— А я не отдам, — задирает нос ребенок, — догони меня и забери! — топает ножкой и машет рукой над самой-самой водой.
Она делает взмах, а у меня такое ощущение, что вместе с бумажкой, что трепещет на ветру, трепещут и мои нервы на грани срыва.
— Каролина, — слышу за спиной поспешные мужские шаги, — ну-ка прекрати! — прилетает от Ильи, который наконец-то сообразил и пришел следом. — Верни бумажку Насте, — он замирает у меня за спиной, и я хотела бы сказать, что он пышет от гнева, вот только я не чувствую злости в голосе.
Ей что, тут и правда все сходит с рук? Избалованный тепличный цветочек!
— Не-а, — машет головой ребенок в ответ на реплику “любимого” дяди. — Пусть заберет.
Все.
У всего есть предел, и у моего терпения тоже. Заберет, так заберет. В конце концов, максимум, что я теряю, это бумажку, которую она утопит. Но в таком случае я пытками заставлю Сокольского нарисовать мне новую, и в качестве моральной компенсации пририсую еще ноль, да не один!
— Последний раз прошу по-хорошему, — выдох и выдох, Настя, — отдай ее мне, Каролина.
— Не отдам, — подпрыгивает девчонка, а я, выпустив из рук подол и рванув с места, делаю пару шагов. Но в тот момент, когда я, уже почти схватила бумажку в ее пальчиках, девчонка резко отскакивает от края бассейна, и я, как была в туфлях и платье, пролетаю вперед и, взвизгивая, лечу в этот злосчастный бассейн! Считанные секунды, когда я, успев задержать дыхание в самый последний момент, ухожу под толщу воды с головой, услышав только:
— Настя, твою…
И думаю о том, что я ведь совершенно не умею плавать.
Словно вата в ушах, кокон из воды вокруг, а сердце будто замерло и не функционирует. Паника. Меня с ног до головы охватывает дрожь от страха, и я начинаю вилять всеми конечностями, чтобы сделать хоть что-то, но намокший подол платья обмотался вокруг ног и даже тянет вниз, на дно. Мне кажется, что это все. Карма догнала за вранье и наши грязные игры с Сокольским. Настал мой конец.
Но тут ноги упираются в пол, и я поспешно выныриваю, вдыхая полной грудью и, найдя точку опоры, вытираю ладонями с глаз потекшую тушь, которая ужасно щиплет глаза. Пытаюсь отдышаться, кашляя, но меня всю шатает от пережитого страха, и я чуть не падаю обратно в объятия бассейна, когда чувствую, как меня цепляет кто-то за руку и тащит на себя. А открыв глаза, вижу Илью, который сидит на корточках у края, посмеиваясь, с чеком в руке, а эта мелкая бандитка стоит у него за спиной и хохочет во все горло.
— Эффектное падение, Загорская, — издевается негодяй, подмигивая, а я сжимаю губы от обиды и даже не понимаю: это из глаз брызнули слезы или все та же вода с волос катится по щекам. И почему дрожит губа, словно в подступающей истерике?
Я промокла напрочь, в просвечивающем тонком сарафане, по рукам бегут гигантские мурашки, приподнимая светлые волоски, и меня знобит. Страх из детства, когда из-за халатности воспитателей, я чуть не утонула в общественном бассейне, не отпускает и по сей день, и меня колотит, как при лихорадке, а этот идиот смеется, ему все равно! Ему всегда и на всех было плевать.
— Смешно? — говорю сдавленно, кажется, от потрясения и голос пропал. — Смешная, Настя, — хриплю, не говорю и, выдернув руку, обхватываю себя за плечи, с трудом сдерживая рыдания. И до Ильи, кажется, только сейчас доходит, что что-то не так. С губ слетает улыбка, а в глазах просыпается беспокойство. Ну, надо же…
— Э-э-эй, ты чего ревешь, Насть? Давай руку…
— Что здесь… — слышится бас Сергея.
— Произошло! — визг Эммы.
Родители “жениха” вылетают к нам на террасу, останавливаясь позади сына с внучкой, а я только и могу, что поджимать губы и прикрывать грудь руками. Потому что этот сарафан не предполагает наличие нижнего белья, а еще в нем точно нельзя купаться, потому что он просвечивает все! И слишком явно.
