— Я? Посягаюсь? Мне достаточно заикнуться, тогда Кораг упадет на колени и с гордостью разделит тебя.
Похоже, выполняя капризы, я разбаловал вас, плодоносящая дева. Ведь обычно у одной дарссеанки есть несколько возлюбленных, а у самца только несколько коротких недель на брачные игры. Разве ты не довольна положением?
Тогда почему бы не облегчить одинокую жизнь и не использовать чин деторожденецы, — предложил Арагонда и поправил её локон. Они обменялись взглядом. — Может, ты боишься подпускать к себе? Иногда я чувствую, как веет холодком…
Он не успел договорить. Наида оттолкнула руку.
— Утихомирь воображение. Я не холодна. Мы с Корогом влюблены и хотим принадлежать лишь друг другу.
Арагонда рассмеялся, сдержанно, но не наигранно.
— Ты любишь не Корага, а чувства, которые пробуждает он в тебе. Игра гормонов в мозгу, что коктейль из иглы. И ты рвёшься к этим чувствам, просишь их снова и снова. Ты эгоист, который хочет ощущать любовь и защищенность от других, — продолжил он намекать и горделиво добавил. — Признай правду.
— Тогда зачем тебе такая эгоистка как я? Проси любую другую, тех что потеплее и податливее.
— Потому что мы все эгоисты, — снова намекнул Арагонда.
Дева фыркнула. Наида поняла лишь то, что устала, что никогда не могла и не может понять его.
— Так ты хочешь задобрить меня? — ласково произнес Арагонда.
Он начал расстёгивать пальто девы, стягивать пуговицу за пуговицей. Наида вздохнула и смутилась своих эмоций. Она захотела отпрянуть ещё глубже в пещеру, но испугалась поспешности.
— Не стоит делать глупостей, — прошептала дарссеанка, когда повелитель раскрыл пальто. Её взгляд и голос снова окутался нежными простынями.
Зной пещеры коснулся тонкой красной маячки. Она ощутила холодок и прикосновенье рук, окантованных металлом. Арагонда начал приподнимать майку и оголять лилово-бежевый живот. Его влекли родимые пятна у пупка, как дарссеанка напрягает живот от возбуждения. Забавляло и то, как Наида постепенно поддаётся неспешным ласкам, хотя всеми силами сопротивляется природному влечению.
— Я никогда не притронусь к священному телу без желания, — напомнил он. Наида застыла в нерешительности, ощутила ещё большое призрение к себе.
"Лучше бы он молчал", — тогда поняла дарссеанка.
В этот момент Арагонда неспешно поцеловал её губы. Наида не заметила, как затаила дыханье и закрыла глаза. Дева неуверенно сняла броню с его рук, начала отсоединять детали торса. Арагонда отстегнул крепления на её уличных штанах и, спуская ткань, прошёлся руками по оголённой ноге. Наида подхватила руку у колена, затем поцеловала его грудь, потом начала опускаться чуть ниже, пока не встала на колени. Она сняла броню на ногах, коленьях. Неожиданно Арагонда поднял дарссеанку на руки, принес Наиду к выпуклости у коралла и положил на землю. Она удобно улеглась, проскрежетав кончиком рога.
Арагонда снова взялся за конец майки. Дарссеанка приподняла руки. Когда красная майка оголила грудь и родимые пятна у сосков, он начал целовать их. Наида возбужденно вздрогнула и эротично вздохнула. Она схватилась за ткань, прогнулась и досняла майку. Тогда Арагонда опускался поцелуями ниже пупка, затем губами и языком прошелся вверх сначала по животу, потом по груди и страстно впился в шею. Наида держала повелителя за талию, когда он опустил руки и одной ладонью нежно раздвинул ей ногу. Дарссеанка приподнялась, облокотилась о землю. Её грудь набухла и свисла, а глаза на флуоресцентном сиянье сильнее загорелись изумрудом. Арагонда дернулся и прижался к ней низом. Их кожа издала хлопок, а дарссеанка прошипела, когда стиснула зубы, и болезненно нахмурилась. Она постаралась расслабиться и, когда прошло несколько минут, начала вздыхать.
