— Меня бесит, что все кому не лень выхаживают меня. Я что какая-то страдалица?
Несмотря ни на что Арагонда продолжил стоять и держать руку на весу как ни в чем небывало.
— Будь ты самим богом, не смей указывать и совать хрень! Иначе прибью этим сапогом, как нечего делать.
— Да, думаю, бог бы испугался сапога. Хорошо, что я не он.
Слова прозвучали с особой любезностью. В типичной надменности Арагонды. Наида прокряхтела, подхватила и бросила в него сапок, а затем демонстративно отвернулась и подняла подбородок. Даже тяжесть и судорожное онемение в ноге растаяли под напором злости.
— Между прочим, с Корогом я всегда независима, — пробубнила Наида, пряча от повелителя взор. Бунтарство трубило в горн. Сейчас больше всего хотелось, чтобы Арагонда ушел вон. — Он никогда не пичкает в меня таблетки и верит, что я способна справиться с болезнью сама!
— Если примешь их, то я сообщу новость о Короге, — перебил упреки Арагонда.
Наида сразу же с удивлением озарила его взглядом и изумленно раскрыла рот.
— Пришли новости? — жалобно спросила. Арагонда спокойно качнул головой. Наида улыбнулась. Его уверенность успокаивала сердце и прогоняла все капризы.
Протянутая рука собрала горсть таблеток. Губа нервно дрогнула. Даже воображать, что на ладони лежит кучка пуговиц, Наида не могла со смирением. Она преодолела нервный трепет, с покорностью проглотила таблетки, поднялась и прохромала в другую комнату. Арагонда услышал всплеск воды, шум глотков и звон стакана. Повелитель облегченно вздохнул. Когда Наида собрала горсть таблеток и заглотила успокоительное, то он уже ощутил какую-то отлегающую от сердца тяжесть. А звон стакана, будто окончательно освободил от смятений и рассеял всю напряженность. Наида вернулась, остановилась у Арагонды и чуть приподняла бровь в ожидании.
— Прости, Кораг мертв, — пронзил он внезапно, ибо не желал, чтобы намеки, лишние фразы и обхаживающий аккуратный на слова тон возбудили лишний раз тревогу и усилили боль.
Наида молчала. Арагонда видел, как постепенно нарастает жар, раскрашивая её щеки, как начинают подёргиваться губы, сворачиваясь в гримасу, как в хрусталике глаза накапливается чистая невинная слеза. Она шмыгнула носом, закрыла глаза ладонью и, казалось, что тут же заплачет. Но вдруг вздохнула, дрожа, убрала руку и быстро поморгала, спрятав слезы.
— Можешь идти, — прошептала она и отвернулась. — Я хочу… одна.
Когда повелитель преспокойно встал, Наида стиснула губы и сщурилась.
"Быстрее, быстрее" — молила дева мысленно, ради стойкости.
Внезапно Арагонда схватил её. Наида начала сопротивляться, дергаться, вошкаться, бить пятками броню, но поняла, что невольно прослезила глаза. Мир исчез в искаженьях и смутной пелене. Дарссеанка остановилась, сжав его мощные руки в ванадии, пропищала сквозь зубы и кривую улыбку, а потом громко заплакала. Арагонда почувствовал, как Наида повисла в его руках, перетащил к спальнице, сдвинул звенящие шторы и уложил на мягкое одеяло. Наида клюнула в подушку и сжалась. Арагонда присел рядом, слушая, как она плачет.
— Это всё ты, — слышал сквозь плач минутой погодя. — Он только вернулся, а ты сразу… Без передышки. А я позволила. Легкомысленная! Думала, что Кораг вернется, как прежде.
— Многие солдаты отправились на те залежи. И погибли. Дело тут вовсе не в передышке. Да и без полководца солдат не оставишь ради прихоти.
— Уйди прочь, — рявкнула она и пнула повелителя по спине.
Ванадий глухо лязгнул. Арагонда пошатнулся, а затем спокойно протер место удара торчащим лоскутком одеяла. Наида сжала ногу и прошипела.
— Думаешь, я об этом не знаю? Ведь знаю же. Поэтому и отпустила. А теперь как быть без него. Без моего счастья. Он мой смысл.
Никаких слов в ответ не исходило. На притихшей минуте Наида осознала свою никчемность. Она примолкла, шмыгнула носом и утерла слезы.
— Прости. Знаю, что нельзя так, — говорила рыдающе. — Просто, тебе нужно было уйти. Я. Я не знаю, что творю. Не понимаю ничего.
Она ещё сильней прижалась к подушке, вновь шмыгнула носом и прошептала в пух:
— Уйди же. Оставь меня.
Слова будто остались в лоскутках ткани и в пухе. Арагонда не послушал и продолжил сидеть рядом. Он шумно вздохнул и снял ванадиевый шлем. Наида оглянулась. Вся красная и в слезах, она посмотрела на совершенно спокойное и безучастное лицо Арагонды. И возненавидела его ещё сильней.
— Именно Кораг источник твоего счастья? — произнес Арагонда как-то отчужденно и оценивающе.
— Да, — ответила Наида и отвернулась. Дико плакать уже не хотелось. Впрочем, все желания просто покинули её, а эмоции улеглись во внутренней пустоте и глубоко задремали.
"Просто лежать. Нужно просто лежать. Тогда он встанет и уйдет. Сейчас. Он осядет, протрезвонит своими больными мыслями и уйдет”.
— Нет Корога — значит, нет покоя? — опять спросил и задумчиво хмыкнул. — Что это за любовь, где связь уподобилась поощрению?
Затем шепча Арагонда произнес:
— Это оно превратило объект страсти в источник счастья?