Но зато Эмма может быть довольна, такое представление, такой падение — она мне этого никогда не забудет.
— Иди сюда, неуклюжая, — вздыхает Илья, игнорируя присутствие родителей и тянется ко мне, желая помочь выбраться. Вот только это нужно было делать раньше. — Подумаешь, искупалась, никто же не умер…
— Дурак, — бурчу в ответ зло, прикусывая губу и поймав проплывающие рядом туфли, выкидываю на бортик, подходя ближе.
Это неприятное ощущение, когда ты весь мокрый, когда тебе неловко и неуютно, добавляет свои “капельки” в копилку дерьмового настроения. И в данный момент все, что мне хочется сделать, это зареветь навзрыд где-нибудь в одиночестве, а не ловить подол под пристальным взглядом издевающихся глаз.
— Я не понимаю, как ее с такой расторопностью вообще взяли в модельный бизнес… — слышу смешок от Эммы.
А ее сын поджимает губы, явно услышав адресованную в мою сторону “шпильку” и бросает на мать недовольный взгляд, слегка, кажется, даже порыкивая. Но, собственно, чего удивляться? Она права. Где я, а где модели, что ходят по линеечке.
— Эмма, прекращай! — осаждает ее муж.
— Давай, я помогу, — тянет руку Илья с жалостливым взглядом. Только вместо того, чтобы проникнуться написанными на его лице извинениями, мне в этот момент до ужаса хочется ему отомстить за его насмешку и бездействие. Да и вообще за то, куда привез и в какое положение поставил.
— Давай руку, Настя.
Ну, я и дала. Цепляюсь пальчиками за его большую и грубую ладонь, и Сокольский и сообразить не успевает, как я всем своим невеликим весом тяну его на себя. Мужчина, теряя равновесие, сваливается рядом со мной в бассейн, матерясь на чем свет стоит, прямо в брюках и рубашке уходя под воду.
— Настя, твою мать! — рычит, выныривая, вытирая ладонями лицо и приглаживая разметавшуюся стильную укладочку. — Какого лешего ты творишь?! — бросает на меня свой чернющий, полыхающий от злости взгляд Илья. — Я тебе помочь собирался!
— Себе помоги, Сокольский, — говорю тихо, чтобы “зрители” нас не услышали, и посылаю взглядом всю свою безграничную “любовь” к его персоне. А потом, и вовсе долбанув по воде, отправляю в его нахальную мордашку целую кучу брызг и, поймав плавающий в воде безбожно испорченный чек, вылезаю, напрочь игнорируя “свекра” со “свекровью” и мелкую зачинщицу всего этого театра абсурда. Иду в спальню, молча глотая слезы и заливая ручьем стекающей с моего сарафана водой их дорогущие каменные полы.
Не-на-ви-жу!
Глава 15. Илья
Честно? Я не представляю, как мы пережили этот день. Женщины моей семьи устроили Насте настоящую проверку на прочность.
А я?
Да, у бассейна не сдержался. Посмеялся. Это было и правда, забавно со стороны наблюдать ее падение в воду, но до тех пор, пока я не увидел в ее глазах слезы. Я и правда, наверное, веду себя, как мудак. Сначала говорю, что рядом и помогу в случае чего, а потом бросаю одной разбираться с фонтанирующими пакостями дамами семьи Сокольских. Идиот.
— Как водичка, дядь Илья? — хохочет племяшка, а я, стянув с себя рубашку, провожаю взглядом Загорскую в напрочь промокшем сарафане. Ее дрожащие от страха руки до сих пор яркой картинкой стоят перед глазами.
Это же всего лишь бассейн! Что за черт?
— С тобой мы еще поговорим, — бросаю взгляд на тут же присмиревшую девчонку и в который раз поражаюсь, как у моей кроткой, тихой и спокойной сестрички могло вырасти такое шебутное и непоседливое чадо. — Ты извинишься перед моей Настей.
— Нет, не буду, — топает ножкой Каролина и прячется за бабушку. Конечно, кто бы сомневался. Это ее главная союзница в этой “войне”.