3
Их преследует гром. Он бушует вдали и на миг чудится, что в спину стреляет пулемёт, а пули, (заменить пулемет и пули? Мож тоже оружие?) как куски града, резво хлещут по металлической обшивке. Но, когда машина преодолела черту, преследователь начал отставать, а его крики постепенно стихать. Кораг глянул на программные окна лобового стекла. Датчики высветили то, как за машиной молния черкнула синей ручкой на тёмных облаках. Тогда воин безразлично увел глаза на центральное поле в стекле.
Если у залежей дорога подражала реке, от которой поднимался белый холодный пар, то теперь её грунт отогрелся, оттаял, словно поддался лихорадке бордюра, где нагнеталось тепло. Путь очистился от снега и потянулся вдоль леса зернистой металлической поступью. Лишь приглядевшись, Кораг видел почти прозрачные язычки пара, что тянулись ввысь.
Двигатель дребезжал. Иногда он замирал, но через секунды бешено бился. Кораг слышал плевки, будто глотка машины захлебывалась топливом. Он ощущал, как вибрирует руль и сиденье, и предположил, что легкая тряска идет от испорченного сердца, которое после долгих биений и тяжелого бремени начало непредсказуемо дребезжать и захлебываться собственной кровью. Старик всегда уверял, что его детка подобна каменной глыбе, долговечной и стойкой, когда как все остальные давно приметили, что машина похожа на улитку.
Они отъехали от дороги и остановились. Двери раскрылись. Тогда Кораг блаженно вздохнул в шлем. Теперь небо покорила гигантская сеть планетарных ступников, а ночной свет набросился на машину и оголил растёртую старчеством краску, небольшие царапины и вмятину на крыши, которая напоминала вздувшийся синяк.
"Ох уж эти небеса. Их покорили все звезды, кроме нас", — вспомнил Кораг слова Арагонды, своего вдохновителя.
Крышку капота раскрыл Вансиан и склонился над двигателем. Кораг заметил, как наставник озадаченно промычал и помельтешил головой.
— Думаю, криостат изжил свои годы, — подметил он и подошёл к старику.
— Возможно, — хрипло прошептал Вансиан и поперхнулся. — Нужно подумать.
— По-твоему из-за чего машина может захлёбываться собственной кровью?
Вансиан усмехнулся.
— Я, конечно, понимаю, что перипетии труб криостата напоминают кровеносную систему. Но! — наставник приподнял палец, замечая, что его размышления убедительней. — Сомневаюсь, что у тебя в венах течет хладагент, который льется в чан и проходит через аккумулятор из сверхпроводника.
— Да, наверное, ты прав, Ванс, — притворствовал Кораг, вспоминая другую аналогию с организмом, где сердцевина пестрила теми венами, что впивались подобно спицам в моток нитей. Он не спорил, ведь знал, как старику приятно наставлять, помогать, давать замечания.
— Не поверю, если скажут, что у нас в крови течет жидкий водород, — с усмешкой проговорил Вансиан. — Или от удара молнии ты забыл, чем заправляется криостат, как он охлаждает аккумулятор?
— А ты ещё помнишь? — процедил Кораг, на что старик непринужденно ответил, не отрываясь от двигателя и регулируя плотность магнитного потока под сверхпроводником.
— Время никогда не тронет мой разум. Даже помню день, когда отец сидел надо мной и заставлял зубрить, как сначала создается незатухающий ток в аккумуляторе, потом как тот дает энергию, чтобы потом в цилиндре сжигать водород в кислороде, — штудировал наставник, но не видел горечь Корага под шлемом. Ведь Вансиан не замечал аналогию, которая всплывала и просила руку, — в простонародье его называют сжигателем, а между ним и трубой есть впрыскиватель водорода. И за ним нужно глаз не спускать!
Вансиан как раз глянул на впрыскиватель, где панель окрашена в зелёный тон. Тут Кораг задумался и ляпнул:
— Может проблема именно в нём?
