанная схема у вас. Сначала магия, все дела, потом раз — и корм для Тоси.
— У-у, — немедленно среагировал комондор. Тося взглянул на заговорщиков и решил отходить к своим задом. Плат, конечно, был больше чужой, чем нашенский, но сейчас Тосе было все равно. Лишь бы дальше от Кики.
— Не тебе она говорила, — пустилась в объяснения Варвара. — И не она говорила это вовсе, — решила признаться старая ведьма.
— Ага. Конечно. Вроде я не видел. И не слышал, — хмыкнул Плат, отворачивая недовольную и совершенно растерянную мордашку от Вари.
— Крысом клянусь, — зашептала Варвара. И хоть она точно знала, что говорит дочка ее словами, отвечать чем-то другим, кроме покалеченного крысеныша, не рискнула.
— Ладно, — нехотя доверился ведьме Плат. — А что мне здесь делать? Я же не душевный лекарь.
— Здесь — ничего! — цыкнула Варвара. — Тебе придется позаботиться о Кики, — опустила голову старая ведьма. Не думала Варя, что придется доверить свое сокровище фиолетовому кретину.
— Полетел уже! — Плат схватился рукой за окно, а Варя вцепилась в шторку. Крепкие ягодицы мелькнули перед ее глазами, показывая, куда скатилась жизнь ведьмы из-за старых ошибок.
Тося насторожился от слов Вари. Он ближе подошел к Кикилии и заботливо лизнул ее руку. Одного оскала хватило, чтобы Тося успел переместиться на подоконник. Он загородил Плату путь непроглядным облаком и добродушно аукнул.
— Не обольщайся. Ты тоже с ним пойдешь, — Варвара одной фразой прихлопнула надежду Тоси на странную, но спокойную «жизнь». — Понимаешь, — Варя снова обратилась к Плату, — зелье неправильное, не до конца сделанное. И случай у нас особый с тобой, — ведьма доверительно зашептала Плату на ухо. — Ненависти в моем сердце нет давно, — ведьма тяжело вздохнула. — Она отойдет скоро. Наверное, — еще тише добавила мать. — Только делать Кики здесь нечего, — всхлипнула старая ведьма. — Взаперти я ее не защищу. От врагов и печалей. Теперь ее главная печаль — я.
С последними словами Вари Кики упала не землю и затихла.
— Зайка, — Плат уже сидел возле молодой ведьмочки. Он убрал волосы с ее лица и пристально посмотрел в любимые глаза, ища в них правильный ответ, в такие уставшие закрывающиеся глаза — они были голубыми. — Все будет хорошо.
— Забери меня, пожалуйста, — успела проронить Кикилия.
Варвара смотрела вслед странной паре и плакала. Черная светлая ведьма и фиолетовый голый оборотень — что их может ждать?
— Постой! — закричала Варя, и Плат чуть не выронил Кикилию. — Она ничего не знает об этом мире! Я бы…
Плат быстренько подлетел к старой ведьме, щекоча своим дыханием ее ухо и шею.
— Мамуль, — неожиданно начал Платон, — хоть вы считаете меня самым тупым, но иллюзии и я создавать могу, — оборотень чмокнул ведьму в щеку, а затем нырнул в темноту.
Варя поводила руками, сдвигая дымку.
— Так будет лучше, дочка, — старуха присела на подоконник и прислушалась к стуку. Стучали на чердаке. — Да, Параса! — ответила ведьма старой Прасковье. — Одни мы с тобой остались, — сказала больше себе, чем Пане, Варя. — Главное, на новую сделку не пойти, — совсем тихонечко пробормотала Варвара и закрыла окно. Она прижалась к стеклу и, не дыша, вглядывалась в темноту. Внизу замелькало белое пятно.
— Прощай Тося. Береги ее. Ты моя единственная надежда.
Глава 7. Что для оборотня хорошо, то для ведьмы ахово
Кикилия пробудилась. Она потянулась, издавая урчащие звуки, но открывать глаза ведьма не спешила. Ноздри уловили подозрительный запах. Кики заулыбалась — видимо, посчитала, что Варвара придумала новый колдовской рецепт или готовит ей кушать.
— Собачатина на завтрак подана, мисс Кики! — крикнула девушка, переворачиваясь на бок. — Фу, никак зелье из шерстки какой-то или перьев, — Кикилия привычным жестом схватилась за простынку, которую так и не видела, чтобы укрыться ею с головой, забывшись на полчасика. — Спать, спать, — прошептала соня. По ее умиротворенному посапыванию, равномерному спаданию и росту бугра под махровой тканью можно было судить, что Кики снова уснула.
— А как ты угадала?! — ворвался в комнату Плат. — Я хотел тебе сюрприз сделать, — он обиженно поджал губы, дожидаясь ответа любимой.
— Плат, нет, — захныкала Кики. — Хочу видеть крыс, — еле ворочала языком сонная малышка.
— Не, как хочешь, конечно, — Плат отошел к двери, но уходить вовсе не собирался. — Так как ты догадалась?! — оборотень повысил голос, заглушая шипение и одиночные выстрелы жира из утиной тушки. — А, точно, — Плат стукнул себя рукой по лбу, — запах учуяла. Ну я пойду. Посмотрю, как там с крысами у нас, — оповестил оборотень. — Вчера видел на кухне одну. Хлеб еще стырила!
Кики вскочила, не решаясь первое время снять покрывало с головы. Но так как дышать ведьме было явно тяжело из-за ткани и длинных волос, девчушке пришлось выбираться.
— Не надо! — почему-то закричала Кикилия, не подпуская к себе Плата. — Я сейчас не хочу, — на лице Кики читалось замешательство. — Что вообще вчера было? — спросила Кикилия у себя, все еще не веря, что Плат реален. Ее глаза блуждали по узкой кровати, накрытой зеленым пледом. Он был огромным и колючим, с остатками пищи в жестких ворсинках. Слева виднелось что-то похожее на кусочки печенья, справа обитала вязкая красноватая субстанция, смешанная с черными волосами. А это? Между печеньем и чем-то другим, маскируясь под плед, лежала светло-зеленая козявка.
Кики быстренько зажала рот рукой и в полном ужасе таращилась на Плата.
— Плохо тебе? — догадался Платон. — Ты потерпи, малая. Мама твоя сказала, что немного ждать нужно, ну или… В общем, она сама толком не знает, — оборотень пнул ногой чью-то шерсть, не исключено, что свою. — Ты не переживай, главное. Утятина подоспеет, и все будет ок. Ок?
Положение Кикилии никак не изменилось. Она пока не решилась отнять руку от лица.
— Угу, — все, что смогла выдавить из себя Кики, не показав ничего лишнего. Не глядя, ведьмочка нащупала свободной рукой простынку и набросила ее на плед.
— Утятина — это хорошо, — неуверенно продолжил Плат, которому было странно чувствовать себя радушным хозяином и готовить еду для девушки. Необычайно молчаливой девушки. — А знаешь почему? — спешил поделиться знаниями Плат. — Она поднимает там все, ты поняла, — ведьмак указал пальцем на штаны и покраснел. — У тебя, конечно, нет, ну… такого. Но дело наживное, — Плата очень смутила очередная нелепость, и он изо всех сил старался исправиться. Не даром же говорят, что самое неприятное — повстречаться с партнером утром после первой совместной ночи. — Блин. Короче! У меня это поднимет, у тебя другое. Настроение там, — нашелся Плат. Стерев пот с лица, оборотень убежал на кухню. Похоже, у кого-то подгорело. Знатный завтрак мог оказаться под угрозой.
Кикилия сидела за столиком, обмотанная все той же простынкой. Холод заставил подтянуть ноги к груди и укутаться полностью, оставив «на улице» одну голову. Плат отламывал куски подгорелой утиной плоти и жадно засовывал их в рот, втягивая ошметки оставшейся шкурки с характерным звуком «хллюурп».
— Зря не ешь, — причмокивал Плат, махая перед Кики утиной ножкой. Кусочек жира упал ведьме на прикрытые колени, вызвав желание бежать немедленно. — Чего ее жалеть, птицу эту? Она уже жареная! — хмыкнул оборотень. Он тщательно утерся рукавом и неуклюже подмигнул ведьме. Сегодня частый гость Кики вообще не был похож на обычного Плата. То ли родной дом упрощал его до пошлости, то ли это и было истинное лицо ведьмака.
— Я не голодна, — взяла в себя руки Кикилия. В такой обстановке есть ей действительно могло не хотеться. — Лучше чаю или воды. Кипяченой! — на всякий случай добавила Кики.
— Э, так ты «Федьку» пей, — Плат не ограничился одним советом. Он резво пододвинул к Кики на удивление чистый бокал, наполненной до половины прозрачной «водой». — Почти как твоя обычная кипяченая вода, но лучше. Родниковая!
— Ух ты! — оживилась Кики, сжав пальцами ножку бокала. Простынка скользнула с плеч, но Кики никак не отреагировала. Она приблизила носик к добыче и осторожно втянула воздух. — Надо же, леденцами пахнет, — Кики радовалась, как маленькая, чем чуточку успокоила Плата. — И ягодами.
— Круто, да?! — расцвел оборотень. — Это отец мой делает, — Плат расправил плечи и хотел еще что-то добавить, но попка уточки сбила его с мысли.
— Твой отец делает воду? — ведьма убрала бокал от лица, ожидая, пока Плат протолкнет в себя последний ломоть мяса.
— Нет, «Федерика» делает. Или как там его… — Плат провел жирными руками по старенькой скатерти, а увидев, как Кики посмотрела на это, сделал вид, что разглаживает складочки. — Ты пей, пей. Это как лечебное зелье, только круче, — заулыбался Платон. — Там и водичка, и сироп кленовый.
— Тот, что из кленов?! — возбужденно залепетала Кикилия, снова отставляя стакан. — Я видела такие! На картинке, — ведьма немного погрустнела, но быстро справилась с нахлынувшими непонятными эмоциями. — А у вас здесь есть такие? В доме?
— Неа, в доме нет, — Плат умилялся восторженности своей девушке. — А вот на улице — есть! — оборотень поспешил поднять настроение внезапно поникшей Кикилии, о чем почти сразу стал жалеть. — Но тебе туда нельзя! Пока. Не окрепла еще.
— Да мне и не надо сейчас, — быстренько согласилась Кикилия, наверное, боялась, что Платон может передумать вовсе. А ведь выживать в такой конуре следующие 17 лет — сомнительное спасение. — Кики еще раз насладилась ароматом «Федьки» и, желая утолить жажду, влила в себя все, что было.
Покрасневшая Кикилия держалась за горло, стараясь схватить спасение открытым ртом. Плат не знал, что делать, или просто оторопел. Он растерянно смотрел на девушку, хаотично цепляя руками то, что стояло на круглом столе. Это куда больше испугало Кики, почти лишив ее сознания. Возможно, чего бы и случилось, но обрушенные на девичью спину удары быстро привели ведьмочку в чувства.
— Эх, сынок! — высокий мужчина средних лет с лопатистой черной бородой уже вовсю стучал по Плату. — Даром я этого момента боялся, — хмыкнул громила, представившись Хесером. — Думал, что когда ты бабу приведешь домой, она мне весь мозг выжрет, — Хесер пригладил бороду и улыбнулся Кикилии. Бедная ведьма так и сидела с открытым ртом. — А нет, сидит себе спокойно, кленовый самогон глушит, — мужчина взял со стола нетронутый Платом бокал и вдул «Федька» за полсекунды. — Свой человек! — крякнул Хесер, облизнув верхнюю губу. — Ты только не увлекайся. Хорошо? — по-отцовски предостерег Кики хозяин дома. — Нового сока еще долго ждать.