— Отчего бы это? — задел он меня, признаюсь. Очень сильно задел. Ему-то, конечно, светила блестящая карьера. Причем, с самых низов начинать ему точно не придется.
— Оттого, что ты готова довольствоваться малым.
— Зато я умею находить выход из любой, самой сложной ситуации. Причем, самостоятельно. А не с помощью мамы и папы.
Кажется, уела. Хмелевский долго сверлил меня тяжелым взглядом.
— А что же ты не нашла способ, как поменять напарника? Надо было и здесь потренироваться?
— А я решила, что нужно учиться работать в самых поганых условиях. Чтобы потом было легче, в реальной жизни. Вот и оставила все, как есть! — Тут я безбожно врала. Какие только пороги ни пыталась обить, какие только контакты ни искала: все оказалось бесполезным. Нас уже внесли в какие-то важные документы, из которых вычеркнуть могут лишь при условии отчислении студента. На такое, конечно же, я пойти не могла.
Мы еще долго спорили на тему того, что Хмель не будет опускаться до уровня какой-то низкопробной сети АЗС, а я не хочу общаться с офисными уродами, работающими на его папашу. Отчего уродами? Это Хмеля, отчего-то, сильно зацепило. Оттого, что нормальные люди вокруг такого, как сам Хмелевский, находиться физически не смогут. Их будет тошнить лишь от одного его вида. А раз они работают, и сложностей с пищеварением нет, значит, они не нормальные. Пусть даже не уроды. Но с психами я общаться не готова. После этой моей недлинной тирады, Хмель вспыхнул и решил пойти ва-банк: он просто попросил препода определить, в какой компании нам лучше пройти практику. После ответа, преподаватель у меня автоматически перешел в раздел уродов и психов.
Понятно, что эти мои вспышки были вызваны только эмоциями и нежеланием хоть как-то пересекаться с Хмелевским. А по факту, попасть на практику в эту компанию, в портфеле которой было все, начиная от мелких точек общепита и заканчивая крупными строительными предприятиями, мечтали, наверное, все студенты курса, факультета, и даже универа. Ну, Зацепин, скорее всего, не мечтал. Ему у своих родителей было весьма неплохо: и практику отрабатываешь, и зарплату, заодно, получаешь.
Больше для приличия, еще потрепыхалась, сообщив, что никакой дресс-код соблюдать не планирую, костюмы покупать не буду, и пусть меня терпят в кроссовках и джинсах!
— Да кто на тебя будет смотреть, Игнатьева? Главное, голой не заявись. На все остальное — пофигу. Тебя никто не пустит бродить по коридорам. Будешь приходить и сидеть в одном-единственном кабинете!
Я даже не думала, что Хмель начнет обламывать крылья так скоро. Даже в этой мелочи фору не дал.
Глава 34
— Игнатьева, алло, ты уснула, что ли? — отвратительный голос Хмелевского пробирал до костей, до дрожи.
— Нет, я думаю. — Устало глядя на монитор, я понимала, что не понимаю уже ничего. Бесконечные наборы цифр, букв, ссылок, массивы загадочных для меня данных… А ведь математический, экономический и маркетинговый анализ были моими самыми любимыми предметами… Когда-то были. Даже преподаватель хвалил часто, ставил другим в пример. Когда Хмель не высовывался, конечно.
Вот только, невозможно любить то, на что не остается ни сил, ни времени. Это на пятом курсе выделяют несколько месяцев, чтобы заниматься чисто практической частью диплома. Все занятия в универе отменяются, и ты можешь быть свободен, как ветер.
А на четвертом у нас осталось то же учебное расписание, но где-то в перерывах между сном и учебой, надо было успевать поработать на месте прохождения практики. Мне же приходилось разрываться между занятиями, практикой в фирме Хмелевского-отца и своей работой. Ее, родимую, мне тоже никто не отменял.
И сейчас, пытаясь как-то свести в кучу данные из нескольких сложных отчетов, еще и применяя научные методики, я понимала, что просто дико хочу спать. Вот куда проще было бы: взять несколько файлов и распечаток у себя на заправке, придумать к ним еще какие-то вводные, и в свободное время сочинять, какие маркетинговые ходы оказались удачными, а какие — не очень. Ух, я про акцию «два плюс один» столько написала бы!
А в этой конторе, куда меня затащил Хмель, пришлось реально работать аналитиками. Причем, бесплатно. К тому же, нашу работу еще должны были проверить ведущие специалисты нескольких отделов, а потом — написать на нее рецензию. Засада, короче. Полная и безнадежная.
