— А с Иридием? Как вы собираетесь решать проблему с наследником?
Через длинную паузу и тяжелый вздох Варфоломей понял, как мечется повелитель. Слова Арагонды на слуху советника оказались неоднозначны. Варфоломей лишь подловил суть: Иридий тоже изменился. Перестал быть инициативным мальчиком. Начал до всего допытываться, а не предлагать. Перестал ныть, а начал объективно и хладнокровно все просчитывать. Арагонда даже признался, что из Иридия более грозный противник, чем из "Ордена" и армии белых на границе.
По телу советник прошёлся холодок.
— Ты не знал про армию? — искринне удивился Арагонда.
— Откуда, повелитель? Меня несколько дней не выпускают из комнаты! Не представляю, как застопорилась загрузка корабля.
Повелитель промолчал на слова советника, но почувствовал, что путается в тине. Ведь Варфоломей много не знает из того, что чудит Иридий.
"Это ты его так защищаешь?" — задал он вопрос сыну.
— Я хочу, чтобы ты знал, Варфоломей, — внезапно начал Арагонда. В голосе повелителя советник ощутил сладкий привкус надежды. Он даже вспомнил пряной запах плодов, которые мама держала в общей печке кабаре, когда те остывали. — Несмотря на споры, наши научные потасовки, я очень ценю тебя, твой ум, твои советы, неоценимый вклад в строительство космокорабля.
Ты неповторим. Для меня. Никто не может меня вытерпеть, понять и раскритиковать одновременно. Все либо ненавидят и раздражаются при одном слове, либо не понимают ни мысли, либо, изредка, соглашаются на веру.
Поэтому не забывай: Я жду. Я всё ещё жду.
Последние слова оставили советника в растерянности, будто бы повелитель только что угостил теми великолепными пряными плодами, но сказал, что их нужно запить кислым холодным соком. Вот теперь советник не понимал, понравился ли обед или сейчас у него скрутит живот.
2
За окном космопорта небо зноит возвышенный вулкан. Там, где сейчас жерло, каменный рот открывает ванночку, чашу, впадину до сердца горы. В жерле кипит хладагент. Наружу сочится туман из белых хлопьев, словно гора нацепила вату, но этот белый одуванчик ветер клонит к северу, сдувая споры на вершине. Все ветра идут на территории белых, а часть стружки падает на тонкие ели с синими кисточками, колючие кустарники в изморози и серебряные скалы, скатываясь, и плотно налегает на землю.
В уме холодеет. При мысли о том, что скоро произойдет, в кулаке немеют пальцы. Наследник размял ладонь. Суставы хрустнули, пальцы сильней протряслись. Броня ощущается необычайно тяжелой, а тело — старчески немощным.
— И как в этом мире возможно оставаться вечно молодым? — думает Иридий, истощенный, иссушенный, тяжело дышащий, будто даже драгоценный воздух восстал против него.
Вулканье жерло кипит и выдыхает туман. Когда желтая молния отбрела от повелителя, Ютий настойчиво сделал вид, что любуется этим пейзажем. Воздух прошушукал небольшой раздор между солдатами. Из-за того, что никто не знает, как Ютий выглядит под шлемом, ходят безумные сплетни. Его кличут шпионом белых. Ютий слышал каждое слово, ощущал тревогу, волнение и начал жалеть, что не поклонился полководцу. Он мог исправить оплошность, но память сверлит, не позволяет.
— Повелитель, — обратился ученик со всей серьезностью.
Одним велением Арагонда упразднил всю страсть к вулкану. Сейчас перед ним в сознании стоял только Ютий.
— Я хочу сказать, — начал ученик, но задумался над формулировкой мысли. — Хочу сказать, что верен вам беспрекословно. И если прикажете, только прикажите, и я тут же сниму шлем. Лишь бы ваши статус и почёт не пошатнулись.
Внезапно Ютий понял, что сморозил глупость, потому как это лицо опустит повелителя ниже заговоршика-Иридия. Ученик тревожно схватился за фильтр. То, как Арагонда молчит, томит Ютия. Они оба знали, раз ученик не снял маску, все сочли жест, как сигнал покорности. И солдат волновало то, кому владыка так покорен.
— Не хочу, — сказал повелитель.
Раньше Арагонда желал разгадать секрет, но не силой, а хитростью, медленно наслаждаясь. Но теперь он вовсе понял, что не хочет узнать разгадку. Не потому что боится потерять интерес к Ютию. На самом деле повелитель волнует то, что под шлемом может оказаться не тот, о ком он предполагает.
Тут полководец сразил молчанье. Ютий скрылся за Арагонду, прикинувшись тенью. Полководец объявил, что они готовы, а время близится к часу переговоров. Тогда Арагонда чуть отклонился назад к своей тени и сказал:
— Тебе пора.
На секунду в ученике трепыхнулось беспокойство.
— Что будет, если вам придется убить сына? — спросил Ютий тихо.
Вопрос не показался Арагонде чем-то неожиданным, новым, животрепещущим. Он даже не шелохнулся.
— Ничего, — утвердил. — Я привык.
