— Не насмехайтесь, — встрял вдруг Варфоломей. — Мы заставили ту суть пространства, что вас удовлетворила, исказится из-за другой программы, которая воссоздалась от двигателя и, которая также появилась у вас из головы. В реальности мы лишь впустую гнобим хладагентовое топливо!
— Потому что вы не нашли ту самую частицу, чтобы программировать космоткань. А я столько говорил об этом, столько твердил.
— Да, какую ещё… — вспылил Варфоломей, прошипел. Иридий уловил, как он силится и сдерживается, припоминая в такой миг собственные чувства. — Как мы найдем эту частицу? Пока только доказано, что пространство — это следствие взаимодействий в материи. Её мы называем силой. Невесомость — сила, гравитация — сила.
— Иногда чувствую, что мы разговариваем на разных языках, — вдруг заметил Арагонда.
— Зависит от того, что вы понимаете под словом «гравитация» и «пространство». Иногда у меня такое чувство, что вы, как моряк, видите только море и подразумеваете только соленую воду. Лично я — ученый. Потому говорю о гравитационном поле, ускорение и потенциале.
— Только лишь о них? Ох, Варфоломей, пространство — это не только следствие, а ещё космическая ткань из частиц. И кто из нас моряк? Когда я говорю "программа", то имею в виду способ общения, — недоговорил Арагонда. Его надменный голос заставлял Варфоломея несдержанно трезвонить и тараторить.
— Я в курсе. Как и везде. Общаются в ней языком программирования.
— Вот опять. Ты видишь в слове "программа" один лишь виртуальный закон или правило.
— Отлично! — гаркнул советник так громко, что Иридий усмехнулся. — А когда в языке не было правил? Ладно, не стану спорить. Что видите вы?
— Ты поразишься. Основная идея — у каждой субатомной частицы есть поле масс. Такие вот буквы.
— Значит параметр? Великолепно! Вы правы — никакого программирования, — заявил Варфоломей. Иридий прохохотал.
— Хорошо. Я уступлю. Пусть будет параметр, раз тебе так удобно. Масса — это параметр общения частиц. Согласен? В основе пространства я использую космитон — чрезвычайно мелкую связку из частиц в космоткани.
Варфоломейсморщился. Слово будто резало его слух.
— Космитон? — повторил, не скрывая презрения.
— Да, именно. Как гравитон, только космо— впереди, значит космос, значит частица в пространстве.
— Так частица или связка частиц? — заметил Варфоломей. Арагонда фыркнул с раздражением.
— Зависит от взгляда. Как "большая" частица, он состоит из связки мелких, как атом из более мелких.
— А, ну-у может. Если смотреть в таком ключе. А гравитация тогда, по вашему мнению, как создается? Из той же связки частиц? — спросил снова Варфоломей, причем по интонации даже Иридий не понял, смеется ли он или в серьёз заинтересован.
— Нет. Идеальный космитон сбалансирован, но мутирует. Как наше ДНК имеет определенную последовательность, потому что ей распоряжались время и эволюция. Гравитон рождается, когда комбинация частиц в связке космитона меняется. Тогда новая комбинация искажает «тело ткани», и оно тянется, как полотно, точнее корректируется на некое значение от нормы.
Поэтому связка гравитона всегда будет варьироваться (считай, внутривидовое различие). Потому, я думаю, гравитация — это иной язык общения частиц, который создает искривление или меняет строение связки, структуру ткани или силу левитации в пространстве.
Посуди сам, когда планета падает и толкает ткань, та не разрывается, так как гравитация сохраняет связь в «теле ткани». Кстати, если представить, что гравитационная ткань — это гибкая сетка, то с помощью обычной сетки моряки ловят рыбу, а гравитация удерживает материю, — намекнул Арагонда с укоризной, на что Варфоломей пфыкнул. — Сетка обмена (общения) создает гравитационный канал. В нём связки обмениваются частицами или, по-иному, обмениваются информацией. В результате гравитоны сохраняют строй в ткани. К примеру, когда мы трём металл о шерсть, возникает статическое электричество из электронов или "посыльных", но ядро атома остается на месте.
Тут Арагонда притормозил. В окно заглянул тёмный двойник и омрачил комнату. Бусины на потолке всколыхнули тихую волну и пролили свет. Повелитель слегка запнулся, поймал мысль и продолжил:
— Как я сказал, как программа, язык общения передает параметр "масса" по гравитационному каналу с помощью посыльных.
На лице Варфоломея застыла сухая гримаса.
