— В случаях, когда такие люди как она понимают что их спалили, они задерживаются на месте преступления только для того, чтобы избавиться от следов. Поэтому нет никого смысла в железе оставленном в, — посмотрел на меня, приподняв бровь, — арендованной на левых людей квартире, верно? — я промолчала, глядя в асфальт, чувствуя как накрывает все больший страх. Это не отдел К. Далеко не он, несмотря на прозвучавшие дальше слова лысого, — я с такими людьми работал, Толя, и у меня есть не только опыт, но и логика. Именно поэтому, несмотря на годы твоей службы, повысили меня, а шеф тебе сказал, что ты должен делать, когда я отдаю распоряжения. Мы так и будем выяснять отношения или ты, наконец, сядешь в машину и мы поедем уже в «миллениум»?
— В «миллениум»? Сейчас? — уточнил Толя, раздраженно и с подозрением глядя на лысого, без всяких церемониалов толкнувшего меня к автомобилю.
— Ну, так позвони ему и скажи, что его решения тебе кажутся тупыми, хули ты мне высказываешь? — разгневанно бросил через плечо лысый, открывая мне дверь и давая знак залезть в салон вслед за мной крепкому мужику, дотоле стоящему с остальными рядом с машинами. — Заебал, дебил, — резюмировал лысый, садясь на переднее пассажирское в ожидании, когда заеба Толя с двумя мужиками загрузятся в машину спереди и мы все начнем выезжать со двора.
— Я могу задать вопросы? — глухо спросила я, упираясь взглядом в лысый затылок.
— Нет. — Отрезал он.
И такой тон сразу очень хорошо понимаешь — молчи, если не хочешь последствий.
Я смотрела в боковое окно, на засыпающий город и как ни странно не испытывала панического ужаса. Ну, да, похитили. Так в первый раз, что ли? Чокнутая моя вон какая молодец, такую прививку мне захуярила. Теперь мозг соображает даже когда пранк выходит из-под контроля. В очередной раз. Трунь, блять.
Угрюмо хмыкнула и краем глаза заметив как лысый повернул голову в профиль, мгновенно заткнулась. Правильно намекаешь, лысый, ты абсолютно прав, сейчас совсем не место и не время для истерик, даже несмотря на то, что меня для душевных разговоров везут в «миллениум».
Чудесный клуб с чудесной репутацией. Огромный храм, посвященный грехам и порокам, многим известен был, прежде всего, как элитное заведение, пафосное, уровневое сооружение, где возможно было многое купить и многое продать. Начиная от коктейля и заканчивая душой. Чем больше грехов, тем шире быть должны границы и клуб, несмотря на частую смену владельцев, неустанно обзаводился дополнительными пристройками, надстроями, иной раз сносились секции и перестраивались так, чтобы вместить больше желающих, пресытившихся тем, что есть и доступно. Желающих экспериментов над собой, к которым так стремились постоянные посетители, считающие, что нет различий между адом и нашим миром и избравших дьявола своим кумиром. Много слухов было о том, что там иногда на самом деле происходит, что за вечера там периодически проводят и почему некоторые из них очень закрыты даже для особой прослойки элиты с золотым пропуском во все. Но не туда. Может, потому и смена владельцев частая…
В общем, моя молниеносно развившаяся депрессия имела под собой серьезный базис, похоронивший мысль, что нужно выстраивать стратегию, нужно анализировать, прикидывать варианты, чтобы быть готовой к развитиям событий. Это хоронится мгновенно, когда сидишь в салоне чужой машины в окружении незнакомых людей. Все эти попытки зацепиться за призрачную возможность обойтись малой кровью, все это нахер идет, стоит уловить тень антуража реальности — ты одна с незнакомыми мужиками, которым нужно с тобой поговорить и добиваться от тебя правды будут не исключая грязные способы. Это особый страх. Он не глушит мысли, он… обречением.
Потому что в такой момент вроде и готов сдать все, потому что анализ почти истеричный, беспрерывный, выдающий тысячи заключений и все безрадостные, а вроде и понимаешь… что девчонка двадцати семи лет сейчас вычищает твою хату, забирает то, что обеспечит очень печальные перспективы, хотя она не обязана это делать, она не дура, она все поняла, от чего я уворачиваюсь и что прошу забрать, чтобы увернуться точно. Она делает это, не зная, что пошло хуже, чем предполагалось.