На встречу к Иридию повелитель шествовал, а полководец отставал на шаг. Посреди открытого поля, вдали от космопорта, в компании белого, грузно стоит Иридий. Он не мог понять всех тех чувств, которые испытывал, когда отец рос на глазах. Через минуты Арагонда демонстративно топнул по синеватой траве и взбил пар. Последний шаг сделан. Ели вдали опустились, распушив синие иглы, а они глядели друг на друга в пяти метрах, равные по росту.
— Как видишь, твоя система социального программирования не действенная, — рявкнул Иридий в первую секунду, когда отец застыл на поле переговоров. И язвлено добавил. — Восстание вспыхнуло.
Белый начал диктовать требования.
Как всегда, Иридий изображал черствый хлебушек, противный на вкус сытному владыке. Лишние эмоции не выходят на поле. Игра в гляделки напоминает пытку. Эмоции наследника оседают в сердце и жалят грудь. Чудится, что они стоят в непогоду. Доспехи обмерзают в холоде, к стопам липнет пар от хладагента, пристынет иней. Броня тяжелеет, наследник трепещет. Его трясёт ожидание.
— Напоминаю, — акцентировал белый. — Армия "Ордена" сейчас на границе. В космопорте отряд ждет команды. Если вы не пойдете на уступки…
— Хочешь моей крови? — перебил повелитель белого, обращаясь только к сыну.
От бестактности орденец цыкнул.
— Нет, — провозгласил Иридий с полной уверенностью. — Я просто уже не в силах сдержать судьбу.
— Совет "Ордена" слишком долго шел на встречу к вам, благодаря Иридию, но даже их терпению приходит конец! — возвышал слова белый. — Мы бы давным-давно пустили армию через границы.
— Заткнись, — рявкнул ему полководец с желтой молнией. — Те, кто пытался пересечь границу, покоиться на залежах.
Белый прорычал, а Арагонда прогудел в фильтре, забавляясь.
— Ты забыл добавить — на законных залежах "Ордена", — парировал белый.
На словах белый стал прытким, но внешне остался спокойным и усидчивым. Тогда Арагонда понимал, почему с Иридием стоит именно он: "Поди этот белый самый благоразумный и сдержанный из всей поганой свиты. Либо, он очень хитер и внимателен к советам Иридия".
— Не твоего ли предшественника в тех залежах похоронили? — продолжил орденец. — Если вы не остановитесь, то число свободных рукоятей пополниться. "Орден" не позволит вам сбежать на корабле, прихватив ресурсы. Даже просьбы наследника потеряли вес.
Как только слово "Орден" выпрыгнуло из уст, белый стал возглашать с непоколебимостью, особо подчёркивая планы о космосе. И Арагонда знал, чьи слова теперь топорщиться в фильтре. Сын позаботился обо всём. Сын позаботился обо всём.
— Гаденыш, — произнес повелитель тихо.
Услышав, Иридий дрогнул ладонью, но спрятал руки за спину и выпрямился.
— Ты можешь остановить войну, убийства, смерти, — начал предлагать сын достаточно рассудительно и умиротворенно. — Сдайся. Тебя не лишат власти правителя.
— Не неси чушь. Меня лишат воли, — парировал Арагонда, думая о системе голосования "Ордена". — Какой я буду владыка, если откажусь от личного выбора?
— Каким ты будешь владыкой, если некем станет управлять? — страстно предложил Иридий. Он едва сдерживал ярость, разочарование, которые тянули к отчаянию. Ведь, несмотря на ужас, который подстерегал за границей, Арагонда оставался невозмутим, упрям, уперт. Казалось, там где Иридий видит миллионы смертей, страдания и несчастья, повелитель смотрит только на свой замысел и космопорт.
— Повторяю, сдавайся!
Теперь голос сына звучал раздраженно и бескомпромиссно. Арагонда начал чувствовать, что у птенца появился клюв, а двух повелителей империя не выдержит.
— Скажи, гаденыш, ты ведь меня хорошо изучил?
Наследник осознавал, к чему намекает Арагонда. Сын отчаялся до уныния.
— Пришлось равняться, чтобы научиться читать, — проговорил Иридий, будто показывая, что он даже способен скопировать зазнающийся арагонский стиль.
— Нет, пока ты мне не равен. Твои просьбы ничтожны.
Повелитель усилил высокомерие и упрямство в словах. Иридий переполнился отчаянием. Зная, к чему идет разговор, он канул в бессилие.
— Добейся, прежде чем указывать, — добавил Арагонда.
Наследник проскрежетал зубами, потому что ощущал провокацию безумца.
Тут в эфире прозвучала тревога. Иридий дрогнул, склонился. На экране шлема возникло окно, где на камере стражи и Ютий пробегали по коридору космопорта. Белый тут же схватился за рукоять и призвал меч. На него метнулся полководец с желтой молнией. Иридий стоял в бездвижие, Арагонда вновь шествовал.
— Я остановлю войну, — произнес наследник в полушёпоте и вскрикнул в эфир. — Включить вихревой залп.
Динамики заглохли. Порыв буйного ветра прорвался через лес. Арагонда протянул руку и схватил сына за горло. Вихрь пронзил его, развеял, растирая в песок, и пролетел дальше, прочертив по полю линию. Небывалый шум, будто потаенный вскрик из другого измерения, прорвал динамики желтой молнии. Полководец схватился за уши и начал стонать. Белый плечом вытолкнул его на поток вихря, где ванадий рассыпался в прах.