В сердце промелькнул недовольный укол. Наида вдруг захотела задушить его подушкой и вновь взглянула на Арагонду. Повелитель смотрел сквозь стекло на падающие снежинки и разряды молний в небе. Когда Арагонду известили о Короге, то фильтр только произнес: "жалко беднягу", слегка опечалено, будто бы он всего лишь заметил на дороге труп сбитого животного и прошел мимо.
Сейчас арагонский взгляд казался таким задумчивым и пустым, что иной раз пробудил тоску по Корагу. Наида безумно хотела увидеть те благородные и полные энтузиазма глаза. Ту искру, что отогревала сердце, как будто в ней всегда томилась некая живительная сущность. А теперь Кораг умер. И исчезла та искра. Остался лишь Арагонда. Холодный, черствый. Его взгляд всегда пуст, словно ничего, кроме мыслей в душе нет. Да и те лишены живости. Только выводы и сухие предположения. Почему-то Корагу нравился такой взгляд. Он уверял, что глаза Арагонды переполнены мудростью и источают непомерные знания Вселенной. Однако Наида никогда не соглашалась с любимым. Ведь иногда видела в этих глазах непомерный садизм. Будто та нахваленная мудрость притягивала страданья, их анализировала и упивалась ими.
— Прости. Я просто удивлен. Ты думаешь, что не получишь счастье, — проговорил Арагонда, всматриваясь в окно, — хотя имеешь в виду мотивацию.
— Что ты несешь? — буквально шипела Наида, но вяло и с болью.
Следом дева трепетно вздохнула и мучительно сглотнула.
— Ты гонишься за теплыми чувствами, чтобы их достичь, чтобы получить внутреннее удовлетворение. Обычная охота дикаря.
Но я не осуждаю. Почему бы и нет? Это действенный механизм. Но путь окажется лишь дорогой, если мысли споткнутся и упадут на первой же кочке, — он поднялся и спальница резво подпрыгнула. — Что и случилось.
Пальцы Наиды вонзились в подушку. Зубы ныли, а глаза взбухали красными венами. Ярость тянула руки из пустоты.
— Наида, скажи, зачем ночами и неделями оплакивать мертвых? Может, стоит напросто поменять цель? Гибкость не всегда признак черствости. Сосредоточься лучше на ребенке. Сомневаюсь, что Кораг обрадуется, когда узнает, как несчастно его дитя без матери.
Арагонда уселся на подоконнике. Наида гневно сщурилась, ощутила, как намокают глаза, и утонула в слезах.
"Больной ублюдок!" — повторяла она в мыслях, пока владыка говорил вкрадчиво. Эти искры стали единственным, что преграждало от неугомонных криков, стонов и безудержного плача.
Вдруг она встрепенулась:
"И ведь совсем забыла о ребенке".
Рука невольно потянулась к животу.
— Кораг мертв, — провопила Наида с новой силой. Слезы опять начали обмокать глаза и щёки. — Какие тут могут быть мысли? Он даже не может ничего сказать против.
— Ты уверена? Думаешь, раз тело не дышит, значит, тайна смерти разгадана? Ты ведь жива. И я жив. Мы живы, пока можем мыслить. Поэтому не стоит пренебрегать помыслами Корага в сердце, иначе похоронишь его заживо.
Слова Арагонды пророкотали в мозгу Наиды.
“Сам не знаю, зачем я смолол такую чушь” — подумал вдруг он. — “Я же не верю в живость мыслей без их обладателя, без носителя якобы души. Мы размышляем и поступаем по программе в глубинах тела. А как придет ответ, если программу забрала смерть? Другое дело говорить о том, куда могла подеваться такая программа".
Тут Арагонда озадачился, но сразу же смел излишние раздумья.
"Что ж, надеюсь, пусть не мысли Корага, но мои, успокоят Наиду и удержат её от необдуманных решений. Ведь если она уйдет из замка, то моя жизнь оскуднеет”.
— Ты так хочешь сказать, что Кораг живет внутри меня? — прервала Наида смятенья. — В твоих устах эта мысль звучит как-то извращенно. Однако я чувствую любовь. И боль. Я страдаю, потому что чувствую эту любовь к нему. Она не исчезла. Может ли быть это проявлением души? — загорелась она. Спальница согнулась. Наида села на колени. Она так смотрела, будто чего-то ждала. — Его души? Во мне?
— Может быть, — протянул он недоуменно, видя в больших невинных глазах надежду, — да-а.
Неоднозначная реакция напугала Наиду. Подсознательно она возжелала подтвердить, доказать и усилить свои чувства.
— Разве любовь не рождается связью? — метнула Наида вариант и воодушевленно продолжила. — Есть связь, которая удерживает порядок в галактике. Есть связь, что притягивает частицы друг к другу. И есть связь, которая привязывает души. И чем прочнее связь, тем мощнее итог. Любовь.
Повелитель сухо смаковал слова, а когда увидел, как искра надежды начала таять в её разочарованье, тут же рассек тишину:
— Что ж, если душа — это программа из строительных частиц, то привязанность вполне может быть связью между кирпичиками. Все пропорции, все мысли и чувства, что сотворил в тебе Кораг, сплели частицы мозга в единую конструкцию. Да. Ты хранишь его мысли, а ребенок — частичку фундамента.
Наида вдруг дрогнула.
— Ты же веришь, что существует информация? И видишь, что она многообразна, но повторяется, и что её многообразие создается из повторов, как бы ты не старался. Так вот, если ли вероятность, что информация в нашем мозгу повторится в другом? Ну, хотя бы на половину, как генетическая спираль в ребенке.