— Нет. С ним всё в порядке. К тому же если бы впрыскиватели работали неисправно, то блокиратор в аккумуляторе не позволила бы машине завестись. Совсем! Потому что сам процесс сжигания водорода в кислороде очень опасен. Хотя мы уже давно программируем сырьё. Ведь, когда водород столкнётся с кислородом, не обязательно, что появится энергия и образуется водный пар. Этот процесс имеет много стадий. А благодаря тому, что оба впрыскивателя программируют жидкий водород и изменяют воздух, отслаивая из него чистый кислород, мы получаем бешеную силищу! Кстати, аккумулятор из ванадия. Да, без этого металла мы бы пропали.
Каждый раз, когда Вансиан говорил слово "программируемый", возникало необычное чувство. Кораг кхмыкнул в затянувшейся паузе. Его смущало чувство предопределенности, осознание вмешательства, будто бы жизнь — лишь программируемый механизм, никакого изыска, метафоры или таинства.
Пропустив минуту, Кораг понял намек наставника. Он вспомнил о роге на голове, затем о своих ванадиевых доспехах и невольно потёрся спиной, когда вдруг ощутил, что покоцанный молнией экзоскилет лежит как-то криво. Однако дискомфорт также неожиданно исчез, как и появился. Вансиан похлопал по плечу. Кораг услышал звон брони, который будто усилил старческую доброту.
— Раз это всего лишь пустая глыба, то может не стоит с ней постоянно маяться? Я могу дозвониться до замка, и нам пришлют новую машину. Брось её, нечем с хламом возиться, только время зря тратишь.
На одну секунду Вансиан почувствовал тоску, ностальгию, как только прислушался к уговорам Корага. Однако все перипетии труб, все вмятины и царапины казались настолько родными, так укоренились в памяти, будто сама его жизнь состояла из захлеба хладагента и горячего рёва сжигателя.
— Она мне досталась от отца, — с горечью ответил он. Кораг сгорбился и уронил взгляд. Между ними завязался узел. — Принеси баллон с жидким водородом.
Багажник раскрылся с ржавым скрипом. Наставник услышал глухой удар. Эхо баллона протянулось по лесу, и каждый плод будто колыхнулся от испуга. Тишь настигла в мгновенье. У корней деревьев витали едва заметные белые хлопья. С кустарников стекали холодные синие капли с падающей туманной струйкой. Даже древесная кора имела синеватый оттенок, будто её всю изжалили морозные пары.
Плоды кустов и ветвей чуть качались на холодном ветру и издавали сочный флуоресцентный свет. И лес казался усыпанным плодами, которые вместо листьев испивали свет поутру и в эпоху зари. Однако их красота пробуждалась лишь в сумрак, когда в бутонах начинала краснеть сердцевина. И чем глубже была ночь, тем ярче краснели щёчки бутона, будто личинка, что укрывалась в коконе, мёрзла и в попытки согреться, начинала сильнее разогревать очаг.
Вансиан притянул толстый провод от криостата, передал. Кораг вставил гнездо в баллон и повернул его влево до щелчка. Каждая мышца провода начала сжиматься, как толстая кишка, и чавкать, заглатывая хладагент. Аккумулятор затрясся в холодном чане. Тогда гнездо само отпустило баллон, а провод притянулся на место.
Они прислушались к двигателю.
— Похоже, тебе удалось унять её капризы. Что ты сделал?
— Есть парочка способов, но на грани знаний, интуиции и ощущений. Стоит тебе как-нибудь рассказать, пока я жив.
— Пока жив, — устало повторил Кораг. — Ты только начал стареть, а уже себя хоронишь. Хотя сам знаешь, что жить ещё будешь лет 200.
— Возможно, — приостановился Вансиан. — Иногда мне кажется, что нас скорее похоронит поле боя, чем время.
Кораг затих. Старик чувствовал, как его что-то гнетёт. Но промолчал.
