— Что я должен был сказать тебе, Поля? — с горечью в голосе спрашивает отец. — Ты же девочка, и тебе было всего десять, когда мы развелись. Мне казалось, я поступаю правильно. Хотел рассказать, не всё, конечно, хотя бы часть, позже, но… — он замолкает, пытаясь подобрать слова.
— У меня случился срыв, — заканчиваю за него. «Срыв», усмехаюсь про себя. Так мы называем моё неадекватное состояние, в котором я пребывала после рождения брата.
— Да, — кивает отец. — Я решил, ну его нахер, нет смысла ворошить всё это дерьмо. Понадеялся, что всё забудется, — он вздыхает, — не надо было тебя на истфак пускать. Но ты настаивала. Вера говорила, шанс, что ты свяжешься с кем-то из Пономарёвых невелик, а расстраивать тебя не стоит. Теперь имеем, что имеем, — подводит он неутешительный итог. — Что у тебя с этим парнем? — помолчав, отец задаёт наконец главный вопрос. — У вас серьёзно? — голос у него подрагивает, а лицо застывает, становясь похожим на неживую пластиковую маску.
— Я не знаю. Правда, не знаю, — повторяю ещё раз, замечая как ещё больше напрягается отец. — Не могу обещать тебе, что ты больше не услышишь о Нике или его семье, — говорю тихо, не зная как среагирует отец на мои слова. — Марина — моя лучшая подруга, а Никита… я… я всё рассказала ему. И пока сама не знаю, захочет ли он продолжения наших отношений, но если… — бросаю на отца взгляд исподлобья, боясь увидеть, что он злится на меня. Но он выглядит скорее уставшим, может даже немного разочарованным, чем злым.
— Полина, — произносит он, тяжело вздохнув, прекрасно поняв, к чему я веду. — Сам не верю в то, что говорю, но я не стану запрещать тебе встречаться с ним. Конечно, я не обещаю ему радушного приёма, — отец выдавливает из себя кривую усмешку, — чего уж там, лучше ему вовсе не попадаться мне на глаза в ближайшие сто лет, — отец издаёт нервный смешок. — И, не дай Бог, узнаю, что он тебя обидел… — бросает на меня быстрый взгляд, — но, думаю, со временем я привыкну к мысли… постараюсь привыкнуть.
— Я поняла тебя, пап, — улыбаюсь благодарно. — Спасибо. Ты и вправду меняешься.
— Ну, как сказать, — уже более расслабленно произносит отец, — хорошо, что ты не умеешь читать мысли. Во всяком случае, пытаюсь.
— Я ценю это. У меня ещё вопрос, ты не дал Вере в кафе закончить, но она явно хотела сказать, что подозревает в покушении…
— Поль, — отец перебивает меня, — ни твоя мать, ни мой бывший друг не имеют отношения к тому, что меня подстрелили. Были у меня такие мысли, но это не так, — нехотя говорит он. — Света, конечно, та ещё… кхм, — делает вид, что закашлялся, — но у неё кишка тонка для подобных дел. А Володя мог стать следующим.
— Почему же ты Вере ничего не объяснил?
— Потому что мои прошлые дела ни её, ни тебя не касаются, — жёстко отбривает меня отец. Сейчас он вновь похож на себя прежнего, а от его тона мне инстинктивно хочется сжаться до микроскопического размера. — Вере я, кстати, сказал, что сестру может не подозревать, — добавляет он. — Бизнес с Володей и Сашей мы мирно разделили. Остальное, вас не касается, — ещё раз повторяет он.
Мы молчим некоторое время. Нужно обсудить ещё одну тему, которая отца явно не обрадует. Ёрзаю на сиденье, пытаясь придумать, как лучше начать разговор. Поняв, что ничего путного в голову не приходит, решаю сказать прямо.
— Пап, — зову его, привлекая к себе его внимание. — Я хочу жить отдельно.
— Что? — переспрашивает он, не сразу осознавая, о чём я говорю.
— Хочу переехать в нашу старую квартиру, — уточняю я.
— Нет! — решительно обрывает меня отец.
Остаток пути проводим за спором. И, казалось бы, отказ отца должен был расстроить, сводя на «нет» все рассуждения о том, что он меняется, но на самом деле я радуюсь и этому. Ещё месяц назад я бы даже не пыталась что-то ему доказать. Теперь же я не боюсь отстаивать своё мнение.
Осталось ещё о татуировке рассказать.
