— Я недооценивал вас. Вы, Кара, оказались намного прекраснее того образа, который я успел себе придумать. Тот редкий случай, когда жизнь оказалась ярче грез.
Напряжение медленно отпустило. Сердце все еще гулко стучало в груди, но уже тише, не так оглушающе. Я придержала подол платья, незаметно вытирая о ткань вспотевшие ладони. Пережитый мгновение назад страх напомнил о моем незавидном положении. Если я хочу выжить и спасти сестер, стоит прислушиваться к Року.
«Но не забывать, что я для него — обладатель дара, сосуд с редкой и драгоценной жидкостью, не имеющий цену сам по себе».
Мы возвращались во дворец той же дорогой, что и пришли. Я была настолько поглощена мыслями, что очнулась уже у дверей, ведущих в мои покои. Я отшатнулась от Рока, запоздало сообразив, что охрана могла превратно истолковать мою руку, лежащую на его руке. Возможно, со стороны его поддержка выглядела как объятие.
Рок сделал вид, что не заметил моего грубого жеста, и вежливо произнес:
— Я бы пожелал вам приятных снов, но, боюсь, у меня плохая карма — в этом случае вам непременно приснятся кошмары.
Растерянная, я молча смотрела на него, не зная, как тактично спросить о том, что волновало меня.
— Вы… — Я набрала в грудь побольше воздуха, но так и не закончила вопрос: — Вы…
— Навещу вас завтра. В это же время.
Я с облегчением кивнула. Почему-то мне захотелось поблагодарить его, но я пересилила себя. Львы всегда должны выглядеть гордо.
Даже если я принадлежу Львам лишь номинально.
Рок усмехнулся одной половиной рта, словно услышал что-то забавное.
— Думаю, лучшее, что сейчас я смогу сделать для вас — это откланяться.
Он склонил голову, я присела в реверансе, а затем мы одновременно развернулись и зашагали в разные стороны: он ушел по коридору в неведанном мне направлении, а я, из последних сил держа спину прямо, исчезла в дверях, ведущих в покои. Уже там я медленно осела на пол, не дойдя до спальни буквально пару шагов. В глазах стало темно, в висках застучала кровь, но я не испугалась второго за этот день обморока. Он — меньшее из зол, что со мной уже приключились.
Глава 3
Голос Рони, настороженный и немного испуганный, заставил меня вздрогнуть. В темном окне, в которое я вглядывалась последние четверть часа, отразился ее силуэт, приобрётший мистические черты благодаря тусклому мерцанию свечей (сегодня нам принесли целую связку). Я обернулась. Сестра, нахохлившаяся, словно воробушек, и стягивающая на груди теплую мамину шаль — одну из немногих вещей, что остались после нее, смотрела выжидающе и как будто недоверчиво.
— Да, мне нужно уйти. Ненадолго. — Я говорила тихо. Шута уже спала, и я не хотела ее будить.
Рони поймала мой взгляд и тоже покосилась на закрытую дверь спальни, но голос понижать не стала.
— Мне не нравится… этот человек.
— Шута называет этого человека по имени, — задумчиво заметила я.
— Она еще мала и глупа, — насупилась Рони, и я невольно улыбнулась.
Я подошла к сестре, поправила на ее плечах белую шаль — тонкую, со сложным рисунком, отражающую вкус нашей матери, — и подумала о том, что вечер выдался теплым да и в покоях никогда не гуляли сквозняки. Видимо, Рони с помощью одной из немногих маминых вещей пыталась согреть не тело — душу.
Я не сказала об этом вслух. Некоторые детали должны оставаться незамеченными.
Вместо этого я опустилась в кресло, взяла в руки вышивку, отброшенную в сторону полчаса назад, и подчеркнуто неторопливо взялась за иголку.
— Почему ты боишься Рока?
— Я не боюсь! — Из груди сестры вырвался почти что рык, и я улыбнулась, опуская ресницы, — сейчас она походила на отца в минуты его гнева. Я не без гордости отметила, что Рони перестала выглядеть несчастным воробушком, если бы у нее были клыки, она бы оскалила их. — Я просто… Он мне не нравится, я же сказала! — Я молчала, неторопливо протыкая иголкой ткань. Мое показное спокойствие лишь раззадорило ее. — Я чую в нем опасность. От него ничего хорошего не жди.
«От костра тоже», — хотела сказать я, но не стала.
