Ник выскакивает из машины, с такой силой хлопая дверью, что меня подкидывает на сидении. Пинает переднее колесо, вымещая на нём окутавшую сознание злобу. Снова закуривает, комкая в пальцах пачку с оставшимися сигаретами. Даже немного завидую ему, он хотя бы может выплеснуть из себя свою боль, а у меня внутри будто замёрзло всё.
Проходит минут пятнадцать, наверное, прежде чем он возвращается в машину. Садится за руль, всё ещё тяжело дыша, до конца не успокоившись после вспышки ярости. Оборачивается ко мне и произносит:
— Мы как-нибудь справимся с этим, Поля. Не сегодня, но справимся, — повторяет уже тише. — Мы же не виноваты в том, что они натворили, — и снова я слышу, — мы справимся, — вот только уверенности в его голосе нет ни на йоту.
— Конечно, — соглашаюсь, даже стараюсь придать голосу бодрости. Но, как и Ник, я не верю в то, что говорю, не верю, что вновь смогу смотреть ему в глаза, отвечая улыбкой на улыбку. — Я домой. Доеду на автобусе.
Выхожу из машины. Ник меня не останавливает.
Глава 7
Знаю, я не должна цепляться за прошлое,
Так почему же я не могу отпустить тебя?
Ведь каждый раз, когда я с тобой,
Я забываю, что нужно дышать…
Я всё пытаюсь понять, кто ты для меня,
Но, возможно, нам суждено так и остаться
Красивой незаконченной историей…
Ella Henderson — Beautifully Unfinished
Уезжаю с Верой в Санкт-Петербург на следующий день после разговора с ней и отцом в кафе. Прекрасно понимаю, что так просто пытаюсь убежать от действительности, в которой нас с Ником больше нет. Мне хочется верить в его слова: «Мы справимся», но мне нужно отдышаться, нужно привести мысли в порядок, разобраться в собственных эмоциях. И ему тоже.
Отец против моей затеи. Но он не спорит, лишь бросая на меня неодобрительные взгляды, пока я быстро скидываю первые попавшиеся вещи в чемодан. Уверена, он переживает, думая, что я уезжаю от него, так до конца и не простив за произошедшее. И будь у меня чуть больше душевных сил, я бы обязательно поговорила с ним ещё раз. Но я только крепко обнимаю его в аэропорту на прощание.
Питер встречает привычной хмарью: прохладный влажный воздух обволакивает лёгкие, серое небо отлично оттеняет такое же настроение. Усмехаюсь про себя: я бывала в этом городе, навсегда запавшем в душу, во все времена года; иногда мне кажется, что он словно завис вне времени и пространства, навсегда укутанный в серость, влажность и ветер. Тем лучше, хоть что-то радует своим постоянством.
Вера не может бросить работу, но я и не возражаю. Мы прилетаем в Питер в среду, и до субботы я, отгородившись от окружающего мира наушниками с любимой музыкой, брожу бездумно по центру, пока мышцы в икрах не начинают неметь от усталости. Тогда захожу в какую-нибудь кофейню, показавшуюся уютной, и провожу там остаток дня, потягивая любимый капучино.
Поначалу ощущаю внутри лишь опустошение. Мысленно, то и дело возвращаюсь к ссоре с отцом, к разговору в кафе с Верой, к экзамену по философии: вспоминаю о чём и о ком угодно, только не о Никите. Потому что страшно… «Мы справимся», но как? Смогу я забыть, что мужчина, на которого так похож Ник, помог матери раскрошить нашу семью на кусочки? Или Никита… сможет смотреть на меня, вспоминая как его мама чуть не умерла у него на руках из-за женщины, с которой я похожа как две капли воды?
День, второй, третий, пара выходных с Верой, которые мы проводим за ничего не значащими разговорами и просмотром комедий с Пьером Ришаром и Жераром Депардье. Вера не поднимает болезненной темы, и я молчу: мне нечего сказать даже самой себе, не то, что ей.
Снова я на питерских улицах, и я не знаю, сколько бы ещё продолжалось моё внутреннее безмолвие. Но в одном из кафе слышу песню Земфиры, и меня уносит…
Тёмно-жёлтые стены, увешанные бесчисленными рамками с фотографиями. Фома, склонившийся над моей левой рукой. Ник, сидящий в том самом кресле «большого босса», сжимающий мою правую ладонь. И я, нервно закусывающая губу, потому что чертовски больно.
