Снова фото. Съемка с вертолета на рассвете. Внизу лодочки и развалины испанских особняков на белой линии песчаного берега.
— Могадишо. Сомали.
— Стас? — подняла настороженный взгляд на него, обозначая, что не готова.
Он усмехнулся и отрицательно повел головой — нет, там не будет того, что привело к перекрытию шрама тату:
— Свайп.
Съемка гоупро с камеры, закрепленной на шлеме. Там же, на вертолете. Фокус кадра вниз — Кот, стоя на полозьях вертолета, смотрит в бесконечность под собой. Затем поднимает голову и смещается фокус, сосредотачиваясь на ровно таком же смертнике напротив него, в котором очень легко узнается Константин Юрьевич. Стоящий через салон ровно так же, на полозьях, одной рукой держась за поручень, длинными пальцами второй упираясь в спинку сидения. Черная футболка, черные джинсы, небольшая камера, закрепленная на черном тонированном шлеме. Плечи и грудь плотно обхватывают ремни рюкзака с парашютом. Протягивает руку, до того упирающую в сиденье, Коту, крепкое, краткое, но сильное рукопожатие и одновременно оба падают спиной назад…
Мир переворачивается. Вертолет стремительно становится меньше в кадре, а Костя в поле зрения. Тело расслаблено, руки раскинуты. Падает спиной на землю и только через секунду поняла, что земля вверху экрана, что все наоборот. Кот поворачивает голову и в кадре запредельные красоты мира…
Обрыв записи. Я, осознав, что до того не дышала, вскинула голову, жадно посмотрев на Стаса, улыбнувшегося уголком губ и вновь проведшего краткий экскурс:
— Сомали поделено на две зоны. Одна с налетом цивильности, отошедшая под, так сказать, кураторство Британии, а вторая это сущий ад с одной зеленой зоной, строго охраняемой, включающей в себя аэропорт и пару неплохих отелей. Как ты понимаешь, поехали мы не в цивильную часть. Остановились в зеленой зоне, наняли охрану, пару раз прокатились по городу, образцу того, во что превращаются люди, когда ими управляют звери. Пробки рассасывались после того, как охрана в пикапе давала автоматную очередь в воздух. Все прекрасно знают, что будет после предупредительных в воздух, если не убраться с дороги. По городу блокпосты с вооруженными солдатами, они если стреляют, то сразу и на поражение, потому что террористические акты — обычное дело и жертв от десяти до ста пятидесяти в среднем. Голод, нищета, дикость. По городу быстро прокатилась весть о двух белых, это как красная тряпка для быка у них. Нас свернули на середине пути, до администрации так и не доехали. Просто сказали «все уже знают, что белые в городе». Уже подъезжали к зеленой зоне, когда взорвалась заминированная машина, стоящая у забегаловки. Машина сопровождения, вся охрана, почти сразу наглухо. Оставшихся двух добили контрольными выстрелами обезьяны, бегущие к нашему перевернувшемуся автомобилю, где мне в шею вошел осколок лобового. Дальше не помню. Приблизительно через десять часов начал осознавать, что происходит. Какой-то подвал и Рика, упорно пытающийся не отдавать меня праотцам. Мое начальство обеспокоилось долгим молчанием. В меня вшит чип, определяющий местонахождение. Пока обезьяны разобрались, что такое смартфон, как с него звонить и сколько требовать денег, в Сомали уже прибыли отряды черных русских и кровавых Мери, по чипу отследивших где мы и занесших букетик благодарностей зверью. — Глядя на бокал, немного прищурился и пояснил, — которых превратили в зверье. Рыба, гнилая голова и подобное. — Немного помолчал и, посмотрев на меня, ровно заключил, — вот и вся история моей тату. И наша философия, дочка моего друга.
Отложила его телефон на стол, залпом выпив коньяк и придвинув бокал к бутылке. Стас потянулся вперед, едва слышно проронив:
— Он на тебе не женится.
Первый бабский порыв вскинуться погашен. Не то время, не то место и он не тот, кто говорит что-то из низкопробного желания чужое эго задеть. Потому, подавив внутреннюю дрожь, ровно:
— Почему?
— Нельзя. — Как само собой разумеющееся, поднимая бутылку и наблюдая за струей алкоголя с плеском падающую в бокал.
— Это ваши понятия?