Чем учитывалось.
Осознаешь, что она промолчит, даже если сейчас малодушно сдашь.
И поэтому тоже молчишь. И будешь молчать. Собаки лают и грызут, но караван прет, только так. Иначе смысла в этом не было, иначе ценности не имеет все, что сделал и на что обрек ближайшего. И я буду молчать о главном, разводя песни о второстепенном. Нутро сжалось, затравленно подсказывая, что со мной рядом непростые люди и будет сложнее и больнее, чем с Ромой, избивающим свою невесту. Потому что они понимают, кто я, а значит, способы и меры будут иные…
От этого вместо крови жуть в венах.
До клуба доехали достаточно быстро и машины парковались прямо на закрытой площадке перед входом, а охрана, стоящая у дверей и неустанно и неумолимо занимающаяся фейсконтролем, даже глазом не моргнула, что тут капоты фактически в ступени уперлись. Отлично, просто прекрасно, уровень моего конвоя понятен. Пятачок, неси ружье.
Вышли из машины, потом широкие ступени и беспрепятственный вход через расступившуюся охрану. Я, шагнув в широкий холл, поморщилась от тяжести воздуха закрутившего в единую спираль множественные шлейфы духов, дорогих пород дерева, кожи и отдаленные пыльные тени строительства — немного режущее обоняние запах пластика и краски. Ожидала, что из холла направимся прямо к дверям, ведущим в секцию закрытую на ремонт. Я этого действительно ждала и в мыслях проносилось именно те кадры из фильмов, где все грустненько: шаткий стульчик, обшарпанная обстановка, нехорошие разговоры, невеселые перспективы, кому-то периодически становится больно и надежды на хеппи энд сгорают быстрее спички под непрерывным пламенем зажигалки… но лысый повел меня к шумному, беснующемуся залу. Ладно, у пиромана отняли зажигалку и спичка еще не полностью сгорела. Уже интереснее. Всегда интереснее, когда отменяется самая пугающая версия. Хотя, еще не вечер и пироманы рядом, а значит, факир/факер-шоу продолжается.
Из зала к лестнице, ведущей на второй этаж, и пока я поднималась вслед за своей верхней правой конечностью немилосердно сильно стиснутой за предплечье лысым, то запоздало отметила, что остальных конвоиров не видать. Даже строптивого вредины Толи, никак не могущего смириться, что по карьерной лестнице продвинули лысого, а не его. Между прочим, я считаю, что заслуженно продвинули, ибо и спичка надежды не сгорела и челюсть у меня цела, а с Толей могло быть по-другому. С челюстью так точно.
Пошло-пафосный коридор, несколько мини-залов, в которые заглядывал лысый и, наконец, он все же определился, где меня будут пытать — заглянув в очередной зал, втащил в него меня и кивнул на отдаленный стол у окна.
— Сядь туда и жди. — Приказал он, доставая телефон и подпирая косяк двери.
Послушно посеменила меж невысоких подиумов с шестами и пока отсутствующими на них стрипушницами. Попетляла между небольшим количеством столиков и покорно села на указанное место. Огляделась.
Зал почти пуст. Несколько небольших компаний угадывались в зонах, отгороженных полустеной из всякой свисающей с потолка сорочьей, то бишь блестящей и почти непрерывной в контакте друг с другом, дребедени.
Освящение мини-зала приглушено, а музыку, долбящую на первом этаже, здесь почти перекрывает тихий ненавязчивый фон.
Из-за спины подошла официантка и протянула мне меню. Хотела уже отказать, а потом поняла, что мне нужно выпить. В идеале хорошей конины, но мне необходимо соображать, потому, пролистав мелко дрожащими пальцами карту бара, заказала эспрессо. И почти тут же:
— Девушка, вы случайно не меня ищете? — и за мой стол неожиданно сел мужик, ласково улыбаясь напряженной мне, пока официантка забирала меню.