— Терпимо, — в который раз говорю Нику, когда он тихо спрашивает: «Как ты»? Он похоже уже совсем не рад, что притащил меня в салон. Да и мне самой с каждой минутой затея с татуировкой кажется всё более идиотской.
На фоне тихо играет радио: крутят попсу на грани фола. Но Ник с Фомой не обращают внимания, а я стесняюсь высказать своё «фи». Неожиданно слышу первые, хорошо знакомые строчки: «Над моей пропастью, над самой лопастью». Прошу Ника:
— Сделай погромче.
Никита усмехается скептически, но звук прибавляет. Говорит насмешливо:
— Ваш музыкальный вкус, девушка, оставляет желать лучшего. Будем перевоспитываться.
Я в ответ лишь прикрываю глаза, начиная тихонько подпевать Земфире. На припеве поворачиваюсь лицом к Нику, и пою уже для него:
Ты не отпускай меня,
Не отпускай,
Не отпускай меня,
Вдруг кто увидит…
У Никиты взгляд меняется: смотрит на меня не отрываясь с какой-то запредельной нежностью. Никто на меня раньше так не смотрел: ни отец, ни мама, ни даже Вера. Ник сжимает мою ладонь крепче. Фома бросает на нас взгляд исподлобья, улыбаясь. А мне и не больно уже совсем, кажется, я так вечность могу просидеть. Песня заканчивается, Ник склоняется ко мне, целует в губы, улыбаясь, шепчет на ухо:
— В твоём исполнении, Полина, эта песня звучит намного лучше.
Не отпускай меня,
Вдруг кто увидит…
Вот и в кафе песня стихает, сменяясь на другую композицию. В моих мыслях отныне только Никита. Куда бы я ни пошла, он словно идёт рядом со мной. Знаю, он не был в Питере. Представляю, как будто мы уже не первый месяц вместе, что мы приехали в город на Неве, и я вожу Ника по достопримечательностям и просто по своим любимым местам. На улице июнь. Днём мы катаемся на маленьком теплоходе по многочисленным каналам. Рассказываю ему, что в Питере есть традиция: нужно целоваться, проплывая под мостами. На самом деле, я не знаю, так ли это, но этой выдуманной мною традиции мы следуем с особым усердием. Ночью наблюдаем за тем, как разводят мосты. Я видела это уже не раз, и мне, если честно, немного скучно, да и зябну я, потому что на мне надето лёгкое платье, и тонкий летний пиджак Ника наброшен на плечи. Но ему нравится, и я лишь молча улыбаюсь, любуясь им украдкой. И белые ночи, конечно… в одних наушниках на двоих играет последний альбом Земфиры. Ник слушает со мной её песни, морщится иногда, но всё же признаёт, что она не так уж плоха.
Вечером, вернувшись в квартиру Веры, уже лёжа в постели, я перечитываю его смс. Ни одной не стёрла, даже из тех, что он присылал мне больше года назад, когда взял номер телефона после похода в кино.
Так, под серым питерским небом я понимаю, что хочу оставить прошлое прошлому. И, за пару дней до планируемого возвращения в родной город, набираю Нику смс: «Я справилась. А ты?» Подумав, стираю вопрос. Потому что не знаю, сколько времени нужно Никите, чтобы разобраться в себе. Я не буду на него давить. Если нужно, подожду.
Потому к нему летит короткое сообщение: «Я справилась». В ответ ничего не получаю.
*****
Отец встречает меня в аэропорту. Обнимает за плечи, подхватывая чемодан. Выглядит хорошо, хотя и немного напряжён. Но он улыбается мне, а это уже многого стоит. Отец старается измениться. Это одновременно и странно и обнадёживающе. После того, как я узнала его историю, моё отношение к нему стало иным: злость и раздражение ушли, и я надеюсь, что может быть не сразу, но мы всё же сможем стать нормальной семьёй.
— Как Питер? — заводит разговор отец, как только мы выезжаем с парковки.
Хмыкаю насмешливо, спрашивая:
— Это всё, что тебя интересует?
— Как Вера? — отец сговорчиво переводит тему.
— Как всегда, — уже серьёзнее отвечаю я. — Мало спит, много работает, переживает за нас. Ей бы не помешал отпуск.
— Знаешь, сколько раз я ей об этом же говорил? — раздражённо цедит отец. — Но ей что в лоб, что по лбу! Упрямая девчонка!