— Илья, не перегибай, — протягивает мне полотенце мать, дожидаясь, пока я выберусь из воды. — Это всего лишь игра. Шутка. Каролине не за что извиняться. Эта Настя…
— Хватит! — перебиваю мать. — Это я перегибаю? — делаю многозначительную паузу. — Может, хватит ее цеплять? Вы за один день умудрились устроить ей здесь ад! — смотрю в глаза родной женщины, которая, ну, не может быть настолько бессердечна. Я уверен. — Неужели тебе правда доставляет такое извращенное удовольствие издеваться над ней, зная, что она не ответит просто потому, что не привыкла играть в эти ваши “змеиные игры”?!
— Ты как со мной разговариваешь!
— Так. Мама, — меня понесло, по-настоящему разозлило и задело, и толчком стал обвиняющий и испуганный взгляд Загорской. Чувствую себя так, словно я закинул ее в клетку с тиграми и бросил на растерзание.
— Я не сказала ничего плохого. Только правду.
— Эмма, ты и правда переходишь границы, — вступает в наш диалог отец, упирая руки в бока.
— Я впервые за пять лет оказался дома, и как вы меня тут встретили, а? — перевожу взгляд с племянницы с красными щеками на мать с упрямо поджатыми губами. — Чем она тебе не угодила? Что она тебе сделала, что ты так пренебрежительно к ней относишься? Не родилась с золотой ложкой во рту? Не имеет на счетах миллионы? Или не трещит каждую минуту о дорогущих шмотках?
— Она тебе не пара!
— Да что ты заладила, как попугай, Эмма? — фыркает отец. — Сын счастлив, и ты должна быть рада. Оставь девчонку в покое, хватит кидаться в нее колкостями, в самом деле. Посмеялись и хватит. А ты, — смотрит на Каролину отец, — пойдешь и попросишь прощения за свою выходку. И если я еще раз узнаю, что ты шаришься по комнатам гостей — выпорю!
— Много лет назад он тоже был счастлив, — перебивает мать мужа. — Недолго, надо сказать, — продолжает все на своей волне, отшвыривая полотенце на шезлонг. — И чем это закончилось?! Самый правильный брак — это по расчету и с идеально подходящей женщиной. Тебе уже не двадцать, чтобы…
— Вот именно, — перебиваю, отирая ладонью капли с лица. — Мне не двадцать, чтобы меня строить. Ясно? Если ты продолжишь в том же духе, я заберу Настю, и мы уедем уже завтра. И вы еще ближайшие пять лет меня здесь не увидите.
— Завтра не уедете. И ближайшую неделю тоже, — говорит уверенно эта несгибаемая женщина, которая никому не дает вторых шансов. Даже сыну. — Вы останетесь здесь до следующей субботы.
— Что, прости? — теряю дар речи от такой откровенной наглости.
— Твоя сестра приедет только к концу недели. Вы дождетесь ее возвращения. Инна хочет познакомиться с твоей будущей женой, — словно намеренно игнорирует имя Загорской мать. — И у нас с твоей невестой еще слишком много дел и встреч…
— Исключено! — перебиваю и машу головой, — мы уезжаем, как планировали, в понедельник и не днем позже, — выпаливаю, стоит только представить лицо Загорской, которой я это сообщу. Да я и сам уже успел устать от всего этого фарса. — У меня работа. У нее тоже.
— Я бы… — начинает отец, но мать его перебивает:
— Тогда можешь забыть о моем благословении и вообще забыть, что у тебя есть мать, Илья! — зло бросает наша Эмма Константиновна, — если ты хочешь, чтобы я приняла твою… женщину, — практически выплевывает родительница, — она должна показать себя во всей красе, а не как неуклюжая, неловкая и смешная девчонка. Поэтому либо так, либо никак! — отрезала и тут же, сверкнув сталью в глазах, ушла, оставив нас с отцом молча переглядываться.
— Я уверен, что в лице сестры ты найдешь союзницу, сынок, — хлопает по спине отец. — Они с Настей чем-то похожи. Инна у нас тоже терпеть не может аристократические замашки твоей матери. Просто не обращай внимания на Эмму. Перебесится. А Настя — очень хорошая девушка. Передай ей от меня извинения за всю эту трагикомедию. И постарайся убедить задержаться, — кивает отец.
Приплыли, твою мать!