— Ты, однако, знаешь обо мне все, Загорская?
— Ты удивишься, как много, — усмехаюсь, припоминая, сколько мы вместе “пережили”. — Но, думаю, что все же не все, — продолжаю задумчиво и вкладываю свою ладошку в его. — Так ты не ответил.
— Не особо, — кажется, спустя целую вечность говорит Илья.
— А что так?
— Есть воспоминания, которые… — поджимает губы Сокольский и отводит взгляд, подталкивая меня к тому, чтобы продолжить путь. — Просто у меня нет на это времени.
Врет.
Точно врет. Уж я-то знаю.
Но, думаю, раз Илья говорить не хочет, зачем я буду лезть в его душу. Да и вряд ли эта информация принесла бы хоть какую-то пользу в нашей игре.
— Знаешь, меня и правда беспокоит, что я о тебе почти ничего не знаю, — спустя какое-то время говорит мужчина, притормаживая у дверей в обеденный зал. Место, мягко говоря, неуместное для такой беседы, но его это, кажется, совершенно не смущает. — Стоило бы это исправить.
— Н-да? — ухмыляюсь, — не беспокойся, моя жизнь не так интересна, как твоя, — улыбаюсь, но как-то печально, и Илья это замечает, а потом и вовсе перехватывает взгляд, устремленный в окно.
— Кто твои родители? Братья, сестры? Кошки, собаки? С кем живешь? — посыпались на меня вопросы полушепотом, как из рога изобилия. И тон, и взгляд говорят об абсолютной заинтересованности Сокольского. Надо же, ему стала интересна чья-то персона, кроме его самого?
Я почти польщена.
— Разве тебе не отправили на меня досье? Личное дело? Резюме? Хоть что-то? — удивленно выгибаю бровь. — Сейчас не самое лучшее время для знакомства, — стараюсь тонко намекнуть, что с той стороны двери слышится возня. Мы сейчас ступили на очень опасную дорожку: вести такие беседы в доме, где полно ушей, ведь, по легенде, мы все друг о друге знаем от и до.
— Не читал, — отвечает спокойно, как само собой разумеется, и это неожиданно задевает. Значит, я и правда так ему неинтересна, что он даже перед полетом не полюбопытствовал, кого с собой берет? Чертовски обидно.
— Ну, тогда все, что пожелает ваша фантазия, Илья Сергеевич, — отвечаю, как мне кажется, немного резко, понимая, что он, похоже, и правда не догадывается, что “за спиной” у меня никого. Пустота.
Он же на мою реплику только ухмыляется и, больше не говоря ни слова, открывает дверь, за которой нас встречает просторная светлая столовая. Длинный стеклянный стол, за которым сидят уже ожидающие нас хозяева виллы: Эмма Константиновна и Сергей Денисович.
Рука Сокольского уже по обыкновению ложится на мою талию, чуть сжимая и по-прежнему волнением отдаваясь где-то в груди. Но в противовес внутреннему состоянию на наших губах гуляет расслабленная улыбка.
Взмах ресниц, невинный взгляд и полное погружение в образ глуповатой модельки.
Возможно, из меня и правда вышла бы неплохая лицедейка?
Глава 13. Настя
Илья учтиво отодвигает мне стул, приглашая присесть и как бы невзначай сжимая ладонями плечи. Вроде простой жест, но в этой ситуации он кажется таким интимным, и, похоже, точно так же думает и хозяйка дома, потому что одаривает меня презрительным взглядом, как бы напоминая о нашем недавнем разговоре. Снова опаляя своей ненавистью.
— Как долетели? — нарушает тишину за столом отец Сокольского, разливая по бокалам вино для нас с его женой и виски для себя и сына. Атмосфера не сказать, чтобы напряженная, но я точно чувствую себя не в своей тарелке.
— Отлично. Все-таки я понял, что предпочитаю передвижение на частных рейсах. Ты не собираешься в столицу? — вовлекает отца в беседу Илья, попутно протягивая мне бокал и совершенно случайно касаясь меня, и это прошибает током, поднимая волоски на руках.
— Спасибо… — выходит тихо и сдавленно. Нет, так дело не пойдет. Если мы хотим играть “любовь”, нужно максимально убрать все лишние реакции. Только как это сделать, кто бы сказал?
— Планирую в следующем месяце. Пара рабочих вопросов и потом, я надеюсь, эта головная боль перейдет к тебе, сын, — смеется мужчина. — А вы любите летать, Настя? — кажется, взял на себя роль двигателя беседы за столом Сергей.
— Ну, о чем ты, Сережа, — подает голос Эмма, даже не дав мне рта раскрыть. — Конечно, надо полагать, раз наша Настя — модель. Знаешь, сколько городов и съемок бывает за сутки в этом модельном бизнесе? Я думаю, она в самолетах практически живет, да, Анастасия? — бросает взгляд на меня, замирая с вилкой в руке, а за столом виснет тишина.
И вот вроде ничего обидного не сказала, но каждое слово, словно иголка, бьющая точно в цель.
— Работа и правда, не самая простая, — говорю осторожно, сжимая и разжимая ладошку от нервов.
— Да и, честно говоря, так себе это занятие, — добавляет поспешно женщина, словно и не слышала меня, сморщив свой аккуратный носик. — Я ожидала чего-то более… серьезного.
— Ма, — кашляет предупреждающе Илья, упирая локти в стол. — Прекрати, — одаривает родительницу недовольным взглядом, буквально закипая с каждой секундой. Но его мать либо делает все это намеренно, желая высказать свое неудовлетворение невестой, либо же она не понимает, что этот прямой выпад в сторону сына его задевает. И не на шутку.