— Нет. Логика. — Отставил бутылку и протянул бокал мне, снова расслабленно откидываясь на диване. — Количество денег. Чем больше, тем ближе беспринципные мрази. Абсолютно беспринципные. И пока он не станет единолично все контролировать, ты будешь частой гостьей у его друзей. Лет пять, не меньше. Я тебе сейчас очень жестко скажу, постарайся понять правильно, что именно я пытаюсь донести: не сможешь — не еби ему мозг. От него люди зависят. Очень много людей. Это не слесарь на заводе.
— Та девушка на граффити… — прикусила губу, глядя в серые глаза и подыскивая слово, — не смогла?
— Смогла. Бы. — Усмехнулся он, склоняя голову и с легким прищуром глядя на меня. — Я не смог. Не меньше пятнадцати лет любимого человека мариновать, такое даже для отбитого меня многовато. Очень кратко мануал: у меня двое детей под ее фамилией, — на секунду в глазах тень и он тут же отводит взгляд, но понять что там не трудно. Мужское. Истинно униженное мужское от отца, не имеющего права дать своим детям собственную фамилию без риска для их безопасности. Бессилием, потому что приоритеты расставлены, осталось подчиниться обстоятельствам, а они полосуют ежедневно. Ежесекундно. — Рика сильнее, потому что принципиальнее, а в этом аду это значит только одно — парадокс, но он слабее, а это значит, что найдутся те, что через жену и детей на колени поставят. Потому что он любит и принципиален, значит встанет и сделает все, что от него требуют. Найдутся те, кто от него будет требовать, так что претендуй на эти роли, чтобы не… не сгуби моего друга. Дети под твоей фамилией, а в идеале под левой, и в ваших отношениях он только набегами будет. Краткими. Пиздец, какими краткими… — Улыбка по губам, отстраненная, отрешенная. Ртутный анализирующий блеск в глазах, задумчиво глядящих на спокойную меня. — Ты молода, но далеко не дура. Костя константа для многих. Твой эгоизм сгубит десятки. Он пойдет на это, но себя трахать будет ежесекундно, ибо там тоже жены и дети, а у него заебы, потому он и константа… Лет пять потерпи, Костолома вынудят уйти.
— Спасибо. — Привстав потянулась бокалом к его. Тихий звон стекла в безмолвном тосте и внезапно, краткий, но звучный пинок во входную дверь.
Кот, прищурено посмотрев на свой молчащий телефон, так и лежащий на столе, хлопнул коньячины и поднявшись пошел к входной двери. Я, оглянувшись, наблюдала, как он, посмотрев в глазок, прыснул и открыл дверь. Чтобы его с ходу в следующий момент засосали.
— Привет, кошачья морда, я соскучилась. — Звонкий, переливчатый женский голос. Еще один звучный, бесцеремонный поцелуй. — Фу, хоть бы побрился, а то как бомжара. Ладно с порога минет не начала делать, как планировала, а то если морду не броешь уже… — Деловито отпихнула его с дороги и, глядя в телефон, вошла в дом, — детей уложила, привет тебе передавали. Наверное. Я не спросила, а то опять разноются, но, думаю, что передали бы, если бы знали, что я к папке сегодня трахаться поеду. Ты заползи когда-нибудь, а то они забудут как ты выглядишь. Пошли, у меня часа два есть, завтра мне рано вставать.
Миниатюрная очень, в легком стильном сарафане с открытыми плечами. Правую руку, от плеча до середины предплечья оплетал сложнейший узор стилистикой напоминающий тату Стаса. Только не такие строгие геометрические формы, больше изящества. Сама Катя была ладная, невысокая, с правильными чертами лица и светло-голубыми глазами и сначала мне показалось, что я ее где-то видела. Потом поняла, что она невероятно похожа на Кайли Миноуг.
Катя остановилась посреди коридора, поморщилась и стала убирать телефон в клатч. Подняла взгляд, натолкнулась на меня, немного опешила, и я прямо утвердилась, что очень похожа.
— Котенок, не выключаем голову, — посоветовал Стас, обнимая ее сзади. — Я тебя отмазывать не поеду.
— Нихуя ж себе, не выключаем… — хмуро посмотрев на развеселившуюся меня, она скосила взгляд на часы на запястье обнимающего его Стаса и милостиво произнесла, — ладно, и так времени немного. Давай плати и отсылай, на сегодня я тебя застолбила.
— Я не могу. — Гоготнул Стас, стискивая в руках недовольно было повернувшуюся Катю. — Как оказалось, Рика педофил, но у них все серьезно. Настолько, что когда Костолому моча в голову в очередной раз ударила, ребенка пришлось с полдороги домой забирать, а то как бы Костоломовские психзаходы, сама понимаешь… — Поднял взгляд на меня и обозначил уже очевидное, — это Катя, моя бывшая.
