— Ты до сих пор придумываешь какие-то странные вещи, Влад, очень далекие от реальности. Спустись уже на землю. И прими как данность: я на тебя реагирую только негативно. И… вздрагиваю, когда ты прикасаешься, тоже потому, что мне это неприятно! — Старалась говорить как можно убедительнее. Но вот не знаю, кого больше сейчас убедить пыталась…
— Мда? А если так?
Не успела сообразить, к чему он клонит, поэтому среагировала с опозданием: дернулась, было назад, но за спиной была дверь автомобиля. Она-то и помешала спрятаться от наглых рук Хмеля.
А эти загребущие конечности действовали с невиданным нахрапом: одна ладонь легла на талию, большая, горячая, заставляя выгнуться, снова вздрогнуть от неожиданности, вторая обхватила за шею, поднялась, пальцы взъерошили волосы, перебирая пряди, вызывая какую-то безумно сладкую дрожь… И да, конечно же, Хмелевский снова меня целовал, не спрашивая согласия. Смело, напористо, немного даже грубо. А я, честно сказать, не сильно-то и сопротивлялась.
Возмутительно, гадко, непозволительно хорошо целовался этот невозможный гад. Так, что глаза прикрылись сами собой, а руки потянулись навстречу. Прикосновение губ словно вышибло из меня все возражения и мысли о том, что обниматься на темной улице со своим давнишним врагом — неправильно и нехорошо. Я вообще потеряла возможность соображать. Только подстраивалась под него в завораживающем танце губ и языков, уже сама притягивала руками все крепче, вжималась в его тело плотнее, казалось — еще пара секунд, и мы начнем раздеваться, не стесняясь ни обстоятельств, ни времени… И темнота двора казалась уже не досадной помехой, а спасением.
Спугнул и остановил нас громкий звук шагов. Кому-то из соседей приспичило прогуляться с собакой… Слава Богу, нас этот случайный прохожий не заметил…
Я уткнулась лицом в плечо Хмелевского, пытаясь немного отдышаться и спрятать свои алеющие щеки. Мозг начал возвращать свои способности, а вместе с ним пришло и осознание того, что только что случилось.
— Ну, что, Надь? Ты, все-таки, согласна?
— С чем? — спросила, все так же, не поднимая голову.
— Наша взаимная реакция никуда не пропала. До сих пор действуешь на меня крышесносно. Хлоп — и все тормоза отказывают.
— Не обобщай.
Хмель фыркнул. Явно, хотел что-то сказать, но сдержался. Молча поглаживал мои волосы, превращая остатки прически во что-то совсем непотребное. Это была очень странная близость: умом я понимала, что пора оторваться от парня и убираться восвояси, но все остальные части организма требовали продолжения.
— Я не обобщаю, Надь. Просто вижу и чувствую, что ты на меня реагируешь точно так же, как и много лет назад. И отчаянно хочу продолжения!
Я, наконец-то, подняла голову. Посмотрела ему в лицо. Странно. Похоже, серьезно говорил, даже тени улыбки не было.
— Ты одна живешь, Надь?
— На что ты намекаешь, Хмелевский? — этот вопрос просто вывел из равновесия, спустил с небес на землю, заставил вспомнить все гадости и причины, по которым я его ненавидела.
— Ни на что. Я прямо спрашиваю: если напрошусь к тебе в гости, это никого не заденет? Может, ты еще с кем-то квартиру снимаешь, тогда, конечно, будет неудобно. Лучше тебя ко мне в гости позвать…
— А тебе не пришло в голову, что меня дома может ждать парень? И твои приглашения будут совсем неправильными? — попробовала оттолкнуть его, но не вышло: слишком крепко прижимал.
— Я наблюдал весь вечер: ни одного звонка не было, ни одной смс-ки с вопросом, когда же ты закончишь работать. Вернее, были, но только от девчонок. Так что, если он тебя и ждет, то как-то совсем неубедительно.
— А ты, как и прежде, считаешь, что можешь решать за других?
Хмелевский погладил меня по щеке и улыбнулся снисходительно:
— Надюш, я все уже выведал о тебе от Таисии Петровны. Вернее, и выведывать не потребовалось. Она сама начала меня сватать, как только мы вышли за порог кабинета.
— Зачем тогда спрашиваешь?
Он пожал плечами.
— Ну, так, для приличия. Тем более, спросил-то я не о парне, а о соседках. А ты сама уже продолжила эту тему.
