— Именно. Причем я денег не беру, — ответил тот с озорством.
Зубы вновь выглянули из растянутого рта и показали то, как Тирея забавляет преданность безумцу. Что-то в его улыбке, бороздах над губами, в сщуринном взгляде и серебренной искре казалось Варфоломею глумливым и непростительным. Рука неумышленно сжала кулак, пальцы взныли и онемели, как вдруг на него налегла Мейпс. Она обвила Варфоломея, кокетливо моргнула и склонила голову к шлему.
— Какой-то ты раздраженный? Опять Тирей юморит? — эротичный шёпот не смог исказить динамик и будто приласкал ухо.
Кулак покорно сгладил горб, а ладони приластились к бедрам. Щёки Варфоломея словно раскалили шлем, когда он осознал, куда потянул ручонки. Кровь начала греть котел, жарить кожу и растирать вены, пока в сосудах не забилось эхо, в точь биению сердца. Вздох прошипел в фильтре, Мейпс улыбнулась и долгим поцелуем дотронулась до шлема. Её губы ощутили жар, который разогревал Варфоломей своим неумело прикрытым вожделением.
— Мейпс, милая, не думай так, — приголубливал Тирей, пытаясь отвлечь их.
Лапа стиснула белые пятна на её кисте. Тирей притянул к себе деву, поймал в объятии, чарующе улыбаясь.
— Ты же знаешь, Варфоломей всегда ворчит, — произнес он тихим сладким тоном и восхищённо прикрыл глаза, будто сладко вдыхая. Советник прикусил губу на такое наигранное позёрство.
Тут Тирерий нескромно поводил носом по шеи Мэйпс, утончённо вдыхая плодовый аромат. На секунду его губа коснулась кожи.
— Новые духи? — спросил Тирей прикрыто.
Мэйпс хитро улыбается, чтобы поддаться игре. Бесстыжее озорство Тирея подняло руку к талии, водя по одежде пальцами. Советник взглянул на них и обомлел. Вдруг губы сняли улыбку, Мэйпс отпрянула и шлепнула по щеке Тирея.
— Руки к грудям не тяни, со мной ребенок, — проговорила она и взглядом указала на Аниду.
Девочка морщилась в недоумении, пока Варфоломей прикрывал ей глаза. Анида опустила руку в ванадие и посмеялась. В её глазах никто не увидел смущения или стыда, только разразившуюся забаву.
— Значит, намекаешь, я первым начал? — спросил советник и скрючился. Анида завела руку Варфоломея за спину, начала её тянуть, прыгать, падать и свешиваться, посмеиваясь.
— И начал, и продолжаешь, — процедил Тирей, поглаживая пригретую щеку. Варфоломей недовольно фыркнул.
Пока Анида пляшет "у алтаря", охрана дарит поклон. За хлопком двери разразился тяжёлый вздох. Так Иридий хотел отрешиться от невзгод. До того как смех Аниды не подкрался в стан мыслей. Иридий поник. Его передернуло в мгновенье. Среди семени невзгод мелькало озарение, что Арагонда как-то странно себя ведет, когда девочка рядом. Никак обычно. Тогда Анида начала выглядеть в его глазах иначе. Иридий ощупал сознанием зависть. И тут же усмехнулся своей глупости.
Советник больше не манцевал на месте. Он облегчено вздохнул и расправил плечи, когда Анида прижалась к ноге Иридий.
«В чем дитя виновата? Нет. Это раздутое эго скрипит. Не будь, как он», — корил себя, а разум поддакивал, пока хозяин поглаживал макушку у детского рога.
Как только зависть отпустила сердце, Иридий рывком усадил девочку на руку. Анида оказалась такой мелкой и легкой, что двухметровый Иридий мог бы не напрягаясь подбрасывать её в воздух.
— Вы спорили о повелителе? — услышал он догадку Мэйпс, фыркнул в отвращении и закатил глаза оттого, как дарссеанка похотливо налегает на Варфоломея.
Дева прижалась к груди советника, сунула колено между его ног.
— Я слушал, как Варфоломей обожествляет повелителя, — монотонно диктовал Тирей и через смешок продолжил. — И говорит, как он непорочен и безмерно мудр.
— И прозорлив! — подчеркнул Варфоломей и с гордостью приподнял подбородок. — Наша империя неспроста источает самые передовые технологии.