— Временами бывшая. — Поправила Катя, сбрасывая его руки и направляясь в гостиную, чтобы сесть напротив меня и взяв, его бокал, произнести мне с улыбкой, — ты извини, я очень ревнивая когда тут появляюсь.
— Да норм. — Помотала головой я. — Я бы пожестче отреагировала, окажись левая среди ночи в доме моего мужика, — признала, рассматривая рассмеявшуюся ее, уводящую бокал от Стаса. Все-таки очень похожа на Миноуг!.. Когда Стас отнял у нее свой бокал и направился к шкафу за новым, тактично произнесла, — Стас, мне бы прилечь…
— Да ла-а-адно, — перебила Катя, скрещивая ноги и ожидая, когда вернувшийся Кот, присевший на подлокотник с ее стороны, наполнит ей бокал. — Не надо этих книксенов. Я и еще раз приеду к нему, как время выберу, — снисходительность в ртути, когда отдавал ей бокал, а она, глядя на меня, произнесла, — только уже не факт, что встречусь с нормальным человеком. В этом доме их дефицит. — Бросила взгляд на Стаса. Он совсем слегка повел бровью, ртуть в глазах сгустилась, обожгла и стала токсином, и Катя быстро добавила, — я к тому, что ты дома редко бываешь же. Вот. Дефицит. — И обаятельно улыбнулась, глядя на него из-под ресниц.
Краткий миг и Стас отвел взгляд, а она, быстро и незаметно закатив глаза, хлопнула коньяка и чуть протяжнее, чем положено, выдохнула.
Краткие беседы ни о чем. Мне жутко нравилось, что Стас так ей спускает браваду. Что-то было в этом, не в самой форме, а в том, что было между ними. Ощущался иной диалог, с иным посылом. Такой, какой бывает у людей, тосковавших друг по другу. Но когда я в очередной раз попыталась тактично смыться, мне снова не позволили. Коту кто-то позвонил и он, недовольно глядя на экран, взял телефон и вышел из гостиной.
— Куришь? — поинтересовалась Катя, поднимаясь с дивана и извлекая пачку сигарет из клатча.
Кивнула и пошла вслед за ней в сторону кухни с выходом на террасу. Тишина летней теплой ночи вплеталась в кровь с изрядной дозой хорошего алкоголя. Я, оперевшись локтями о перила ограждения, стоя рядом с затягивающейся никотином Катей, в который раз посмотрела в свой молчащий телефон. Прошло уже приблизительно два часа. Вздохнув, перевела взгляд на тонкий профиль соседки и в голове заиграла музыка.
— Не обессудь, но не могу ничего с собой поделать, — рассмеялась я выдыхая дым и быстро отыскав в интернете одну из любимых песен.
— Я ее наизусть знаю, — фыркнула Катя сразу после первых аккордов, стряхивая сигарету в пепельницу на перилах между нами. — Стас считает, что я похожа на Миноуг. Затрахал этой песней. И не похожа я, верно? Где Миноуг эта и где я. — Усмехнулась она, со значением поиграв бровями, глядя на рассмеявшуюся меня, выключающую трек.
Сигарета была почти скурена и был совершенно не обдуман вопрос, оброненный коньяком в крови, тревогой в мыслях и молчащим телефоном:
— Кать, каково это?
— По женски? — Задумчиво глядя на сигарету в пальцах, уточнила она. И не дожидаясь моего неуверенного кивка, немного нахмурилась и тоже почему-то понизив голос, произнесла, — после него любой мужик такой херней кажется. Живешь от встречи и до встречи, хотя свободу дает, а от этого только хуже. Мы пробовали начинать другие отношения… я не могу, и у него баб нет. Наши дети на него похожи и иногда, когда я вижу это, в груди сжимает. Реально вдохнуть сложно. — Поморщилась, стряхивая пепел и разглядывая плетеную беседку в отдалении. — Он такой, какой есть. И это стоит всего, когда после все херней кажется. Когда уже знаешь, что все это херня, ведь и ты неидеальна, а с ним… и дети ваши… забеременеешь — даже не сомневайся. Лучшее в жизни. Прочувствуешь, когда рядом будет. С тобой и вашими детьми. Ненадолго. Но оно того стоит. Не у всех семья это проводить на работу с утра, весь день заниматься домом и детьми, по вечерам досуг, по выходным развлечения. Иногда и вот так. Под разными фамилиями, встречи строго тогда когда безопасно. Счастье у каждого свое. У нас похожее — береги мужика так же, как и он тебя. — Зазвонил ее телефон и она, бросив взгляд в экран, выругалась и приняла звонок, — да, Арин. Конечно, раз проснулся, то дай трубку…
Я покинула террасу и чуть не подпрыгнула от радости, обнаружив в гостиной Костю, сидящего напротив Кота. Он поднял взгляд на торопливо направившуюся к нему меня и внезапно нехорошо прищурился. Это чего за новости? Где хлеб-соль-поклоны? Два часа не виделись, между прочим!