*****
— Полька, я соскучилась! — Марина налетает на меня, чуть не сбивая с ног. Обнимает так, что я почти слышу хруст собственных рёбер. Отвечаю ей тем же, крепко сжимая в ответных объятиях. — Поверить не могу, что ты по собственной воле пропустила неделю учёбы, — нарочито укоризненным тоном говорит она, но почти сразу расплывается в улыбке. — А вообще, правильно, немного потеряла. Я тебя прикрыла, кстати, сказала всем, что ты болеешь.
— Спасибо, — улыбаюсь я.
Марина берёт меня под руку, начиная расспрашивать о примирении с отцом, о поездке, попутно делясь университетскими новостями. Слушаю её вполуха, то и дело осматриваясь по сторонам в надежде увидеть Ника.
Никита находит меня сам, когда на большой перемене Маринка убегает в столовую занимать очередь, а я иду в библиотеку за хрестоматией по истории средневековой Европы.
— Привет, — он встречает меня на выходе из неё.
— Привет, — почему-то шёпотом отвечаю я. Во рту мгновенно пересыхает, ладошки же, наоборот, становятся мокрыми. Смотрю на Ника не мигая, не зная, как вести себя с ним дальше. Мне хочется обнять его, поцеловать, прошептать ему на ухо, что у нас всё будет хорошо, что он дорог, бесконечно дорог мне, и… но по его какому-то отстранённому взгляду понимаю, что не стоит этого делать.
— Как ты? Вернулась к отцу? — спрашивает он. Ник стоит в паре шагов от меня, засунув руки в карманы и чуть сгорбившись. Смотрит куда-то поверх моей головы.
— Нормально. С отцом помирилась, но жить буду отдельно в нашей старой квартире, — потухшим голосом отвечаю я.
— Вот как, — тянет он. И больше не произносит ни слова.
Я жду ещё, наверное, минуту или около того, потом молча отворачиваюсь от него, собираясь уйти. К чему мучиться, через силу выдавливая слова, если всё и так ясно.
— Полина! — Ник всё же останавливает меня, схватив за плечо. Обходит, чтобы вновь оказаться передо мной. Делает глубокий вдох, произносит виновато: — Прости, я… я пытался, правда, до сих пор пытаюсь, но вся эта правда выплыла так не вовремя. Поль, я хочу, чтобы всё стало как прежде, но…
— Не оправдывайся, — теперь я старательно отвожу взгляд, чтобы он не заметил, с каким трудом мне даются эти слова. — Я тебя понимаю, уж поверь. Мне моё решение тоже далось непросто.
— Дело даже не во мне, — голос Ника звучит настолько обречённо, что, не выдержав, я всё же смотрю в его глаза: в его взгляде тоска, смешанная с горечью. — Мама ждёт ребёнка, — уже не скрывая глухого отчаяния в голосе, говорит Ник. — Я просто не могу рисковать. Если мы будем вместе, она может узнать, и… Поль, — его пальцы с такой силой сжимают моё плечо, что становится больно, — она ведь долго не могла простить отца, хоть и не развелась с ним. Но семьи-то по сути не было. И только последний год, как у них всё наладилось. Я не знаю, как она отреагирует на тебя, — словно очнувшись, он отпускает меня, отступая на шаг. — Я просто не имею права так рисковать. Может быть позже, когда она родит, если…
— Нет, Ник, — я отрицательно качаю головой. — Ставим точку сейчас. Ты прав, мы просто не имеем морального права быть вместе. И та «смс», я зря тебе тогда написала. Мы… не стоит мучить друг друга. Расходимся в разные стороны и всё, так будет легче нам обоим, — последние фразы выговариваю дрожащим голосом, стараясь сохранить остатки самообладания.
Ухожу от него, молча вытирая глаза, хотя хочется кричать от раздирающего внутри чувства несправедливости. Почему мы должны расплачиваться за чужие ошибки? Почему должны так отчаянно отталкивать друг друга? Почему мы, в конце концов, не похожи на них: мы ведь с Ником тоже могли бы наплевать на всех, могли бы… я понимаю Никиту, я даже злиться на него не могу, и это только всё усугубляет. Но и жить пустой надеждой на то, что когда-нибудь, возможно, если… нет, лучше так, разорвать всё сразу, и надеяться, что постепенно станет легче.
Легче не становится. Внутри пустота, которую я заполняю «очень важными делами»: учёбой и подготовкой старой квартиры к переезду. Она стояла закрытой много лет, скорее всего, там после развода родителей никто не появлялся. Странно, что отец её не продал.
Затеваю косметический ремонт. Папа предлагает нанять рабочих, но я отказываюсь. Не потому, что много смыслю в поклейке обоев или окрашивании разного рода поверхностей, а чтобы отвлечься. Маринка с энтузиазмом подключается к моим заботам. Она вообще становится для меня палочкой-выручалочкой. Ничего не зная о случившемся между мной и Ником, подруга остаётся весёлой и жизнерадостной, и когда я рядом с ней, пусть не надолго, но я оживаю, искренне смеясь над её шутками.