Ухажер. Как вовремя. Прошлась по нему быстрым цепким взглядом: возраст явно зрелый, особого пафоса во внешнем облике нет, значит, на внешности не зациклен, а из этого следует, что ему не страшно ее испортить. Комплекцией, вроде бы, боженька его не обидел, это тоже очень хорошо, а в купе с тем, что подкатил сам и первый, логичный вывод: смелостью тоже не обделен, что является приоритетным и основным плюсом в моем печальном положении. Соответственно, решено, перерождаем ухажера в рыцаря:
— Я ищу спасения. — Тихо произнесла я, доверительно глядя в темные, улыбающиеся глаза, и повела подбородком в сторону выхода, где подпирал косяк лысый, неосмотрительно не проявляющий внимания к тому, что одиночество пленницы разбавили. — Готова за это спасение заплатить.
— Как жаль, что в деньгах я не нуждаюсь. — Укоризненно глядя на меня, произнёс ухажер. — Но ваше желание могу исполнить почти на безвозмездной основе, — сексуально полуулыбнулся, явно не догоняя того, что я ему внушала напряженным взглядом, скашивая его в сторону лысого так, что не исключено, что могла окосеть, опасаясь, что все так же занятый своим гаджетом лысый, даже не посмотревший на меня ни разу, вот-вот нарушит свою замечательную традицию до того, как я тупого ухажера прокачаю до бесстрашного рыцаря. Поэтому, решив не теряться в творящейся вакханалии, я смело только открыла рот, но на телефоне тупого ухажера, выложенного на край стола, сработало оповещение и он тотчас метнул взгляд на засветившийся экран и, удовлетворенно кивнув, безапелляционно заявил, — теперь точно готов.
Мы с ним молчали, пока официантка ставила передо мной кофе, но как только она, убедившись, что мой туповатый рыцарь ничего не желает заказывать, отошла:
— Послушайте… — начала я, но он резко и очень твердо перебил:
— Это ты послушай. — Прервал он, пригвоздил несколько растерявшуюся меня тяжелейшим взглядом к стулу. — Влипла ты в адское дерьмо. Тебе очень не повезет, если ты встретишься с тем человеком, по чьему приказу тебя сюда приволокли. Мне нужно вытащить тебя отсюда с минимальными потерями, а сделать это непросто с учетом того, что у меня только один человек в помощниках, — повел головой в сторону лысого, неистово тыкающегося в телефон и продолжил, все так же тяжело глядя на похолодевшую меня, с откровенным смятением уставившуюся на него, — ты наверняка в курсе, что инфа на любых телефонах прозрачна для всякого имеющего мало-мальский навык, так что на телефоне важное и полезное хранить чрезвычайно тупо. Именно поэтому файлы с записью твоего экрана, а так же фото с камеры ноута, где видно твое лицо, не скинут мне на телефон, но уже скинули на флешку и она даже уже здесь, в этой обрыгаловке. Так что, малыш, нам нужно с тобой забрать отсюда компромат на тебя и умчать нахуй из этого города, и вот тогда мы с тобой заживем. Красиво и плодотворно.
— Вы о чем? — севшим голосом спросила я, чувствуя, как вообще утрачиваю саму возможность понимать происходящее и только сейчас осознавая, что такое истинный страх.
— О том, что тебе сейчас никак нельзя быть дурой, — прохладно усмехнулся он глядя в мои глаза и удовлетворенно кивая тому, что там расцветало, напитываясь этим и становясь воистину пугающим, — у нас с тобой времени в обрез, поэтому, как только я скажу, ты встаешь и спускаешься вниз. Идешь к туалетам, но не заходишь, ждешь там меня. Затем прихожу я и зажимаю тебя в углу, потом в страстях двигаем вместе в мужской туалет, якобы потрахаться, окно к тому времени должны будут успеть открыть. Если я не приду в течение пяти минут, то зайдешь в мужской туалет одна. Над крайней левой раковиной в потолке спрятана флешка, на которой доказательства того, как ты ловко вошла в аккаунт Шеметова и говоришь о том, как ты сейчас красиво можешь ограбить банк. Больше этих данных нигде нет, спасибо за это можешь сказать опять же вон тому человеку, — снова кивает в сторону занятого виртуальностью лысого. — Считай это жестом доброй воли и авансом для крепкой дружбы. Забираешь флешку и идешь в зал. Правее от стойки бара кухня, через нее попадаешь в коридор, по которому идешь прямо и направо. Там будет черный ход и дверь открыта. Через дорогу от этого сральника у магазина припаркован белый Ауди без номеров. Сядешь в него и ждешь, когда приду либо я, либо мой помощник.
