— Просто будь собой. Той Настей, которую я два года подряд видел на работе, — говорю и притягиваю к себе за талию, утыкаясь взглядом в ее приоткрытые пухлые губки. — Мне же ты дать отпор смогла.
— Это другое, — упирает она кулачки мне в грудь, и уверен, чувствует, как летит там мое сердце, разрывая грудную клетку от ее близости и прикосновений аккуратных ладошек.
— Завтра будет ужин. Туда приедет подруга матери со своей дочерью, моей бывшей… будем считать, любовницей, — запускаю ладонь в ее волосы и обхватываю за затылок.
— Я не пойду туда, — пытается оттолкнуть меня Настя, но я только сильней сжимаю руки.
— Пойдешь.
— Исключено! Я приехала сюда, чтобы показаться в качестве твоей невесты перед родителями, но не перед всем Монако! — шепчет она зло, но на самом деле в глазах дикий испуг.
— Анжелу мать считает идеальной кандидаткой мне в жены, — говорю, надеясь заставить ее согласиться хотя бы из вредности.
— Ну, так может, того… сдаться все же?
— Единственная женщина, которой я могу сдаться, Загорская, это ты, — выпаливаю, прежде чем успеваю сообразить.
Аккуратные бровки Насти взлетают вверх, а мне остается только смириться. Сказанного назад не забрать. Да и, пожалуй, я не соврал ни капли. Из всех моих женщин, из всех бывший пассий и коллег, она единственная, кто действовала и действует на меня постоянно совершенно необычным образом. Как? Да мне попросту ее мало. Мне мало десяти часов на работе, чтобы на нее насмотреться. Мало взгляда. Мало голоса. Просто мало! И с чем это связано, я боюсь даже думать.
— Что ты имеешь в виду? — тяжело сглатывает девушка, и я вижу, как темнеет ее взгляд. Яркие изумруды словно накрывает черная дымка, а зрачок расширяется. У нее тоже есть ко мне интерес. Глупо было бы это отрицать. Но как далеко она готова зайти?
— Предлагаю сыграть в паре и утереть этим светским дамочкам нос. Лукреции и ее дочери, — понижаю голос до шепота. — Мать надеется, что ты провалишь эту проверку.
— И она права, даже потому, что я не была на таких ужинах и не вела таких высокопарных бесед. Каким образом ты себе это представляешь? Они “выше” меня, они… — начинает она тараторить, а я накрываю ее губы пальцем, заставляя замолчать и выслушать.
— Тебе просто нужно понять, что ты им ровня, Настя, даже несмотря на то, что там тебе наговорила моя мать! Ты можешь задавить их одним взглядом. Только перестань трястись и волноваться. Ты можешь, я видел это изо дня в день и не далее, как сегодня за обедом. Это ведь для матери была игра с поцелуем? С объятиями? — спрашиваю, а самого внутри переворачивает от воспоминаний. Хочу, чтобы она так меня касалась. Чертовски хочу. Но права не имею просить. — Ты умеешь и можешь.
— Она тебя ревнует. Эмма. Ей не нравится, что такая, как я, смеет перечить тебе. И да, это было интересно. Но чем тебя так не устроила эта Анжела? И погоди, это ведь та, с который ты не так давно в отеле…
— Ты и это знаешь?
— Это я тебе тогда номер в отеле бронировала, умник. Я до сих пор помню, как ты гаркнул на меня по телефону в час ночи, чтобы я…
— Ну, так что? По рукам? — перебиваю, а то еще немного, и краснеть уже начну я. Вот они: минусы отношений между личным помощником и директором. Она знает о твоих косяках все и даже больше.
— Мне еще только для полноты картины твоих бывших не хватает. Нет, серьезно, Илья, нет, — машет она головой. — Это перебор. Я отказываюсь участвовать в этом ужине. У меня за спиной выстроится целая армия недоброжелательниц, ты понимаешь, что практически бросаешь меня под поезд?
— Да брось, неужели ты не хочешь показать им свое превосходство? Если мы будем действовать вдвоем и играть вдвоем, а не как сегодня за обедом, то никто из них и слова сказать не сможет. А если мы трусливо проигнорируем этот ужин, считай, это будет автоматическое поражение. Унизительно, Загорская.
— Не унизительней, чем показаться перед ними дурой, — бурчит Настя и замолкает, буквально гипнотизирует меня своим взглядом, а мне до ужаса хочется услышать ее “да”. Хочется увидеть сверкающую азартом зелень ее глаз.
Но она молчит. Упрямо молчит. И смотрит мне куда-то в район горла. Может, свернуть шею хочет, не знаю. Но воздух между нами чуть ли не звенит от напряжения.
— Ты ведь лучше их.
— Тогда пообещай, что ты будешь рядом и будешь на моей стороне, Сокольский. При любом раскладе, — говорит наконец то. — Мне попросту не хватит смелости одной, — признается, задирая носик, Настя, и встречая мой темный от желания взгляд своим упрямым, в котором теперь я наконец-то вижу непоколебимую решимость.
— Обещаю.
— И больше никакого вранья.
— Согласен.
— Тогда и я согласна. Я тебе подыграю.
Глава 17. Настя
После нашего разговора с Ильей на ужин я все-таки идти отказалась и, как только за Сокольским закрылась дверь, заползла под одеяло и улеглась, гипнотизируя взглядом потолок. Внутри была целая буря из чувств, и какое из них стояло во главе всего, было сложно понять.