— Ну, ладно, скажу так: поле масс — частицы со слабой связью, которые легко покидают ареал обитания (дом-связку). Если эти посыльные достигают гравитоны, происходит обмен между тканью и объектом массы.
И на разных уровнях поле масс действует по-разному. На гравитационном оно создает границы между планетами, светилом и космической тканью. На другом уровне оно влияет на ядерное взаимодействие. Потому частицы в атоме не сталкиваются. Только после обхода программы поля масс создаются ядерные реакции. И благодаря полю масс мы рукой не касаемся стола, хотя ощущаем прикосновение.
Никто не заметил, как глыба прекратила подслушивать и пропарила дальше по воздуху, чтобы сделать новый круг. Бусины меркнут и превращаются в ожерелье из белого жемчуга, пока Арагонда читает проповедь:
— Масса нужна, как граница, чтобы частицы одного "тела" и другого "тела" не сливались, благодаря тому, что находятся на одном местоположении в пространстве. Потому, кажется, что планета толкает пространство, что она проваливается вглубь. Поэтому чудится, что пространство под светилой оседает.
— Ох, повелитель, — гаркнул Иридий, — но как ты объяснишь момент: когда растёт энергия, причем, как её там — ах, кинетическая; и она же повышает массу? Или как энергия может превращаться в массу, и наоборот?
Причем Иридий задал вполне заковыристый вопрос. Арагонду изумила искра.
— Любая энергия всегда обладает инертной массой, — говорит Варфоломей, — а любая инертная масса потенциально содержит в себе энергию. Ещё, предмет уменьшает массу, когда испускается радиация.
Вдруг Арагонда парирует с издёвкой:
— В твоих словах скорее указ, чем объяснение. Опять закон или правило?
— Наблюдение! Раньше считалось, что радиоактивные элементы, их атомы, обладают неким специфическим топливом, раз "сгорают", когда испускают радиацию. Кто бы мог подумать, что этим топливом оказалась масса, — парировал Варфоломей.
— Нет. Я думаю, раз импульс зависит от массы, значит, он создается обменом слабых частиц в поле масс. Не думаешь, что радиация как раз содержит те частицы в связках? — посетовал Арагонда.
— Вездесущими ваши частицы получаются, не находите? — намекнул советник.
— А как иначе? Я уверен, ты сам заметил, что всё вещество вселенной будто бы окунули в гравитационное поле. Особенно видно это, когда намокшая материя перемещается в поле. Я бы сказал, что поле масс — это посыльные из гравитационного поля. Оно удерживает границу потому, что мельчайшие частицы общаются друг с другом. Взаимодействия в поле масс — это непрерывная динамика (движение). Её задача — распределять частицы по связям и создать стабильный фундамент. В результате такая динамика имеет программу, массу, границу. Вот представь электрон, как галактику, нет, лучше как планету с астероидным поясом. Внутри будет светлый сгусток; снаружи — едва ощутимое кольцо. Только есть нюанс — ты смотришь не в профиль. Со стороны ты видишь, как слабые частицы ниспадают в ядро, его тормошат и уходят вновь.
Варфоломей задумчиво хмыкнул и потер подбородок. Иридий утомленно потирал горячий лоб.
— Предположение безумно, — спокойно заметил Варфоломей. — Доказательства?
— Одни банальные наблюдения, — изрек Арагонда, Варфоломей решил, что он опять насмехается. — Если представить, что фотоны имеют хоть какую-то программу, то их своеобразные биты или строительные элементы могут участвовать в создании гравитации. Свет попадает в электрон и тот из общей программы, скажем из битов, получает материал, благодаря которому корректирует массу.
Представь организм. Мы получаем пищу, убивая животных, а потом воруем кирпичи из живых домов. Когда едим, то кишечник переваривает мясо, а тело строит клетки, благодаря пришедшему материалу, тех же битов. Тут действует концепция того, что электрон и другие частицы тоже получают строительный материал.
Ты же помнишь, что электромагнитная волна и световая волна — это, своего рода, возмущение электромагнитного поля, которое распространяется в пространстве, — специально проговорил Арагонда знакомую Варфоломею аналогию. — Когда частица света, фотон, летит от светила, то не имеет массу покоя. Из-за этого я предполагаю, что поле масс — безумная скорость. Все дело в динамики и колебание. В фотоне сильные частицы остаются внутри, но вращаются из-за нестабильности связей. Быть может стабильных частиц там просто очень мало, потому нет массы покоя. Зато в фотоне много слабых частиц. Они выходят, стелятся и создают ковровую дорожку — волну. Она — своеобразное поле масс. Чем слабее связь, тем больше получается длина волны, а судя по тому, что свет перемещается по гравитации, неудивительно, почему дальние звезды имеют красный спектр.
