— Спасибо, дорогой, — продолжаю игру, и когда Сокольский ставит передо мной баночку, я, улучив момент, целую его в колючую щеку, глубоко вдыхая аромат его геля после бриться. М-м-м, сногсшибательно. А когда отстраняюсь, вижу выгнутую в удивлении бровь мужчины и тихое: “Оторожнее, Настя”. Что это было — намек или предупреждение? В любом случае, он прав: главное — не заиграться.
— Много соли вредно для фигуры. Собственно, как и сахара, — говорит Эмма, скрипя от злости.
— Настя очень мало ест — отвечает за меня Сокольский моментально, а я в удивлении округляю глаза. Откуда он узнал? — иногда, наоборот, хочется ее хорошенько раскормить.
— Ты же знаешь, что мне нельзя. Работа. У нас очень, и очень, и очень придирчивое начальство, — говорю с намеком, не могу не воспользоваться таким моментом.
— Возможно, потому, что вы заслуживаете такое начальство, нет? Любимая.
— Но если бы наш директор хоть раз в день позволял себе улыбнуться, возможно, коллектив работал бы продуктивней, — парирую, упрямо поджимая губы. — Метод кнута и пряника еще никто не отменял.
— Прям-таки вас там загоняли и загнобили, бедных.
— Именно: не вздохнуть, не выдохнуть. Шаг влево, шаг вправо — расстрел на месте. А если, не дай бог, ты опоздаешь на пять минут и, совещ… то есть показ! Показ начнется без тебя, все-е-е, конец контракту.
За столом виснет тишина, и чета Сокольских явно не понимает, какой сейчас двусмысленный диалог происходит у нас с их сыном, который уже поигрывает желваками от злости.
— Это вы сейчас о чем? — решается вставить свое растерянное Эмма Константиновна.
— Настя любит жаловаться на свое начальство, мам. Не обращай внимания, — кивает, бросая взгляд на родительницу, Сокольский и залпом осушает виски в бокале. — У нас частенько спор на эту тему. Просто Анастасия не знает, что значит стоять во главе многомиллионного холдинга и каждый день заставлять эту махину работать, чтобы сотни человек не остались без своих кровных.
— Зато Настя знает, что такое работать, добиваясь повышения, а остаться в итоге ни с чем. И да, Илья обожает тыкать меня носом в мои ошибки, Эмма Константиновна, — подмигиваю женщине, вконец осмелев. В конце концов, мне терять уже точно нечего.
— Настя, — осаждает меня женишок.
— Что, любимый?
— Ешь.
— Как скажешь, — одариваю дышащего огнем от гнева Сокольского улыбкой и под его пристальным взглядом запихиваю в рот вставшую комом в горле помидорку.
Нет, мы точно либо убьем друг друга к концу выходных, либо меня закопает где-нибудь под пальмой Эмма Константиновна, за то, что я так смело перечу ее любимому сыночку.
— Илья.
— Что еще, Настя?
— Ну, ты же знаешь, что я все-равно тебя люблю, — делаю контрольный выстрел.
— Я чувствую эту любовь в каждом взгляде, любимая.
— Вы забавные, — загадочно говорит Сергей, — мы в молодости с Эммой тоже могли за час пять раз поругаться и десять помириться. И какие это были примирения, о-о-ох… — так хитро постреливает в жену глазами Сергей, что намек на то, какие это были “примирения”, вполне прозрачен. И я, кажется, краснею вся до самых кончиков волос, а Илья давится не вовремя взятым в рот кусочком мяса.
— Да перестань, — отмахивается Эмма, посмеиваясь, и надо же, я вижу, как у этой женщины-скалы зарделись щеки, и она даже неловко стала обмахиваться салфеткой.
Нет, похоже, она тоже человек?
Как там сказал Сокольский — мне не чуждо ничто мирское?
В итоге я замолкаю, и Эмма тоже, а вот мужчины заводят тихую рабочую беседу. Мне, как человеку, который работает с Ильей рука об руку и знает едва ли не все его проекты, их диалог тоже в какой-то степени интересен и понятен, а вот Эмме явно скучно. Я полагаю, что она в своей жизни и дня не проработала, а все разговоры в их женском обществе крутятся исключительно вокруг одежды и прочих атрибутов дорогой жизни.
Я уже мысленно успокоилась и решила, что внимания к моей персоне больше не будет, когда двери в столовую открываются, и забегает вся растрепанная Каролина, с разбегу плюхаясь на стул напротив Ильи.
— Каролина, что за вид? — округляет глаза Эмма. — Что с твоими руками и щеками?
А что с ними? Ну да, в земле, и вообще девчушка все так же слегка растрепана, но по ней же и так понятно, что она такой типичный сорванец.