Это надо же было разрыдаться перед Ильей и, как маленькой девчонке, начать обиженно выговаривать такую ерунду!
Сты-ы-ыдно, Загорская.
Но, вопреки моим ожиданиям, он не психанул, а еще и прижал и утешил. Ощущение его рук на моих волосах и его бьющегося под моей ладошкой сердца до сих пор слишком яркие и явные.
Он странный. То пугающий и серьезный, то вот… такой. Оказывается, Сокольский может быть нежным и милым, ласковым. Он разный, и от этого никогда не знаешь, что от него ждать. Умеет не рычать и говорить тихо, проникновенно и очень-очень убедительно.
Ужин. Завтра во главе с его матерью и бывшей Анжелой.
Страшно.
Если тут я была готова раствориться от одного взгляда Эммы, то завтра будут еще плюс, минимум, две пары надменных глаз.
Я к такому не готова.
Я в таком участвовать не хочу.
И мне бы настоять на своем, но Сокольский знал, на чем сыграть.
Его взгляд, полный решимости, его голос, разгоняющий мурашки, и его уверенное “ты лучше них, Настя”. Знал, на что давить. И правда, почему я должна прятать голову в песок? Чем я хуже них? Это ведь меня выбрал на роль невесты Сокольский, а не свою Анжелу, значит, не врет. И правда считает, что я достойная им соперница. А значит, повоюем…
Примерно через час после ухода Ильи мне в комнату приносят фрукты с бокалом шампанского. Наверняка “жених” постарался, за что ему огромное спасибо. Замаливает грехи, ну, или обиды — неважно.
На моих губах гуляет шаловливая улыбка, и медленно, но верно настроение стремится вверх.
И пока мое уютное уединение никто не нарушает, устраиваюсь с “презентами” в кресле-качалке у открытого окна и с наслаждением устремляю взгляд на горизонт. Невероятно хочется хотя бы на считанные минуты отключиться от внешней жизни и всего происходящего вокруг. Забыть, кто я, где я, с кем я и какая мне уготована роль. Просто насладиться свежим морским бризом, легким вечерним ветерком и дорогим алкоголем со сладкой клубникой.
Ну, это ли не рай?
Когда на улице темнеет, а на залив опускается ночь, я понимаю, что уже слишком засиделась, перекидываясь сообщениями с Ксю. Нужно переодеться ко сну, пока мой женишок не вернулся в спальню. Оставляю посуду на журнальном столике и, прошмыгнув в ванную, утаскиваю свою любимую хлопковую пижамку, которую сексуальной можно назвать разве что за мини-мини шортики. Но и нечего показываться перед мужчиной в откровенных нарядах. И так за этот день мы непозволительно сильно сблизились. Чего только стоят воспоминания о его трепетных и нежных поцелуях в шею, о его дыхании, что щекотало кожу, и о его сильных руках, что так крепко прижимали…
— Стоп, — машу головой, отгоняя наваждение и обнимая себя руками за плечи. Все тело горит, а по коже бегут предатели мурашки. — Тормози, Настя, — пытаюсь себя вразумить. Быстро меняю сарафан на пижаму и, умывшись, выхожу в спальню, как мышка, прокрадываясь к кровати, заползаю под теплое одеяло. Вот интересно, а Сокольский может спать раскрытым? Потому что я свое ему не отдам.
Не проходит и десяти минут, как дверь в спальню открывается, и Илья, проходя и не включая свет, спрашивает:
— Спишь?
Наверное, надо было бы промолчать и сделать вид, что да. Но нет.
— Давай сделаем вид, что волнуюсь и жду тебя, — пищу из-под одеяла, плотнее укутываясь, так чтобы, не дай бог, ни одна голая часть меня не торчала. Сокольский в ответ только тихо смеется и, судя по всему, идет в душ, потому что следом за его шагами закрывается дверь. Что примечательно, щелчка замка я не слышала. Совершенно не боится, что впечатлительная я заявлюсь к нему в ванную комнату?
Хотя о чем это я…
Я поворачиваюсь на другой бок, лицом к окну, и слушаю шуршание и возню Сокольского за стенкой. Фантазия подкидывает смелые картинки, из-за которых я краснее помидора, но хвала небесам, вода журчать перестала достаточно быстро, и уже через мгновение я чувствую, как прогибается под весом мужского тела матрас и рядом ложится Илья, а меня с лету обдает ароматом мужского геля для душа.
— Ты почему голый?! — округляю глаза, бросая взгляд через плечо.
— Вообще-то я в штанах, — слышу смешок с соседней половины кровати и чувствую, как негодяй тянет на себя мое одеяло. — Не поделишься?
— Не отдам, — цепляюсь сильнее за края одеяла. — Оно мое. А ты мог бы надеть футболку! Для чего их, по-твоему, придумали?
— Настя, на улице тридцать градусов, ты хочешь, чтобы я сварился заживо в футболке? И скажи спасибо, что хоть в штанах, — поворачивается ко мне мужчина, укладывая руку под подушку. — Вообще-то обычно я сплю вообще без всего.
— Спасибо! — бурчу возмущенно. — И только попробуй… — замолкаю под пристальным взглядом черных глаз и бросаю уничтожающий взгляд на мужчину, который, кажется, чувствует себя совершенно комфортно. Еще и посмеивается надо мной:
— Что попробовать?
— Ничего.