— Ну, и что ты здесь придумала? — Неожиданно, Хмелевский оказался за моей спиной. Вообще-то, у нас рабочие столы находились довольно далеко. И готовые файлы мы пересылали друг другу по почте. С копией наставнику. Парень молодой оказался, но очень изобретательный: он считал, что просто обязан сделать из нас готовых сотрудников для своего отдела. Обучал многому, но и наседал не по-детски. И вот нам с Хмелем пришлось еще и вести деловую переписку, в которую вечно встревал Андрей Михайлович (по мне, так совсем еще пацан Андрюша). Радовало, что замечания и указания на недоработки нам прилетали в равной мере. С Хмелевским здесь никто не цацкался, как и со мной.
— Зачем ты ко мне подкрадываешься? — я с трудом удержалась от того, чтобы не подпрыгнуть. От неожиданности и от того, что близость этого упыря меня просто физически напрягала. — Сейчас доделаю все и по почте вышлю.
— Игнатьева, я тебя ждать уже задолбался! У меня все готово, дело за тобой. А ты резину тянешь!
— Ну, тогда вышли файл мне и иди домой. А я еще посижу, доделаю все и общий результат Андрей Михалычу отправлю. — Совсем не хотелось с ним спорить, что-то доказывать, объяснять. Если бы Хмель свалил, я бы походила по кабинету, сгоняла в фойе за кофе, немного проветрилась и нормально смогла бы поработать.
— А когда я буду проверять, что ты там налепила? Мне совсем не хочется завтра снова узнать, что мы все сделали неправильно.
— А я тебя предупреждала, что лучше сделать по моему варианту… — мы все так же разговаривали, не видя лиц друг друга. Хмель стоял у меня за спиной, кажется, недопустимо близко. Я принципиально к нему не поворачивалась.
— Ага. Конечно. И где бы ты получила такой опыт, как сейчас?
— Господи… Ты еще и зануда нереальный какой-то… Вот как так можно, Влад? Бесконечно мыслить какими-то шаблонными категориями? «Бесценный опыт, полезные навыки», — передразнила его, — ты жить-то, вообще, когда собираешься?
Не вытерпела, крутанулась на офисном кресле, повернулась к нему лицом: очень хотелось видеть, как он на вопрос отреагирует.
— Зря ты напялила этот костюм. Лучше бы, как раньше, ходила в джинсах. Я же тебе говорил, что можно дресс- код не соблюдать.
Сссссс….. Спокойно, Надя, спокойно. Ради такого гоблина не стоит опускаться и ругаться матом. Он твоего падения не заслуживает. Ударил, как знал, опять по больному: я три дня сюда приходила в обычной своей одежде, а потом не выдержала. Я устала быть вечной белой вороной еще в универе, и продолжать эти мытарства в офисе мне отчаянно не хотелось. Долго искала приличный костюм-тройку, блузку, обувь к нему на всех городских распродажах. Вся, словно в мыле, оббегала все районы и торговые центры. Вроде бы, прилично вышло. Опять же, если планирую и дальше работать в хороших компаниях, то костюм еще должен был бы и дальше пригодиться. И я, наконец, почувствовала, что выгляжу хорошо и достойно. Так нет же, этот козлина успел опустить меня ниже плинтуса одной лишь колкой фразой.
— Спасибо за разрешение, но позволь мне самой решать, во что одеваться. Хотя бы в этом я тебе отчитываться не обязана!
Хмелевский долго буравил меня взглядом. Рассматривал вырез на блузке, каждую пуговичку на жилете и пиджаке, затем изучил юбку. Как обычно, с нечитаемой гримасой на лице. Наверное, увиденное очень ему не нравилось, и надо бы радоваться этому. Но я отчаянно покраснела, отчего-то.
— Тебе ведь жарко. Зачем застегиваться на все пуговицы? — и он как-то странно качнулся ко мне. Не выдержала, отодвинулась, а потом вообще к столу отвернулась, обратно к монитору.
— Не твое собачье дело, Хмель! Когда ты уже от меня отвяжешься? Можно обсуждать только вопросы, касающиеся расчетов и текста? Все остальное тебя не касается!
— Попробую. — Мою шею обдало горячее дыхание, на спинку кресла опустилась рука. Внутри все замерло. Не дай Бог, он и здесь попробует меня облапать! — Дай-ка, посмотрю, на чем ты застряла…
Хмель нагло схватил мою мышку и начал тыкать на разные ячейки. Я не понимала, что он хочет найти, поэтому не следила за действиями. Просто тихо молилась, чтобы он побыстрее отсюда убрался.
— Здесь один товарищ постоянно меняет формулы, за каким-то бесом, и от этого все остальные расчеты слетают. Я вчера так тыкался, не мог причину обнаружить… — Удивительно, Хмель приговаривал о чем-то, реально касающемся дела. Очень заинтересованно. — Ага. Нашел! Смотри!
