Я еще какое-то время приходила в себя. Зачем он взял мою ручку, ведь у него в руках их было как минимум три? Неужели он хотел, чтобы какая-то часть меня оставалась с ним? Подсознание подсказывало, что это было так, и логика не пыталась занять свои позиции, ведь это объяснение было таким сладким, таким желанным, что отказаться от него означало бы очередную муку. Я не хотела страдать. Я хотела быть счастливой. И в моей голове это счастье сделало ко мне свой первый робкий шаг. И я вцепилась в него с такой силой, что даже если бы оно решило отступить от меня, оно бы не смогло, пораженное силой моего чувства. Я летала весь день в своих уже более осмелевших мечтах, а на следующий день я снова увидела его. Мы с преподавателем по немецкому спускались вниз по лестнице, оживленно о чем-то болтая. Я открыла первую стеклянную дверь и заметила его краем глаза, стоящего прямо у входа, по-юношески неловко курящего сигарету. Моментально мое тело получило сигнал приближения к чему-то прекрасному, родному, сердце забилось барабанной дробью. Однако моя внешняя непринужденность театрально делала вид, что ничего во мне не изменилось. Я, широко улыбаясь и продолжая беседу, распахнула вторую дверь и, словно только что его обнаружила, подняла на него удивленный взгляд. Я видела в его глазах, что он тоже заметил меня за стеклянной дверью, и что он уже принял подходящую с его точки зрения позу для встречи со мной. Он смотрел на меня более открыто, чем раньше, и мне виделось, что с этой сигаретой он пытался сделаться старше.
— Здравствуйте, — с легкой неловкостью сказал он.
Я улыбнулась и непринужденно бросила:
— Здравствуйте.
И мы продолжили нашу беседу с преподавателем. Я даже не могла думать о том, как мое поведение выглядело со стороны. Я изо всех сил старалась скрыть свои чувства к нему, потому, что, несмотря на то, что он был моим воздухом, мне было ужасно неловко оказаться пойманной на симпатии к нему. Я ужасно стеснялась, и моя влюбленность была надежно укрыта под маской официальности.
На последней учебной неделе нам необходимо было потренироваться перед экзаменом. Это было заключительное занятие перед новогодними праздниками, и мы репетировали диалоги и монологи. Я велела студентам разбиться на пары и меняться ими после того, как закончат с одним партнером. Тамара не пришла в этот день. И у Артема не было пары.
— А можно мне с Вами? — вдруг спросил он, немного смутившись.
— Конечно, — весело ответила я, никто не мог бы догадаться, что это было то, о чем я больше всего мечтала.
Он сел рядом, моя голова кружилась от ощущения его так близко. Я стала расспрашивать его обо всем на свете, он отвечал и взглядом искал нового вопроса. Я была настолько открыта ему сейчас, что чувствовала себя совершенно голой, неприкрытой, мои глаза сияли любовью, она сочилась на него лавиной, хлынувшей от падения дамбы. Я смотрела на его кроссовки с красными шнурками. И мне казалось, что это лучшие кроссовки мира. Мне пришла мысль, что я им завидую потому, что они были ближе к нему, чем я. Моя рука лежала на моих коленях, а всего в нескольких сантиметрах от меня стояла его нога, и мне так хотелось прикоснуться к нему, словно он был чем-то редким, вышедшим из моих видений и воплотившимся в реальность. Я бы спрашивала его вечность, слушая его восхитительный флегматичный голос, но я должна была уделить внимание другим студентам тоже. Я попросила его послушать своих одногруппников, он был лучшим студентом в моей группе. Затем мы снова сошлись с ним уже на другой теме, и снова это тепло рядом, его дыхание, запах.
В перемену его брат попросил меня отпустить его со второй пары.
— Кончено, — сказала я, все еще не пришедшая в себя от ощущения Темы рядом.
— Тем, — сказал Родион, — а пошли со мной?
Меня пригвоздило к полу, я даже в мыслях боялась представить, что мне придется распрощаться с Артемом на целых полтора часа раньше. Это был последний раз, когда я видела его перед двухмесячными каникулами, и я пыталась получить удовольствие от каждой проведенной рядом с ним секунды.
Артем замялся, я не могла поднять на него свой взгляд, внутри меня все сжалось в комок.
— Ну, — сказал он, — Родион, у меня вообще-то урок. Я видела его сомнение и четко понимала, что он не хотел уходить. Что-то внутри меня ликовало, но страх, что он все-таки сейчас исчезнет, все еще сковывал меня.
— Татьяна Александровна, — промурлыкал Родион, — отпустите со мной Артема, пожалуйста.
Я стояла, как мне казалось вечность, не способная пошевелиться или раскрыть рот. Страх от его ухода и стыд от обличения моего чувства парализовали меня и рвали на части. Я понимала, что отпустить я его не смогу, но, не отпустив его, я могла бы выдать свои эмоции, которые я так старательно прятала глубоко внутри. Страх был сильнее.