— А что «ма»? Я правда никогда не понимала, что девушки такого привлекательного находят в том, чтобы ходить полуголыми по подиуму туда-сюда и светить своей наготой?
— И, тем не менее, ты сама активная гостья всех Миланских показов, дорогая, — кидает ответную шпильку за меня Сергей, а Эмма аж побагровела, бедная. По крайней мере, у меня в этой войне есть, как минимум, один союзник. — Не так давно вернулась и в красках расписывала мне, какие стройные ноги и потрясающая фигура у девушек. Так что… — посмеиваясь, продолжает отец Ильи. — Нашему сыну определенно повезло, Настя, вы красавица! — уже обращаясь ко мне.
А я?
Да что же это такое! Ругают — краснею, хвалят — краснею. Кажется, к концу выходных красным будет мой естественный цвет лица.
— Спасибо.
— Ну, знаешь ли… — выдает многозначительное хмыканье Эмма.
— Отец прав, мам, — добавляет Илья, укладывая руку на спинку моего стула. — Мне все равно, чем занимается Настя, главное, что она это любит. Ей это нравится. Счастлива она, счастлива и я, — говорит Сокольский и бросает на меня странный взгляд, будто гордость в его черных глазах промелькнула. Настоящая, неподдельная.
— И тебе спасибо, — улыбаюсь в ответ на его кивок.
Два союзника.
— Есть те, кому нравится ходить, а есть те, кому нравится… смотреть, — продолжает Илья, кидая весьма двусмысленную фразу.
— Я уже не представляю себе жизни без своей работы, — набираясь смелости, возвращаюсь к озвученным вопросам. — И да, практически живу в самолетах, — улыбаюсь, обращаясь по большей части к главе семьи, решив, что выпады Эммы теперь нужно, как минимум, игнорировать. — Иногда бывает, что возвращаюсь очень поздно ночами, и Илюше приходится ехать в аэропорт меня встречать, — сочиняю на ходу, едва не запинаясь на уменьшительно-ласкательном “Илюша”. Странно это звучит по отношению к твоему начальнику.
— Кхм… бывает.
— Не представляю, как я бы без него обходилась. И всегда встретит, и ужин приготовит, и любовью окутает, м-м-м, — взгляд, наверное, у меня сейчас, как у настоящей влюбленной дуры. Но стоит только представить, как бы это было прекрасно, если бы тебя дома ждал такой, как Сокольский, — вырывается тяжкий вздох. Чисто инстинктивно, отговариваясь тем, что делаю это для пущей убедительности, подползаю ему под руку и приобнимаю. Чувствую, как мужчина буквально напрягся всем своим могучим телом, но все равно прижал за плечи, передвигая еще чуть ближе к себе.
— Да-а-а, — многозначительно тянет Сергей. — Не представляю, почему он так долго прятала вас, Анастасия! — с улыбкой на лице кивает и, поднимая бокал, салютует нам. — Вы правда потрясающе смотритесь вместе. Теперь вижу, что сын действительно остепенился.
— Похоже на то, — тянет Илья и опускает взгляд на меня, так доверчиво прижавшуюся к его боку. — Околдовала, — я прям вижу, как на языке у него крутится слово “ведьма”, и вот не знаю, то ли обидеться, то ли посмеяться.
— Правда, потом из-за этой моей ночной жизни кто-то в офисе клюет носом в документы, — с усилием выныриваю из черных омутов Ильи и отодвигаюсь, вновь приступая к обеду.
— Да ну? — удивленно хохочет Сергей.
— Кхм…кхм… — слышится покашливание по левую руку напоминающей о своем присутствии Эммы.
— Да-да, и бывает, случаются забавные курьезы. Например, не так давно, Илья отправил инвестору вместо нового договора статейку со сплетнями из бульварного журнальчика, — щурюсь, едва сдерживая смех, припоминая недавний инцидент, произошедший в офисе. — Разгромную статейку, надо сказать, — киваю, довольная собой, и теперь уже отец Ильи начинает по-настоящему задорно хохотать, постукивая сына по плечу, а этот бука-“женишок” только хмурит свои чернющие брови, сдвигая их к переносице, и с остервенением мучает бедный стейк, явно представляя мою голову на месте куска мяса.
Естественно, как тут не беситься!
Это было такое фиаско!
Когда какой-то нерасторопный бедолага с внутренней почты Сокольского вместо того, чтобы скинуть серьезному мужчине в годах рабочие документы, отправил статью из желтой прессы про этого же мужичка и его любовницу! Смеялись мы тогда всем офисом, а потом так же всем офисом летали на матах и с ит-отделом взламывали чужие сервера, чтобы незаметно замести следы. Тот еще был денек. И, как всегда, кстати, виноватой оказалась кто? Правильно, его любимая Загорская!
— Так что я бы ему важные документы в такие дни не доверяла, — заканчиваю мысль.
— Просто у меня до ужаса нерасторопная секретарша.
— Личная помощница, — смачиваю горло изумительным красным полусладким.
— Что?
— То, — краем глаза замечаю, как злится Эмма, которую, кажется, выкинули из беседы. И в голову закрадывается шальная мыслишка: а уж не наш ли близкий контакт и щебетание с ее сыном так ее злит? Ревнует?
Идея, как проверить, появляется мгновенно:
— Любимый, не передашь соль? — намеренно приторно сладким голоском обращаюсь к Илье, краем глаза наблюдая за свекровью.
— Передам… — рычат на меня, — любимая, — тянется к солонке Илья, а мне хватает пары секунд и недовольного стука вилки по тарелке Эммы, чтобы понять, что я не прогадала! Ревнивицу-мать буквально переворачивает.