— Кто вы? — помертвев, едва выдавила я пересохшими губами.
— Твое спасение, малыш, ты же меня хотела и вот я пришел. — Хищно улыбнулся, глядя на меня, — такие как ты на вес золота, а я люблю золото. — При этих его словах, сказанных тоном коллекционера, то есть действительно как о вещи, которую хочется иметь, я поняла, что не дышу, а он тем временем оглянулся на Лысого, который мгновение спустя, оторвав взгляд от телефона, с посуровевшим лицом торопливо двинулся к нам, и как только он приблизился на расстояние достаточное, чтобы голос мужика слышал лысый, то тот спросил, — коридор чист?
— Пиздец. Посмотри вон туда. — Кивнул в сторону тонированного экрана, я автоматом перевела взгляд за тонированную стену и заметила у стойки диджея молодого, приблизительно моего возраста, всего такого на стиле, человека, явно о чем-то разговаривающего со склонившимся к нему диджеем. — С ними около восемнадцати бойцов маски-шоу. Готовятся разнести здесь все нахуй и вскрыть сегодняшний приход, который сейчас пилят в закрытом на ремонт крыле.
— Бля-я-ядь, он чует, что ли… — сквозь зубы разозлено выцедил мужик, прищурено глядя на широкую световую стойку диджея, о боковую сторону которой оперся бедром худощавый темноволосый, со снисходительной улыбкой глядящий на толпу, пока ему почти в самое ухо что-то вещал диджей. А мужик, напротив меня, еще мгновение назад с нехорошим прищуром глядящий на них, вдруг как-то по особенному погано улыбнулся и заключил, — хотя… они ведь тебя в лицо не знают?
— Нет, — лысый, за секунду до меня верно поняв адресацию вопроса, посмотрел на мужика, очень довольно кивнувшего и вновь глядя за стеклянную стену, негромко поинтересовавшегося:
— Камеры отключены?
— Они и отключили, — отозвался лысый, — поэтому такая заминка со всем этим вышла. Я понять не мог, кто их и для чего вырубил, пытался разобраться… Что делать? — снова непонимающе смотрел на мужика, явно разнервничавшись.
— Идеально. — С эхом удовольствия заключил тот, расслабленно откидываясь на спинку стула и с неподдельным интересом глядя за экран. — Ждем начала.
Я, понимая, что сейчас начнется какой-то экшн, закашлялась, чувствуя, что в горле намертво пересохло и даже не ощутив ни вкуса, ни температуры, осушила чашку с кофе.
Посмотрела на лысого с мужиком, неотрывно глядящих в зал и только, совсем едва заметно двинула корпусом в сторону, как лысый резко встал ближе и одним кратким, тяжелым и многообещающим взглядом отбил у меня всякую охоту шевелиться.
С трудом сглотнув, запоздало ощутив, что обожгла кофе слизистую, с нарастающей, уже ничем не гасящейся паникой, тоже посмотрела за стекло.
Биты музыки замедлились, имитируя неторопливо ускоряющийся ритм биения сердца. Явно не моего, пытающегося проломить ребра. Молодой человек, все так же стоящий недалеко от диджея, опираясь о его стойку бедром, взял протягиваемый диджеем микрофон.
— Что ж, — по залу разнесся низкий, бархатистый голос, накладывающийся поверх неторопливо ускоряющейся имитации сердцебиения. Он медленно поднял руку без микрофона вверх, что действовало на возбужденную толпу завораживающе, — начнем?
И толпа взревела. Первые вступительные аккорды трека и стребоскопы вошли в режим пыток для эпилептика, вспыхивая адски ярко то голубым, то алым, то слепяще белым, с краткими перерывами и новыми вспышками, бьющими до ослепления под выхлопы парогенераторов, выстреливающих тайфунами дыма в потолок, пускающих клуб в демонический ритм битов зачинающегося трека, снова прервавшегося на сердцебиение. Толпа вновь закричала, жадно и торжествующе. Тень снисходительности в полуулыбке человека с микрофоном, и его рука резко была опущена. Команда.