— Нет, — выдавила из себя я, краснея внутри каждой клеткой.
— Почему? — спросил Родион.
— Я его не отпущу, — повторила я более громко, но не поднимая глаз.
Родион собирался еще что-то сказать, вероятно, обдумывая как разубедить меня в моем решении, но вдруг я услышала тихий голос Артема.
— Родион, я останусь.
Это была магия, потому что я каждой своей клеткой понимала, что это означало. Это значило, что он тоже хотел быть со мной. И это было понятно не столько по тому, что он сказал, а как он сказал. Я услышала то, что другому человеку, возможно, было бы не доступно. Его голос выражал такую теплоту, и в то же самое время легкое смущение от обнаружения своих собственных чувств, что я была на грани полной потери сознания от счастья.
Родион ушел, а Артем остался. И еще целых полтора часа я дышала им. Я видела, когда он отдалялся от меня, чтобы слушать темы своих одногруппников, что иногда он опускал голову вниз от переполняющих его чувств. И теперь я точно знала, что я не одна горю в этом огне, я знала, что мы горим оба. Мы смотрели друг другу в глаза, и наши взгляды сцеплялись, словно два магнита, не имеющие другой судьбы. Я растворялась в ощущении его близко, и мне казалось, что я попала в рай. Я дрожала внутри каждым атомом, я так хотела, чтобы это длилось вечно. Мне казалось, что сам Бог смотрел на него моими влюбленными глазами, и я видела Бога в его глазах.
А затем он ушел. И мне стало страшно. Потому, что я знала — в следующий раз я мельком увижу его на экзамене через две недели. А потом полтора месяца каникул. И это сводило меня с ума. Мне казалось, что я не смогу этого выдержать, мне думалось, что я помешаюсь от тоски по его глазам, по ощущению его рядом со мной. Но судьба не оставляла мне выбора. Я велела своим студентам звонить мне в новогодние праздники по скайпу, чтобы лишний раз прослушать их темы. Я очень хотела, чтобы свой первый экзамен по языку они сдали достойно. Но Артем сказал, что у него нет скайпа, и моя надежда лишний раз услышать его голос растаяла. Я думала, что он мог бы скачать данную программу, и расстраивалась, что он, видимо, просто не хочет мне звонить. Его противоречивое поведение мучило меня, и я решила с головой окунуться в природу и в творчество. Я как раз устроилась еще на одну работу в он-лайн школу английского языка, и мне предстояло на праздниках составить кучу программ для новых студентов. Более того, я планировала закончить пособие по астропсихологии, у меня висело куча недоработанных статей, на которые не было времени в течение семестра.
Однако мне все-таки удалось еще раз мельком увидеть его в зачетную сессию. Я спускалась вниз по лестнице, и увидела его и Родиона, поднимающихся наверх. Артем шел с опущенной головой, надвинутой на глаза шапкой, приблизившись ко мне, он согнулся почти вдвое и отвернулся лицом к стене.
— Здравствуйте, Татьяна Александровна, — проворковал Родион. — Как у вас дела?
— Добрый день, — как ни в чем ни бывало весело сказала я, — прекрасно, спасибо, как у вас?
— Отлично, — крикнул он, оборачиваясь ко мне.
— Замечательно, — сказала я, все больше удаляясь вниз по лестнице.
А через пять минут мне понадобилось подняться в кабинет за бумагами. Изрядно нервничая, я шла по ступенькам вверх. Кругом были студенты, толпящиеся и веселые. Я вошла на третий этаж и повернула голову вправо. И он стоял там, свербя меня взглядом исподлобья, долго, не отрываясь, открыто и вызывающе. На нем была голубая рубашка, которая ему шла невероятно. От страха, что кто-то может заметить мой огонь, я резко отвернула голову и прошла мимо. Этот взгляд. Он до сих пор стоит перед моими глазами. Невозможно даже предположить, что он хотел сказать им, но он точно что-то выражал, он что-то хотел им крикнуть, но вот что, я так и не поняла.
Она 5
Новый год я справляла с родителями, он прошел как всегда скучно и по-семейному. Мама пыталась выпихнуть меня к друзьям, но я не хотела никого видеть. Со мной были близкие мне люди, мой любимый брат, которого я обожала, а большего мне было не надо. Я жила на даче у родителей, каждый день гуляла по заснеженному лесу, а все остальное время проводила в работе. Я работала, как сумасшедшая, не оставляя свободной памяти в своем мозгу для болезненных воспоминаний. Я не хотела думать о нем, потому что это причиняло боль, а боли я не желала. Я от нее устала, и мне мечталось жить обычной своей научной жизнью, когда все тихо и спокойно. И я смогла войти в этот ритм, он мне нравился, он был безопасным и удобным.