Уже почти обнимая меня со спины, он начал второй рукой стучать по клавишам, что-то очень быстро поправляя.
— Видишь, теперь все встало на свои места! И график сразу получается наглядный! Вот эта точка, на которой эластичность по цене уходит в ноль, видишь?!
Это был реальный прорыв, и бесконечные наборы бессмысленных цифр, вдруг, заговорили с нами на чистом и красивом языке, да еще и с отличными иллюстрациями. Вот только меня волновало сейчас нечто другое…
— Хмелевский, еще одно движение — и ты меня просто расплющишь! В самый стол вдавил, мне дышать уже нечем!
Его голова медленно повернулась от монитора в мою сторону. Слегка подвинулся, давая мне возможность вдохнуть, но от этого ощущение опасной близости не исчезло.
Слегка прищуренные глаза оказались прямо напротив моих, с любопытством посмотрели, затем взгляд опустился на нос, и ниже — на губы. Я сглотнула от напряжения.
— А не пора ли нам поцеловаться, на радостях, а, Игнатьева? — и начал медленно приближать свои губы.
Глава 35
— Ты охренел, что ли?! — последнее, что успела выкрикнуть, прежде, чем он до меня добрался. Я попыталась упереться руками в его грудь, чтобы удержать на расстоянии, но просто не успела: Хмелевский перехватил запястья и закинул их себе на шею.
А потом, все-таки, наши губы встретились, как я ни старалась увернуться.
— Так еще интереснее, правда, Игнатьева? — это он прошептал мне уже прямо перед поцелуем.
Как можно быть таким вредным гадом и так возмутительно хорошо целоваться? Мое тело, словно ждало этого прикосновения, встрепенулось и потянулось навстречу. Мозги вышибает, что ли, словно ударом тока под высоким напряжением, когда Хмель ко мне так плотно приближается? Веки опустились сами собой, и, кажется, даже руки мои плотнее обхватили его за шею, притягивая… Удовольствие, похожее на страсть к сладкому: знаешь, что вредно, знаешь, что больше нельзя, а продолжаешь точить и точить эти безумно вкусные конфеты… Так и я с Хмелевским целовалась: в мыслях заполошно трещали сигналы «SOS», «Аларм», «Тревога», еще какая-то ерунда звенела, вспыхивали мириады тревожных красных лампочек, а губы делали свое дело. Еще и телом к нему прижаться пыталась. Какой-то безнадежный треш, в общем.
А Хмель уже придерживал мой затылок, пальцами в волосы забрался, крепко сжал волосы, закидывая голову повыше, видимо, тоже для удобства, вторая рука угнездилась в районе лопаток, помогая удобнее выгнуться навстречу… Если бы не спинка офисного кресла, то неизвестно, как бы мы равновесие удержали. Потом и стул оказался бесполезным: Влад просто вытащил меня оттуда, на ноги поставил, потом попытался на стол усадить… Все это, не отрывая губ от моих, все так же жадно лаская ими, забирая остатки разума и дыхания…
Стоп! Вот на столе сидеть я не планировала! Мы так не договаривались! Это было грубым просчетом Хмеля: сменить дисклокацию. До меня дошло, что сейчас, похоже, все станет намного серьезнее, и простыми объятиями не ограничится.
Паника добралась до всех клеточек тела. Наконец-то.
— Отвали от меня! В этой конторе что, принято по вечерам женщин на столах раскладывать?! — Оттолкнула его со всей силы, жаль, что пнуть не смогла, а так бы добавила, с удовольствием…
Хмель отдернулся, а потом застыл, обескураженный.
Я же вытерла губы запястьем, несколько раз провела, с силой, чтобы ничего не напоминало о том, что здесь творилось только что.
— Я в этот бордель возвращаться не собираюсь больше! Делай, что хочешь, со своей практикой, а ко мне не подходи близко!
Еле протиснулась между ним и столом. Стремительно понеслась к двери. Уже в коридор выскочила. Потом опомнилась, что все вещи там же, на столе остались. Пришлось делать очень глубокий вдох и возвращаться.
Хмель стоял на том же месте, где я его и оставила.
— Игнатьева, не дури. Я тебя насиловать не собирался. Просто хотел расположить поудобнее… — Вряд ли это можно было принять за извинение. Да он, похоже, и не собирался прощения просить или оправдываться. Просто факт констатировал.
Я молча скинула телефон, тетради и ручки в сумку и снова почесала к двери.
— Да ладно, что ты прикидываешься? Я же видел, что тебе это все понравилось! — Возглас летел мне в спину у самого выхода. Мой поднятый средний палец был молчаливым ответом.