Я закрыла лицо руками.
— Господи… Хмелевский, как от тебя отделаться-то? Что ты прилип ко мне, словно банный лист к заднице, а?
— Ну, попробуй позвать меня в гости. Вдруг, пообщаемся поближе, и я разочаруюсь в тебе?
Что ж… Это была неплохая идея…
— У меня пустой холодильник. Только кошачий корм в наличии.
— Ого! У тебя есть кот?
— Бывает.
— Не понял?
— Хозяйка квартиры иногда подкидывает его мне на пару дней, когда по делам уезжает. А мне не сложно за животным присмотреть.
— Ну, и славно!
— Что именно? — чем дальше мы разговаривали, тем хуже я понимала Влада.
— Что ты не превратилась в старую деву с сорока тремя кошками.
— Твоими стараниями, недолго и превратиться. — Удивительное дело: мы продолжали пререкаться, не меняя положения тел. Я даже пригреться успела в объятиях Хмелевского. Вечерний воздух как будто провоцировал на то, чтобы и дальше к нему прижиматься.
— Не буду выяснять, что ты имела в виду, Надя. Иначе, до утра здесь проболтаем. Лучше пойдем. — Он, наконец, оттолкнулся от машины и потянул меня за собой.
— Куда пойдем? Неужели, ты еще не понял, что кормить мне тебя нечем, а кошачий корм неприкосновенен?
— Вон у вас супермаркет в соседнем доме, еще работает, судя по всему. Каких-нибудь продуктов да раздобудем. — Он на ходу щелкнул сигнализацией автомобиля.
В магазине Хмелевский вел себя, как настоящий голодный мужчина: мел в корзинку все подряд, не задумываясь о сочетаниях продуктов, на сроки годности не смотрел, на цены — тоже. Я удивлялась, думала о том, что же за диковинный салат он планирует стряпать, но молчала. Черт их знает, этих мажоров… Может быть, у них принято закусывать шпроты маринованными грибами, а на быстрорастворимое пюре тереть твердый сыр с плесенью… Не выдержала, когда поверх всего этого нелепого набора упала пачка творога, который нормальный человек есть ни за что не будет, и два пакета с кефиром.
— Влад, скажи, пожалуйста, а тебе не будет плохо? Что ты из этого всего планируешь приготовить?
— Эм… Понятия не имею. — Кажется, его мой вопрос нисколько не смутил. — Я думал, ты что-нибудь сочинишь…
— Если не секрет, чем ты сам-то питаешься? Как выбираешь домой продукты?
— Никак, Надюх. Я заказываю готовую еду на дом.
— Со своей стажерской зарплатой быстро разоришься… А если будешь скупать что ни попадя, и до аванса не доживешь.
Он поднял вверх ладони, будто сдаваясь.
— Охотно верю. Тогда бери дело в свои руки, Игнатьева. Тебе лучше знать…
— А ты не охренел ли, дорогой товарищ? Мало того, что в гости напросился, так я еще и думать должна, чем тебя накормить? — от этой наглости я несколько растерялась даже.
— Наверное, есть немного… Но уже поздно сдавать назад, правда же? В общем, Надь, выбери сама, что будет правильным, я оплачиваю. И донесу продукты до квартиры.
Это был какой-то сюрреализм. Или как еще называется направление в искусстве, когда изображена самая нереальная нелепость… А все вокруг ходят и восторгаются?
Вот и я так же себя ощущала, выбирая на полках продукты, чтобы приготовить их и слопать вместе с Хмелем… Правда, восторгов ниоткуда не наблюдалось. Кроме, разве что, самого Хмелевского. Но он был частью того самого сюрра, поэтому не считается.
— Не, погоди, Надь. Сыр не выкладывай. — Он придержал мою руку, которая уже выгребала из корзинки все лишнее. Снова заставил вздрогнуть, теперь уже от неожиданности…
— А зачем он? Из него готовить ничего нельзя…
— У меня в машине бутылка вина красного. Он отлично пойдет на закуску.
— А кто тебе сказал, что мы будем еще и вино пить?
— Никто не сказал, но думаю, оно пригодится.
Я долго и внимательно смотрела в его наглые глаза. Безрезультатно: ни один мускул на лице Хмелевского не дрогнул. Ну, и черт с ним! Может, напьюсь и смогу тогда более связно объяснить, почему он должен держаться от меня подальше.
Вот почему, когда Хмель появляется рядом, все в моей жизни начинает идти через задницу?!