— Играла, — коротко бросает любимой бабуле Каролина и хватает вилку, без лишних разговоров начиная уплетать горячее за обе щечки. Вот по-настоящему детская непосредственность. Ей точно плевать на все эти заговоры и интриги, что плетутся в доме.
Но не тут-то было…
— Дядь Илья, — встревает посреди фразы Каролина, смачно причмокивая соком из бокала. — А как вы с Настей познакомились? — поднимает свой черный взгляд девчушка на дядю, а потом и на меня, бегая любопытными глазками.
Как? Хороший вопрос. И Сокольский, видно, считает так же, потому что смотрит на меня и ждет, пока именно я отвечу. Точно. Он же мне поручил придумать легенду. Черт!
Видимо, эмоции слишком четко отразились на моем лице, а заминка была слишком долгой, что поняв, что я так ничего и не сочинила, начинает сам, да не вовремя, потому что тут же рот открываю и я:
— В ресторане.
— В конном клубе.
Выпаливаем одновременно и замолкаем, переглянувшись. Какой к черту ресторан?
— В конном клубе? — удивленно переспрашивает Илья, очевидно, не удовлетворившись моим ответом. — Да в конном…
— В ресторане.
Опять выпаливаем одновременно и переглядываемся. Подозрительно. Ой, как подозрительно! Мы буквально сдаем себя с потрохами!
Эмма вон уже отложила столовые приборы и сложила ручки на груди, вытянув спину, как по струнке. А Сергей удивленно переводит взгляд с сына на меня и обратно.
— Настя права, — вздыхает Илья и, когда я уже собираюсь снова не вовремя открыть рот, укладывает ладошку мне на коленку и сжимает, мгновенно заставляя притихнуть. — Смотря как считать.
— Это как это? — щурит в щелочки глаза мать Ильи.
— Это так, что первый раз мы встретились в ресторане. Я увидел Настю, она меня тогда заинтересовала, но… — машет рукой, подбирая слова мужчина, — я не мог подойти и познакомиться в силу того, что… — определенно лихорадочно крутятся в его голове шестеренки.
— Что я была с другим мужчиной, — говорю, напрягаясь всем телом. Главное, говорить уверенно, и никто не уличит нас во лжи. — На тот момент я встречалась с другим молодым человеком.
— Да, именно. Я тогда признаю, был разочарован, что такая красота уходит не со мной, — вот кто умеет говорить уверенно, так это Сокольский. Врет, и глазом не моргнув, и только сильнее сжимает пальчиками мою коленку. Нервничает. — А потом так случилось, что у нас с Настей… кхм…
— Оказался общий знакомый.
— Да-да. И он мне сказал, что она регулярно посещает конный клуб.
— И, кстати, до сих пор. Я просто безумный фанат лошадей. Этих гордых, изящных животных. Я могу смотреть на них чуть ли не часами, — улыбаюсь, припоминая свою любимую кобылку Луи, на которой и катаюсь чаще всего. Но готова поспорить, что мой беда-босс и об этом моем увлечении не знает и думает, что про любовь к лошадям я безбожно вру. — Мы вместе ходим.
— Настя…
— Илья, ты разве катаешься на лошадях? — переспрашивает Сергей. — Я помню, по молодости, тоже любил с отцом ходить на конюшню. У нашей семьи было свое ранчо, и там каких только мустангов я не перевидал! Правда, сын, удивил.
— Ты умеешь, да, дядь? — воодушевленно, чуть ли не выпрыгивая из платья, переспрашивает Каролина.
И почему они все так удивлены этому факту?
— А как же страх из детства? — подает голос Эмма, словно прочитав мой немой вопрос в глазах. Вот оно как значит! Страх…
Черт, Настя, не могла придумать что-то другое!
— Пришлось… — бросает на меня тяжелый взгляд Илья, — научиться ради Насти. Как по-другому я мог ее очаровать? Она из этого клуба не вылезала практически. Либо подиум, либо конюшня. Я пошел по пути наименьших потерь, — ухмыляется Сокольский. — С ней история с очаровательной улыбкой и букетом, как с другими, совершенно не прокатывает.
— Хм, да-а-а… я как-то предпочитаю более активные ухаживания, — тяну время, думая, что ляпнуть бы еще, только чтобы окончательно нас не закопать. — Кстати, его первый урок был самый забавный. У нас дети так лошадей не боятся, как их боялся Илья. Буквально на пару метров его было не заставить подойти. А это его падение практически в кувырке с коня, у-у-у…
— Ну, спасибо, Загорская, — шепчут мне сквозь зубы.
Да уж, неудачный выбор, мысленно он мне уже свернул шею.
— Ну, а что скрывать-то? Все мы когда-то это делали впервые, — немного нервно улыбаюсь Илье. — Зато благодаря твоему эффектному полету с коня я тебя тогда и заметила, любимый, — глажу ладошкой по щеке Сокольского, словно кота против шерсти. — Это была судьба.