Они подъезжают к городу. Уже светает, но за горизонтом начинают кучковаться хмурые грозовые облака. Машина плывёт, изредка издавая толчки. И если улитка скользит брюхом по слизи, словно покрывалом из мышц прилипает к склизкой дороге, то дно машины левитирует на своём магнитном поле. Причём Кораг давно заметил, что у улитки есть усики, а у машины — две трубы. Её один стальной усик загнут вперед и впускает потоки воздуха, а другой отвёрнут и его водяные пар омывают и растирают трубку, выходят и стелятся на крышу машины.
"Раньше, в молодости, Вансиан рассказывал, что воздух проходит через трубу, потом программируется, а ненужные объедки вырываются из вентиляции. И тогда разум смотрел на множество отверстий в капоте, представляя, как из грозных ноздрей уходит переработанный воздух, словно из легких. А сегодня Вансиан снова рассказал об устройстве машины, словно забыл о том, о чём говорил ранее. Возможно, он стареет не только телом", — не мог унять мысли Кораг.
Сжигатель жадно шикнул. Тогда в памяти всплыла необычная беседа с Арагондой. Когда-то Вансиан говорил, что сжигатель создает электромагнитное поле, потому что водород обладает магнитным моментом. С его помощью работают дисплеи, программа полёта, система подогрева. Но Арагонда будоражил другим. Из его слов, аккумулятор — биос, костяк, наше ДНК, которое создаёт организм, а сжигатель вобрал все функции, существует под мантией операционной системы или, как зеркало, отражает действительность.
Повелитель намекал на сходство магнитного поля машин с зеркалом и биополем живых существ. Некоторые аппараты говорят, как работают органы и что не в порядке. Они ориентируются по биополю, движению частиц и их магнитному моменту, будто бы вокруг нас постоянное зазеркалье. Но когда Кораг спросил: "Почему лишь зеркало? Почему бы не сама суть?", то Арагонда уповал на отражение, а не сам процесс. Из-за таких слов повелитель всегда казался странным, загадочным и необычным.
Они плыли по городу. Мелькали дома и жители. В Кораге снова проснулась озаренье, когда в окнах постепенно отключались огни в преддверии полного рассвета. Он давно заметил, что каждое здание имело форму кокона, в котором ночь за ночью загоралась сердцевина, будто бы архитектор отдал дань уважения вкусным плодам, выстраивая монументы в их честь, но кто бы мог подумать, что жители неосознанно потакают идеи, загорая в каждом доме очаг.
Привычные места, знакомые дома и проулки грели сердце. Он радовался даже легкому пару у тротуара, который давно стал обыденностью или закономерностью. Холодная стружка существовала везде и всюду. Иногда лето радовало чистотой, лишь в хмурые дни падали одинокие редкие снежинки, который сразу же таяли на дороге, не выдерживая жара бордюра. Оставалась только хладагентаная струйка, ели заметная и едва ощутимая.
Она не сравнится с зимней властью, когда огромные тяжёлые сугробы издыхают холодный туман. Тогда улицей завладевает шумы от снегоуборочных машин, которые "омывают" сугробы города, а жидкая хладагентная струйка стекает к канализационному каналу и просачивается через решето.
Улитка фыркнула под капотом и издала писк программ. Кораг отвлёкся на замок сквозь бурое стекло. Там мощная пика на крутом островке тянулась к небу, а её корпус бронзово-блистал на проснувшимся свете. Отдельные глыбы левитировали вокруг неё и низвергали белый густой хладагентный туман.
Кораг подъехал к вратам, и металлические лианы начали изгибаться, пропуская улитку. Потом они доехали до обрыва. Тогда лианы выпрыгнули из каменистой земли, издали скрежет и плотный магнитный поток. Перед машиной поднималась тропа, а под ней шуршали морские волны о скалы и рифы. От обрыва протянулись полосы из труб, будто сама земля пустила рельсы к замку. Улитка поплыла по магнитной дороге, самовольно. Кораг и Вансиан расслабились и откинулись на спинку, словно предвкушая аттракцион в парке развлечения.