То, как Анида вошкается и пытается усидеться, заставило Иридия приподнять и прижать руку. Девочка обняла его. Через миг Иридий увидел, как Анида начала на что-то всматриваться, не отвлекаясь на Мэйпс. Отчего наследник смог хоть на грамм расслабится. Почему-то толстая желтая молния на доспехах Тирея привлекла непомерное детское внимание. Анида приглядывалась к мелким полоскам, источающихся из неё, и невольно слышала разговор взрослых.
— Ох, — влезла Мэйпс с бахвальством. Она аж но улеглась на ванадиевую грудь Варфоломея и начала пальцами поглаживать броню, играясь с изгибами. Недовольство Иридия вновь поскрипывало по нервам. Он на секунду закрыл глаза и качнул головой, вслушавшись. — В нашей империи столько этих штук сделали. И водородные машины, и мечи, и те глыбы у замка. Потрясающе! Шепчутся, что идеи исходят от самого повелителя. Скажи, Варфоломей, правду говорят? Ты же главный советник империи, ну должен знать, откуда Арагонда берет идеи, как создает все эти штуки?
— Боюсь, что сам не знаю его секрета. Мне кажется, что все дело в нестандартном мышлении повелителя. Раньше, никому и в голову не приходило, что частицы, можно просто программировать. Буквально не провоцировать процессы, а указывать материи, как изменяться.
Мэйпс насмешливо прогудела. Варфоломей сжался, когда она полезла к нижним изгибам. Иридий тихонько прорычал.
— Меня забавляет то, что все называют Арагонду чудотворцем, — начал перечить Тирей. — Вообще вокруг него всегда витает силуэт тайны. Так и слышу: повелитель программирует материю? Он всесилен? Он бессмертен? Интересно то, как скептично ко всем слухам относится сам Арагонда.
— Да, повелитель все отрицает. И то, что он всесилен — вряд ли, — вдруг перебил его Варфоломей, сделав вид, что не чувствует, как нечто спускается ниже от талии. — У меня есть реальное предположение: он разузнал, как программируется мир и теперь пользуется плодами.
— Интересно, — рассудила с любопытством Мэйпс и приостановилась. Варфоломей и Иридий перевели дух. — А он может стать бессмертным… таким путем? — помялась и улыбнулась с глупым взглядом. — Ну, этим программированием.
— Может, хотя на словах всё выглядит гораздо легче, но-о, — протянул Варфоломей, будто взвешивая ответ, — если предотвратить пару процессов, можно чуть омолодить организм, вполне вероятно.
После таких слов Мэйпс утянула губки, с озадаченностью глянула на Иридия. Тут же Тирей начал почесывать подбородок, размышляя. Наконец долгожданно кабинет Варфоломея покинул Арагонда. Охрана сию секунду встала столбом, а Иридий в раздражение и с лютой усталостью отвел взгляд и схмурил брови. Причем сын заметил, что Арагонда задержался наедине со стопками из бланков.
«Неужели испугался того, что я мог изучить», — темнилась мысль.
— Мой повелитель, — с почтением проговорила Мэйпс, отпрянула от Варфоломея и поцеловала властителя в фильтр. — Всегда рада видеть вас.
Девочка с рук Иридия тянулась к повелителю.
— Взаимно, Мэйпс, — ответил Арагонда и сразу же приластился к Аниде. Причем наследнику показалось, что эта реплика вышла на автомате, что она уже давно загружена в постоянную память отца.
В миг Арагонда усадил дитя на плечи, где Анида обхватила ручками рог. Даже передавать ребенка Иридию не хотелось, оттого раздражение со страстью подплясывало по нервам.
— Пойдем в купол, с мамой? — провозгласила она, чуть подпрыгивая на плечах.
Повелитель начал придерживать Аниду за ноги, которые болтались и шныряли по доспехам, набивая ванадиевую грудь.
— Милая, мама сейчас у доктора, — незатейливо напомнила Мэйпс.
— Тогда передай Наиде, что мы гуляем в куполе, — настоял Арагонда и поклацал ванадием по коридору с ребенком на шеи.
Стража отступила от двери и последовала за повелителем. Варфоломей приклонился перед Мэйпс и наследником и вернулся в свой кабинет. В окне он вновь увидел глыбу, которая больше не бросала тень в комнату. Тогда Иридий подхватил Мэйпс за локоть и увел её в сторону. Тирей прислонился к стене, понимая, что лишний.
— Прекрати непристойничать и совать свой нос куда непоподя, — прошептал Иридий, оглядываясь. — Никогда не думал, что умру от стыда, раз зову тебя матерью!