— Никакого мотоцикла, — безапелляционно заявил он, как только я подошла к дивану.
Я только открыла рот, как грянуло твердое от Константина Юрьевича:
— Нет.
— Она нормально сидит и ей нравится мо… — произнес Кот
— Нет. — Перебив его и для верности пришибив взглядом, отрезал Константин Юрьевич.
— Я сделал все, что мог, — развел руками Стас, глядя на меня, взгрустнувшую и с укором посмотревшую на Константина Юрьевича, снова отчеканившего:
— Нет.
Внезапно вспомнила Артура, называющего меня мужиком. Посмотрела на Анохина приподнимающего бровь, а в глазах непередаваемая предупреждающая серьезность. И почувствовала себя ребенком, которому папка не разрешает новую игрушку и готов отвесить люлей если буду канючить. Прыснула, отводя взгляд, качая головой, чувствуя нежность и послушно семеня на выход, когда указал подбородком в сторону двери, вставая с дивана.
— Нравится девчонке, что ты реально как папаша. — В голосе Кота больше провокации, чем уговора.
— А почему ты Катю пересадил с мота на крузак с водилой? — Костя обернулся к потягивающемуся Стасу, идущему вслед за нами.
— Потому что у нее с головой не в порядке, а я еще детей хочу, — развеселился Кот.
— Не поверишь, как я тебя понимаю! — сердито молвил Константин Юрьевич, ткнув рукой в сторону счастливо улыбающейся меня, стоящей у двери в обнимку с коньяком, незаметно стыбренным со стола. Мельком посмотрев на меня и зацепившись взглядом за бухло, Костя резко отобрал бутылку, — а ну отдай. — Фактически швырнул ею в довольно улыбающегося Кота, — на два часа девчонку оставил, она уже бухает и требует мотоцикл. А чего по бл… блудницам-то не поехали?
— Блудницы сами приехали. — Ленивый голос Кати, вышедшей из коридора и оперевшись плечом о косяк арки гостиной, приветственно пошевелившей пальчиками в воздухе, — конничива, Костя Юрич.
Японское приветствие тут же ударило в мысли ассоциацией пикантного провала в постели, произошедшего несколькими часами ранее. Меня, глядящую в пол, перекосило от желания расхохотаться, но я героически держалась, почувствовав предупреждающий взгляд Кости.
— Привет, Катя, брат, — произнес Костя, значительно снизив обороты. — Покрасилась? Тебе очень идет.
— Поседела, — ухмыльнувшись, покивала она, подходя к Коту и опираясь плечом уже о него. — Кость, ты не ругайся, это я тут в большинстве своем анархистский кураж затеяла. Знаешь же, Стасу сложно мне отказать. Проблемы у меня с головой ведь.
— Я сказал, что хочу еще детей от тебя. — Ртуть переливами серебра в глазах, глядящих с насмешкой в сторону и вниз, когда, понизив переливчатый голос с иронией. Фальшивой. Но нужной, потому что лишние свидетели, — а ты только про проблемы с головой услышала.
Вот так. Их бич — влюбляться в женщин, которые могут без них, но не хотят. Влюблять в себя женщин без которых они могут. Но не получается.
Бравада Кати ощутимо и сразу в минус. Даже для меня, слышать подобное от человека, у которого нехилый такой загон на своей болезни, очевидно было, что это не просто важные слова. Да и не слова вовсе…
Боль и вина в светло-голубых отведенных в сторону глазах. Страх и нечеловеческая тоска. То самое, когда понимаешь насколько ты тут лишний. Я успела отвести взгляд от ее лица, невыразимо красивого даже в крайней женской боли, еще до того. Успела до того, как Костя дернул меня за предплечье на себя, отворачивая от них и вежливо попрощавшись, подтолкнул на выход.
Глава 11