— Кхм, — не могу сдержать своих эмоций, переспрашивая в изумлении, — упрямая девчонка? — Девчонка? Серьёзно? Неужели, отец именно так воспринимает Веру?
— А что, нет? — на секунду оторвав взгляд от дороги, отец с недоумением смотрит на меня. — Упрямая ослица. И всегда такою была. Я ей на первый Новый год говорил, что маленькая ещё для шампанского, так нет же — напилась так, что потом полночи с ней провозился. Кирилл этот её? Муженёк, блять, недоделанный, как не убил его тогда, сам не знаю, когда он её из квартиры с чемоданом выставил. Мудак конченный. Тоже, сколько её отговаривал, чтобы не связывалась с ним? Так, нет, не только связалась, ещё и замуж за него выскочила, — отец говорит быстро, распаляясь всё сильнее, перебирая то ли старые воспоминания, то ли обиды. — Питер? Вот, нахера, было уезжать? Талдычил ей, что она там одна будет. Не дай Бог, что случится, я ведь могу и не успеть помочь, — сокрушённо качает головой отец. — А…
— Так, стоп, — обрываю его на полуслове. — Про упрямую спорить не буду, согласна. Вот только благодаря своему упрямству она твой характер и выносит, — усмехаюсь, видя, как недовольно морщится отец. — Но какая она тебе девчонка?
Меня всегда немного удивляли отношения между отцом и тётей. После развода он открыто ненавидел мать, с нескрываемой неприязнью относился к бабушке, а Веру уважал, прислушивался к ней иногда, искренне переживал за неё. Правда, это не мешало ему ругаться с ней почти каждый раз, как она оказывалась в нашем доме. И поводы-то были одни и те же: его развод и отношения с бывшей тёщей. Но интуитивно я понимала, что отец не воспринимает Веру как мамину сестру. Может, потому что внешне они были совсем не похожи: светловолосая и зеленоглазая Вера пошла, по словам бабушки, в «родову проклятого забулдыги», — так она всегда называла деда. А может, просто потому, что Вера поддерживала отца в самые сложные моменты его жизни. Теперь я знаю, по какой причине. Я попробовала поговорить с ней, будучи в Питере, но тётя пресекла мои попытки на корню. Так может зайти с другой стороны? В конце концов, два моих близких человека на протяжении многих лет живут в одиночестве, а ведь отец и Вера могли бы быть отличной парой. Но если папа воспринимает её как «девчонку», или, что ещё хуже, кем-то вроде упрямой младшей сестрички, а Вера боится своих чувств к нему, то у них никогда и ничего не выйдет. Что ж, я же могу со своей стороны немного помочь?
— Какая она тебе девчонка? — вновь повторяю вопрос. И тут же сама на него отвечаю: — Вера — красивая молодая женщина, если ты вдруг не заметил. Вообще, тебе самому отдых не помешает, — рассуждаю я, как будто эта мысль только что пришла мне в голову. — Купи два билета, да хоть в тот же Таиланд, и съездите вместе, — как бы между прочим предлагаю я.
— И ты была бы не против? — задумчиво спрашивает отец.
— Я только за.
— Отдых бы и вправду не помешал, — произносит он, подумав ещё немного.
Мысленно хвалю себя, надеясь, что мысли отца таки свернули в нужное направление. Уверена, если он примет решение отвезти Веру на отдых, он это сделает, так или иначе уговорив её. Она ведь его любит, а значит, уступит.
— Ты как? — голос отца вырывает меня из приятных размышлений. — Что ты решила? — он говорит осторожно, понимая, что касается тяжёлой для нас обоих темы. — Просто я хочу знать твоё мнение обо всём… этом, — пожалуй, я впервые вижу его таким растерянным.
Делаю глубокий вдох, собираясь с мыслями. Конечно, разговора не избежать, но я не знаю, насколько откровенной можно быть с отцом. Решаю начать с малого.
— Знаешь, пап, я немного обижена на тебя, — он мрачнеет, услышав мои слова. — Нет, не из-за нашей ссоры, — спешу успокоить его. — Эта тема закрыта: ты извинился, я простила. Я обижена, что ты столько лет скрывал правду. Зачем? — хочется понять, чем руководствовался отец. — Я ведь во всём винила тебя. Ненавидела даже, — уже тише добавляю я.