— Сынок, кокетство не порок. В древнее время именно оно приносило детей. Поэтому. Прекрати ныть! И не указывай, пока в повелители не подался, — надавила Мэйпс усмешливо и вырвалась из его хватки.
— Мы живем не в древности. Очнись. Как ты можешь считать себя статной самкой, раз буквально вешаешься на всех! Именно поэтому Арагонде ты безразлична. Он не воспринимает тебя в серьез.
— Пусть и так, — гордо возникала она. — Но и мне плевать на Арагонду. Я получила, что хотела — тебя и статус. Никто больше не дал ему наследника. Никто! Поэтому будь благодарен, что вообще родился. Иначе был бы всего лишь мелким сперматозоидом, который исчез через несколько дней в очередном семяизвержении.
Она выдохла. Спор внезапно прервался. В молчании Мэйпс выпрямила осанку, решила поправить сыну волосы у рога, но Иридий отдернул голову и злобно прошипел носом.
«Благодарность за жизнь» — мысль снова билась в неистовстве.
В ответ Мэйпс хмыкнула. Она пожалела за свою резкость. Сдуру ляпнула, со злости, но теперь гордость не позволяла извиниться. Поэтому она просто проигнорировала хмурое лицо сына и покинула его с притворной улыбкой, которую всегда считала заразительной. Причем по пути к Наиде совесть не озябла. Она всё также скребла когтями по самолюбию.
6
Меч зазиял в небесной вспышке. Глаз уловил, как на призрачном лезвии моргнул свет. И пока электромагнитное поле уволакивает за собой белые хлопья, по пару уплывают багровые нити. От осознания кровь стынет в жилах.
Рука сжимает рукоять до легкого скрипа. Чудится, что она стала продолжением призрачного лезвия. Багровые нити исчезли. Кровь стекает по металлу, перебегая с пальца на палец. Капля лениво свисает, будто хочет удержаться на руке убийцы.
Раскат молнии сверкнул на полированном отражении. Хладагентовый дождь шуршит по впалой земле, по озябшей холодом траве, по жухлым листьям на кустах, по горящим в ночи плодам. Он стучит по доспехам, по лицу, по крови. Обмокший Кораг лежит в тонкой слое пара на земле. Синюшные губы дрожат. Всматриваясь, опухшие глаза запеленали слезы. Они стучат по доспехам отца, но таят в шуршании дождя.
Белые хлопья попадали за каплями крови. Лезвие развеялось. Вансиан примагнитил рукоять и стер кровь с пальцев. В этот момент он увидел, как взгляд Корага помутнел, точно от осознания, чьи красные капли тот хочет убрать. Тогда Вансиан разглядел то бессилие, с которым ложатся под меч.
Он склонился над Наидой. Дочь улыбнулась знакомому родному лицу. Озябнув под дождём, её лихорадило. Зубы стучали. Холодный пар из губ высился к молниям. Но улыбка в миг сникла, дрогнули брови, когда девушка почувствовала безопасность и неприкосновенность. И внезапно расплакалась. Ладони дрожали в судорогах, будто мышцы помнили, как сжимали край кровати. Металл околел холодом и бежал по пальцам, по руке, будто стучащий по телу хладагентовый дождь. Веяло, что аж нагое тело вздрагивало от сквозняка. Талия и мелкий живот чуть околели. Юная грудь едва свисала, мерзла и тряслась, пока таз растирали движения. Ягодицы дрогнули в глухом хлопке. Пронзила боль. Она визгнула в подушку и вцепилась в кровать. Плетенное жесткими нитями одеяло запачкала кровь.
Вдруг Наида простонала и безудержно заплакала. Отец обнял её, закусив, тсыкнул сквозь губы, будто так сознавая, что остался с двумя детьми.
— Теперь, ты мой сын, — тогда сказал Вансиан.
Громкий смех вернул к надгробию. Детский хохот просто не вязался с той реальностью, в которой сейчас бредет Наида. Она знала, чей это смех. И отголосок увядающего "я" не мог увязать тот день с дочерью.
«Нет. Аниды не должно быть там», — взмолил стухающий приказ.
Он вернул к иной реальности. Там Наида стерла пыль с надгробия Корага. Дочь шелестела ногами по траве, прыгала за летающей игрушкой с парной нитью. Поглаживая надгробье, Наида всмотрелась в юные глаза, которые сияли изумрудной искрой, робела над жизнерадостной улыбкой — дар беззаботного детства, а ещё удивилась неустанному хохоту. И вновь поникла. Стоя над могилой, она не могла подавить воспоминания.
Их давний шепот впечатал в мозгу штамп: