— На самом деле я не хочу ребенка, — звучал голос Корага.
— Это потому что я больна? — пролепетала Наида.
— Нет. У меня нет желания, просто.
И застыла длинная пауза. И мысль.
«Из-за того, что я больна», — какой же древней стала эта догадка.
Солнечный круг пробежал по прозрачному куполу. Тень ветвистых деревьев высунула пальцы. Щели взвыли, когда сквозь них дунул прибрежный ветер. От купола повеяло хладагентовой прохладой. Шлепая по редкой синеватой травки, Анида подбежала к матери. Их ладони сплели пальцы, пока Арагонда таился в тени дерева неподалеку. Со стороны он смотрел на отстранённое лицо Наиды. Видел, как она уплывает на волнах памяти.
Плоды деревьев затрепыхались. Трава колыхнулась в дуновенье, прошуршав, погналась за ним, а Наида бездвижна. Она всё тонет в памяти. Анида смотрит на надгробье, на маму, пыхтит. Наида всё стоит. Арагонда понял, что она снова не приняла таблетки.
— Дурная, — шепчет, ухмыляется.
Тихое дуновенье. Арагонда следит, помалкивая.
«Может она чувствует, что от надгробия холодит. Может, наконец, теснится догадка, что на самом деле Кораг не любил её», — уловил это он.
Повелитель до сих пор держал такую мысль. В ней Кораг использовал Вансиана, чтобы прожить, когда остался один, без отца, а потом, чтобы выжить в бою, прикрываясь телом убийцы. А старик не противился. Он сам этого желал, чувствуя скрип совести. Наиду же использовал, как вариант, как плодородную деву за пазухой. Яро вспоминалась беседа, где Кораг клонился, чтобы нравится другим ради своего эго. Потому рыцарь играл в благородство, а Арагонда со стороны забавлялся. Повелитель просто наблюдал за актером, который играет с жизнью.
Причем свою хитрость Кораг до конца не сознавал. Эгоизм — он также притворен. Эгоизм вшит в нас подсознательно. Он — тонкий фундамент, по которому издревле эволюция строила скульптуру. Иногда Арагонда задумался, почему Кораг не захотел брать старика на битву. Быть может, привязанность подкралась к сердцу также неосознанно. Или пробудилась боязнь, что старик подставит его, потому что слаб.
Но всё это древние мысли. Сейчас Арагонду хватается за другой хвост. Его забавляет то, как Наида борется, сопротивляется, настаивает на том, что не больна. Чем-то такой дух напоминает упрямство Корага. За ним интересно наблюдать.
Сейчас Арагонда читает в тиши живописную картину, которую неутомимо изучает. Хоть Наида больна, но истина ведь всегда глубже. В генах говорится, как должен выглядеть и работать организм, но сейчас правила выполняет диковинное тело. Ген нестандартный, но случай обычный для мира, а итог: сознание уплывает. Своим существованием Наида подтверждает простую мысль, что гены не только создает тело, но нашу реальность в мозгу.
Ему хотелось спросить: чувствует ли Наида, как любовь остывает? Объекта страсти нет, но есть зыбкое ощущенье, как связь между частицами постепенно слабеет. Со временем в памяти останутся самые сильные образы. Может поэтому нас будоражит ностальгия? Связь всплывает. Но даже эти образы будут скуднеть, увянут.
Он хотел бы подойти, взять Наиду за руку, прижать и прошептать на ухо: не осознаешь, что подзабыла Корага? Такой вопрос убил бы. Просто дева не понимает: что сознание ищет, что мозг старается вспомнить неспроста. Нейроны, построенные по чертежу, работают, как умеют. Им не хватает старых связей. Начинается ломка. И это грех заветной любви. Она остывает продолжительно, медленно, причиняя страданья.
Глядя на щели купола, Арагонда спрашивает себя:
«Что же такое страданье у частиц и нейромедиаторов? Наказанье? Целенаправленная атака на сознанье? Не глупость ли? Смысл заставлять разум страдать, если объект недостижим? Ведь здоровые не бьют себе по лицу. А когда мы лишаемся блага, мозг будто себя избивает, заставляя страдать. В чём же смысл самоистязания?».
Солнце вновь проплывает по стеклу. Бьёт в глаза. Шлем размазал рисунок на экране, когда Арагонда опустил взгляд на Наиду.
«Или ты пока не осознаешь, что Кораг мертв?» — подумал он. — «Абстрагируешься, потому что ищешь его, а нестандартный мозг не может выбрать иную комбинацию или альтернативный вариант. Что-то пытается построить в сознании образ. Кораг. Он сплелся с памятью, опытом. Однако теперь Корага нет, поэтому воспоминания простаивают. Нужно подтверждение. Тогда появится связь, а пока Кораг умирает. Интересно. Что в итоге останется от него?
Мои нейронные пути устарели и не дают таких эмоций. Нужно растоптать новую тропу, пройти через неизвестные заросли и набраться новых ощущений перед космосом. Иначе я рискую превратиться в безжизненный астероид, который плавает по черному морю.
Да. Нам вдвоём что-то нужно предпринять. Как я хотел бы с тобой поговорить, но ты же ничего не поймешь. Начнешь отлынивать, упрекать, злится. Ведь отрицать реальность легче, чем принять. Иначе не взыскать сил для борьбы.
Значит, я также буду наблюдать».
Повелитель отпрянул от дерева, пробрел к Наиде, встретив на себе изумруды Аниды. Он достал из подсумка баночку и высыпал в ванадиевую ладонь две таблетки.
— Наида, — позвал Арагонда. Она недоуменно проморгала и лишь потом посмотрела с пониманием. — Ты забыла принять.
Рука с двумя капельками подвинулась к глазам. Наида отвернулась.
— Я справлюсь, — спокойно сетовала. — Сама.
Тогда Арагонды улыбнулся своей прозорливости, но где-то внутри встряла досада: "всё же ты подаешь дочери не самый тактичный пример".
— Как хочешь, — не стал настаивать он, сжал кулак и спрятал таблетки в подсумок. — Только, когда витаешь, не забывай про ограниченность жизни.
Повелитель потрепал макушку у молодого язычка рога. Наида углядела полувзглядом и опустила голову на что-то внизу. Дочь едва дотягивалась до матери, с усилием сжимав пальцами её ладонь. Осознав, Наида засутулилась. Рука осела к земле, к ребенку. Следом она увидела, как второй рукой Анида водит пальцем по надписям.
— Почему белых королей? — спросила дитя. Наида вздрогнула. Надпись: «Орден белых королей» у маленьких палец вводил её в ступор.
Их настигла пауза, и свист ветра через отверстия в куполе.
— Потому что они владеют большой территорией с хладагентовыми залежами, — тогда ответил Арагонда. Он встал с другого плеча девочки. — Её ещё называют территорией молочного покрывала. Если снять доспех и зайти в хладагентовые пары, то можешь почувствовать испарения, словно ноздри улавливают пары молока, которые вздымаются из бурлящего сосуда — такие же густые, белые и ароматные. Хотя тело будет обжигаться отнюдь не кипятком. У нас такие дни не часты. У «Ордена» не редки.
— Ух ты, — растянула Анида. — Тогда почему они не назвались молочными королями?
Арагонда усмехнулся в фильтр.
— Тогда бы это была территория молочников.
Наида смотрела на них как отдалённая. Почему-то начало удивлять то, какой сильной и здоровой родилась Анида. Раньше Наида искренне думала, что дочь появится такой же слабой и чахлой, как сама она. Но оказалось, вся в отца.
"Сильны же его гены", — дивилась мать.
У Наиды всплыло в памяти. Кораг молчалив и подавлен. Говорит он нехотя.
— Скажи, как давно ты болеешь?
— С рожденья, — ответила неловко.
— Те таблетки у тумбочки твои?
— Да, — помялась. — Они приглушают туман в голове, но когда перестают действовать — это ад. Начинается борьба. Временами сжимают судороги, бывает, налегают тревоги, а потом чувствую, как сознанье уплывает, будто идея или мысль ускользает или не доходит. Я блуждаю в тумане с картинками, как будто окунаюсь в паровую голограмму.
— Отец, — протянул Кораг, запнулся и сглотнул, — Раис говорил, что болезнь передается с генами. Думаю, поэтому тебя не берут к самкам в «Орден». Мало кто захочет больного ребенка.
Как только Наида припомнила Раиса, спина судорожно оцепенела:
— А если родится больной? — где-то за дверью подвала прозвучал вопрос.
— Утопим. Детенышей животных же топят. Никто даже не возникает.
— Это же мой ребенок!
— Молчать! Ты будешь сидеть до конца жизни с больным? Я не собираюсь! Да и не смогу вовсе. Время не позволит, — внезапно он затух.
— Значит, хочешь утопить, — констатировал голос и сдыбился после паузы. — Как меня!
— Хватит ныть! Не утопил же! Я не такой зверь, чтоб сына убивать за небольшую мутацию.
— Но, — помялся Кораг. — Я не смогу…я не готов быть отцом. Пусть лучше не рождается.
— Я смогу! Выношу сам, если придется. Забудь пока. Думай лучше о другом. Вот получим нормального ребенка и можно будет её другим предлагать. Разбогатеем.
— Но как же Наида?
— Что Наида? В долю её хочешь? — тут Раис загоготал.
Как только Наида припомнила этот смех, то начинала сдавливать зубы, чтобы не выпустить из уст: «хорошо что ты сдох». В ней боролись ненависть и искренняя благодарность. Наида радовалась тому, что отец убил Раиса. Тогда из мира ушёл паразит. Тогда Корага оборвали от Раиса, спасли. Пусть и не благими действиями. Она помнила всю печаль, всё горе, а также тяжелые мысли, которые неумело утаивал Кораг. Любовь. Или ненависть. Он никогда не понимал, что действительно чувствует к Вансиану. Однако Наида чувствовала уверенность: Кораг всегда знал, что испытывает к ней. Тогда он вызвал Вансиана на помощь. Кораг. Никто другой.
Стоя у могилы, она выжгла в голове мысли:
«Наверное, именно поэтому я до сих пор люблю тебя. Именно поэтому наша связь ещё жива».
Глава 4 Бессмертный ли?
1