Рони впервые упомянула о своем чутье, а в клане серьезно относились к таким вещам. Интуиция — подарок Богов, напоминание о том, что они все еще наблюдают за нами с небес.
— Какую же беду он может накликать? — серьезно спросила я, отрывая взгляд от затейливого цветочного узора, вышитого лишь наполовину.
— Он… — Рони запнулась, закусила губу, словно обдумывая свои слова. — Он опасен для всех, но для тебя — особенно.
— Думаешь, он желает зла мне?
— Нет, он никому его не желает.
— Тогда чем он опасен, Рони?
— Он играет с нами, он… — Она снова запнулась, побледнела. — Мы все для него куклы. Никто для него не имеет ценности. Он как будто лжет и говорит правду одновременно.
Мне стоило труда удержать иголку в ослабевших пальцах. Рони подметила то, о чем я и сама за сегодня уже не раз думала. В Роке искренность и фальшь сплелись так тесно, что казалось, отделить их друг от друга невозможно. Временами это сбивало с толку, но чаще — пугало.
Рони стояла передо мной прямо, гордо держа голову, но в глазах уже закипали слезы. Видимо, разговор выбил ее из хрупкого равновесия, которое ей не удалось восстановить снова. Я отложила вышивку в сторону, не воткнув в ткань иголку. Она повисла на тонкой красной нити, тянясь острием вниз. Я встала и порывисто, совсем мне несвойственно, обняла сестру.
— Все будет хорошо, я обещаю, — сказала я и уткнулась носом ей в макушку. Ее волосы пахли лавандой, но мне все равно почудился запах костра. Мне стоило большого труда невозмутимо продолжить: — Я позабочусь о тебе и сестре. Вам не о чем волноваться.
— Обещай, что не покинешь нас.
Голос Рони стал глухим, и я поняла, что она имела в виду.
— Я буду с вами. Сейчас и всегда.
— Кроме тебя у нас никого больше не осталось.
— Я знаю, малышка, знаю.
Когда раздался деликатный стук в дверь, Рони уже почти перестала плакать, а я — жалеть о том, что позволила состояться разговору, спровоцировавшему ее слезы.
— Кара? — Толстый ворс дорого ковра осторожно примяли тяжелые мужские сапоги. Походка Рока стала еще более мягкой, впрочем, возможно, мне это только показалось. — Вы готовы? Нам пора.
Я взглянула на часы. Без пяти минут полночь. Странное время для прогулок, но в моей жизни теперь слишком много странного и непонятного.
Я отстранилась от сестры и тревожно заглянула ей в глаза.
— Мне нужно идти, милая. Ты справишься?
Та прожгла Рока испепеляющим взглядом и равнодушно передернула плечами. Отвечать она ничего не стала. Возможно, посчитала вопрос унизительным, возможно, решила сохранить лицо — после слез ее голос мог дрожать.
Я нежно коснулась губами ее лба — она не успела увернуться, — и, накинув плащ, вслед за Роком вышла из комнаты.
Мы преодолели лестницу и подошли к черному входу, когда Рок негромко заметил:
— Ваша сестра выглядит встревоженной.
— Она остро переживает случившуюся трагедию.
— А вы, Кара? Что чувствуете вы?
Я задумалась. В последние два дня я так часто старалась подавить в себе тревожные чувства, чтобы не расстраивать девочек, что теперь и вправду как будто ничего не испытывала. Разве что…
— Желание, чтобы все это закончилось. Поскорее.
Злость, досада, боль потери, страх — все это жило во мне, но как будто отступило на второй план. Я приняла решение и теперь хотела как можно скорее его исполнить. Возможно, во мне говорила трусость — я опасалась, что могу не справиться, сдаться. Эта мысль ужасала. И (я отдавала себе в этом отчет, пусть и неохотно) она страшила меня не меньше, чем понимание: избавлением от моих проблем станет чья-то жизнь.
Этот клубок противоречий все сильнее разрастался, все теснее оплетал своими нитями мое сердце.
— Хорошее желание. Обдуманное, неэмоциональное. Вы все больше импонируете мне, Кара.
Он приоткрыл дверь и тактично пропустил меня вперед. Я молчаливо проскользнула мимо него, не решаясь спорить. Рок ошибался. За моими словами стояло так много эмоций, что мне было легче сделать вид, что я не испытываю их вовсе, чем признаться в них.
— Куда мы идем? — В этот раз я позволила себе проявить любопытство. Оно отвлекало от тяжелых мыслей. — Снова к дубу?