Немного неожиданно рядом со мной появляется и Дима. Узнав о ремонте, он не просто предлагает, а почти навязывает свою помощь. И если поначалу я не в восторге от его попыток что-то сделать, то уже через пару недель не представляю, как вообще справилась бы с ремонтом без его советов и помощи.
К концу февраля мы заканчиваем ремонт. Дима помогает мне перевезти вещи, вечером к нам присоединяется Марина, и мы втроём празднуем новоселье. Подруга тут же напрашивается на ночёвку, а я и не против. С моего возвращения из Питера я ни разу не оставалась у неё, стараясь как можно реже бывать в их с Димой квартире. Боюсь встречаться с её родителями. Собственно, их отца я и видела всего-то раз и то мельком, а с мамой у меня сложились хорошие отношения. Может, она не знала мою мать настолько хорошо, может, не придала значения моей фамилии, но она ни разу не намекнула, что знакома с моим отцом. Теперь же я не знаю, как она поведёт себя, если мы встретимся. Мало ли, вдруг запретит Марине общаться со мной? Лучше не рисковать и не попадаться ей на глаза.
Подруга, наверное, выпив чуть больше вина, чем следовало бы, уходит спать, оставив нас с Димой на кухне. Я наливаю нам две чашки чая, усевшись за стол, наверное, уже в сотый раз за вечер благодарю:
— Спасибо, Дим.
— Да хватит уже, Поль, — смеётся он. — У меня на твоё «спасибо» скоро аллергия начнётся, — делает глоток чая, потом задумчиво смотрит на меня, — давай сходим куда-нибудь?
Предложение Димы застаёт врасплох. Смотрю на него с недоумением, соображая, как бы повежливее ему отказать. Мне не хочется обижать его, но идти с ним на свидание… я же правильно всё понимаю?
— Поль, — его взгляд становится серьёзным. — Не торопись отказываться. Я не зову тебя на свидание, хотя и хотел бы, чтобы это было именно оно. Но вижу, что ты сама не своя в последнее время, и это явно из-за Ника. И пока я приглашаю тебя просто на дружеский поход в кино. Тебе не помешает развеяться.
Мне только и остаётся, что хлопать ресницами. Но надо же что-то ответить, потому неуверенно произношу:
— Дим, я бы с радостью, правда. Но есть определённые обстоятельства…
Он не даёт мне закончить, перебивая:
— Я в курсе. Ник мне рассказал.
— Рассказал? — тихо переспрашиваю я.
— Да, — кивает Дима. — На второй день, как ты уехала в Питер. Спрашивал совета, что ему делать с вашими отношениями.
— И? Что ты ему посоветовал? — всё ещё будучи в некотором оцепенении, интересуюсь я.
— Сказал, что если у него к тебе серьёзно, то пусть наплюет на всё. От по-настоящему любимых людей не отказываются, — уверенно говорит Дима. — Не отказываются, несмотря ни на что. Тем более, в вашей ситуации. Начудили родители, почему должны страдать вы?
Каждое новое слово, которое произносит Дима, иглой впивается под кожу. Изнутри поднимается обида на Ника, которую я уже не первый день пытаюсь подавить. Как бы я его не оправдывала, но в глубине души я согласна с тем, что говорит Дима. От по-настоящему любимого человека не отказываются, и я была готова бороться за наши с Ником отношения. Он же… Нет! Нет, одёргиваю себя, пытаясь унять разгорающееся внутри разочарование пополам со злостью. У Ника есть причина, есть: я пытаюсь успокоить себя, хотя и понимаю, что Дима, пусть и не специально, поднял со дна моей души что-то тёмное, то, о чём мне самой не хотелось бы знать.
— Дим, я подумаю, ладно? — у меня нет сил на то, чтобы продолжать этот разговор.
— Конечно, — натянуто улыбается он. — Прости, зря я тебе про Ника напомнил.
— Всё нормально, — успокаиваю я его, провожая в прихожую.
Димка уходит, я же иду спать, понимая, что осадок от этого разговора останется надолго.
*****
На следующий день после переезда отправляюсь к Фоме. Надо было появиться у него раньше, но, замаявшись с ремонтом, я совсем забыла, что тату нужно «довести до ума».
Фома встречает меня укоризненным взглядом, который, впрочем, почти сразу сменяется широкой улыбкой. Вот только она сползает с его губ, как только на вопрос, почему я приехала одна, получает ответ:
— Мы с Ником расстались.