— Теряет посыльных в пути? — предположил Варфоломей.
— Именно, — подтвердил Арагонда со сластью. — Фотон вращается непрерывно. Потому движение света — это скоростное вращение. Внутри фотона частицы севера перемещаются на юг, будто бы птицы рвутся в теплые края. Их динамика — энергия, топка, которая подстегивает слабые частицы, отчего посыльные программируют новую координату на гравитационной сетке.
Из-за нестабильности связей в фотоне, он легко поглощается. Причем взаимодействия частиц могут меняться и преломляться, если свет попадет в другую среду, в вещество, с иным вычислением и общением.
— Но как поле масс частицы может так усилиться, раз влияет на гравитацию целой планеты? — не унимался советник.
— Дело ведь не в одной частице. У нас атмосфера состоит из «тяжелых» газов (как, например, кислорода, углекислого газа) и содержит лишь следы «легких». Она защищает от высокочастотной радиации за счет своей массы, количества молекул, стоящих на пути излучения. Когда свет проходит через атмосферу, его интенсивность уменьшается. Именно благодаря свету и молекулам воздуха мы видим небо таким.
Когда энергия фотонов возбуждает атомы в молекулах воздуха, они испускают электроны. Что ионы, что электроны создают магнитный поток. Как не крути, мысль сводиться к тому, что усиливается электромагнитное поле. Оно, как защитное покрывало, спасает, но и создается барьер для нас. Но, конечно же, атмосфера — только усилитель. Основной костяк мощного поля масс — тяжелое ядро.
Сейчас я расскажу дикость: солнечные лучи заряжают кромку атмосферы, как своеобразный провод из вездесущих жилок, а сильное электромагнитное поле гнобит гравитацию. Я думаю, такое «трение» не только программирует ткань космоса и удерживает атмосферу, но и создает наши сильные грозы.
Принцип в том, что дуги электромагнитного поля формируют трассу благодаря связи. Благодаря ей некоторые слабосвязанные частицы из поля масс поддаются гипнозу и начинают уходить из дома (связки) электрона и сворачивают с тропы, проулка, на общую трассу. Так они создают для электронов новую дорогу или общий магнитный поток.
Вывод сам лезет. Раз электромагнитное поле — это большие дуги из раздутого поля масс или гигантское шоссе для частиц, которое сцеплено с гравитацией, то оно вытворяет единый сервер для синхронизации данных. Ведь не зря в далекие времена мы записывали на оптический носитель информацию. Поэтому, я предполагаю, что электромагнитное поле планеты — хранилище информации.
— Хранилище? — процедил советник со странной задумчивостью. Как только Варфоломей начал вопросительно озираться, Арагонда торкнул, затем продолжил:
— Вспомни нейроны. В дендрит сигнал входит, в аксоне выходит. Вспомни обычный магнит. Силовые линии выходят из северного магнитного полюса и входят в южный. В аналогии с черным ящиком есть вход и выход.
[север — это выход]. Когда частицы слабы, они вырываются.
[юг — это вход]. Думаю, потому что слабые частицы чувствуют силу, как хищник кровь, и голодные идут на запах еды. Если сила равна, то остаются в старом поле масс (в доме-связке).
Получается, юг и север — это распределители информации. Благодаря им мы чувствуем силу тяжести. У планеты в космосе частицы выходят из севера со слабой связью. Одни чувствуют силу связи и притягиваются к южному полюсу, а другие, более слабые, впитываются гравитацией и идут по каналу. Так ткань космоса обновляет свою сетку.
— Тогда скажите, как я за секунды узнаю по этой микро-, нано-, пико— частице, почему растет гравитационное притяжение? Ах, да, всё зависит от сотни таких частиц. Тогда уйдут годы, чтобы просто понять обыкновенную суть — почему возрастает гравитационное поле? — раздражённо сразил Варфоломей.
— Не шурши фильтром, — ответил Арагонда иронично, крылатая фраза стиснула Варфоломею зубы. — Ты так говоришь, будто у тебя нет никакой базы. Что, разве мы не знаем, почему притягиваются планеты?
Варфоломей хмуро продиктовал:
— Пространство и время искривляется, возникает тяготение между объектами.