Вой толпы, принявшей это за сигнал для бесчинства.
Так ошибочно принявшей.
Потому что это была команда для иных. Тех, что спустя секунды неистовство толпы начали резко и грубо урезать. Толпа людей в спецснаряжении и с оружием наперевес. Команда для тех, что сминали еще не осознающие действительность сонмы, что «начнем?» имело другой смысл. Не тот кураж, что они себе представляли.
И они только что дали добро. На маски-каски.
И на кураж. Человека, приподнявшего подбородок, наблюдающего как сминают сотрудников и посетителей заведения, давших добро человеку, приходящегося цепким взглядом по залу, погружающемуся в панику, отслеживая каждый миллиметр пространства, каждое движение тех, что вносили смуту в животный восторг и перерождали его сейчас в адреналин во вскриках. А он протянул микрофон мужику в полном обмундировании и балаклаве, возникшему за его спиной и спустя мгновение хорошо поставленным голосом с той отличительной твердостью и особыми интонациями, которые бывают только у определенных сотрудников органов, оповестившему:
— Без паники. Проводится спецоперация ФСКН совместно с УВД и общественной палатой по Московской области. Оставайтесь на своих местах и приготовьте документы.
Да конечно, ага! Эти люди, посещающие этот клуб прямо охотно и безропотно подчинятся, особенно, когда наркоконтроль не наш, с которым родичи местной золотой молодежи еще могут договориться, а столичный, с которым нашей провинции без вариантов. Так что первый же приказ «без паники» был сразу же нарушен — толпы тех, что не хотели уехать по два два восемь ринулись на выход, старательно пытаясь увернуться от рук восемнадцати бойцов, как-то потерявшихся из виду во вскипевшим порочном океане.
— Черные выходы они по любому закрыли, чтобы отслеживать всех кто выйдет, — резко сказал мужик напротив меня, обращаясь к напряженно посмотревшему на него лысому, — так что вытаскивай ее через центральный вход, а я исчезну под погром. — И, поднявшись, направился к выходу, когда кивнувший лысый дернул за локоть меня, вытаскивая из-за стола и быстро потащил вслед за ним в коридор, по которому бежали люди.
Вступив в коридор, мужик направился против движения толпы, с трудом протискиваясь через нее, а лысый потащил меня в сторону лестницы. Я, пытаясь сообразить, рыскала глазами по сторонам. Выход нашла неожиданно — в паре метров впереди стояло что-то вроде тумбы на которой были расположены несколько подносов. Лысый тащил меня за собой, вдоль правой стены, как раз на траектории движения тумба.
— Эй! — позвала я, рывком вырывая свою руку и подхватывая ближайший поднос.
Он обернулся было и я с силой, от всей души, целясь в лицо, швырнула в него подносом, заполненным тарелками с объедками, бокалами и рюмками с опивками.
Поскольку мы были с ним очень рядом, из-за малого расстояния и внутреннего мандража сильно ударить не получилось и меня тоже окатило содержимым подноса, но главное — он на мгновения потерял ориентацию и я ринулась прочь. Расталкивая людей бежала к лестнице, не чувствуя ни страха, прорывающегося слезами, не чувствуя ничего, подчиняясь только одному, что было в разуме — бежать. Максимально быстро и максимально далеко.
Мчалась с толпой по лестнице у начала которой на первом этаже, оперевшись локтями о перила находился высокий мужик, пристальным ледяным взглядом глядящий на поток людей. Недалеко от него стояла брюнетка, опираясь скрещенными предплечьями о спинку повернутого к лестнице стула, на котором ногу на ногу сидела русоволосая в строгом деловом костюме. Все трое чрезвычайно внимательно смотрели на лица паникующих, мчащийся по лестнице. Беспрестанно с одного лица на другое, постоянно, на миллиардные доли задерживаясь и вновь двигаясь по все льющейся вниз толпе. В царящей вакханалии эта их неподвижность и титаническое спокойствие выглядели сюрреалистичным диссонансом.