За все праздники никто из моих студентов так мне и не позвонил отвечать темы. Я даже была этому рада. Ничто не напоминало мне о Теме. В Рождество, в последний день перед экзаменом, все-таки объявилась Алина. Мое сердце уже было спокойно, и я отреагировала радостно на ее звонок. Меня больше так сильно не рвало на части, так как я устроила себе щадящий режим жизни. Я не думала о нем. Вечером я готовила материалы для моей статьи «Музыка глазами астропсихолога». Я сидела на втором этаже и подбирала музыкальные композиции по планетам. Почти на всю громкость у меня играл Гимн Российской Федерации — композиция, которую я собиралась поместить в раздел «Солнце». Неожиданно вошла мама в руках с моим разрывающимся от звонка телефоном. Нажимая одной рукой кнопку ответа, я пыталась сделать музыку по тише другой, но она почему-то никак не умолкала.
— Але, — почти крикнула я в трубку, понимая, что не могу расслышать ответа из-за шума. — Але, минуточку.
Мне все-таки удалось выключить музыку, и я услышала в трубке голос молодого человека.
— Але, извините, кто это? — переспросила я.
— Это Артем с первого курса, — услышала я наконец-то ответ.
Ничто не могло поразить меня сильнее. От неожиданности я вдруг сказала, слыша себя как бы со стороны:
— Привет, Тем.
Это был какой-то инстинкт, то, что я всегда хотела ему сказать, но разум контролировал мои действия, позволяя мне лишь официальную форму обращения на «вы». Но сейчас неожиданность вдруг вырвала из меня правду, ту, что скрывалась внутри меня уже почти четыре месяца. Я почувствовала, что он как-то сконфузился от этого, словно боялся, что я подумаю, будто он звонит по личным вопросам. Однако он быстро спохватился и затараторил:
— Я пытаюсь связаться с Вами по скайпу, но он мне пишет, что такого адреса не существует.
— А, — промямлила я, — как не существует? Я с трудом понимала, что надо говорить.
— Так, — ответил он. Его голос был мягкий и какой-то нежный. — Может Вы запишите мой адрес, то есть адрес моего отчима, у меня нет своего скайпа, и добавите меня сами?
Я осознала каким-то дополнительным усилием, что нужно взять ручку и начать писать. Я записала адрес и сказала, что сейчас попробую его найти в скайпе. Я положила трубку и дрожащими руками добавила контакт в свой список.
— Ну, вот, — написала я. И тут же увидела входящий вызов.
— Вы меня слышите, — услышала я его немного волнующийся голос.
— Да, прекрасно, — меня трясло от нервного тика, и я никак не могла понять, что нужно делать.
— Я хотел бы ответить темы, — сказал он.
— Пожалуйста, — ответила я.
Он начал что-то говорить, и я могла различать что, только благодаря большому опыту работы. Какая-то часть моего преподавательского мозга активизировалась автоматически, несмотря на то, что остальная его часть прибывала в абсолютной отключке, подавленная эмоциональной реакцией на Артема. Каким-то чудом мне удалось уловить, что один из его монологов оставлял желать лучшего. Я попросила его выслать мне текст по почте, чтобы исправить его для него. Он сказал, что так и сделает и мы распрощались.
Мне понадобилось какое-то время, чтобы прийти в себя. Я с трудом заставила себя сосредоточиться и составить для него хороший текст монолога. Затем я выслала ему окончательный вариант. Я не знала, что думать. Мне стало ясно, почему он тогда сказал, что у него не было скайпа. Видимо, у него не было свободного доступа в интернет, и мои подозрения, что он просто не хотел мне звонить, не оправдались. Мое сердце снова выписывало па, вращаясь вокруг своей оси и обратно. Это был конец моему спокойствию, это был конец моему терпению, потому что я начала осознавать, что хочу чего-то большего, чем просто любить его со стороны. Мне хотелось связи с ним. Мне было все равно какой. Я готова была просто общаться с ним, разговаривать на любые темы, слушать его, я просто хотела, чтобы он был рядом, он был мне жизненно необходим, как источник моего существования, буйный и животворящий.
Когда на следующий день я приехала утром на экзамен, я увидела его стоявшего в коридоре. Он повернулся ко мне, как всегда полубоком, выглядывая словно из-за препятствия. Его лицо было покрыто густой щетиной, которую он, видимо, отрастил за праздники. Он был таким красивым, что я забыла, как дышать.
— Неужели пытается выглядеть старше? — метнулось у меня в голове.
Я деловито прошагала в свой кабинет, одетая в новое белое платье и с новой прической. Я хотела нравиться ему, но я не знала его вкусов.
Артем сдал экзамен лучше всех, что было вполне закономерно — он был лучшим студентом в группе. Я выслушивала восторженные реплики по поводу его талантов от заведующей кафедры с какой-то дурацкой ревностью, словно он принадлежал только мне, и я единственная имела на это право. Когда ученики вошли, чтобы узнать результаты экзамена, он мельком взглянул на меня, а я на него. Его глаза выражали такое тепло и такую открытость, что я растворилась на мгновение, потеряв ощущение происходящего. А потом он снова ушел. И я опять летела в пропасть тишины и одиночества.
Я решила написать ему письмо с просьбой все-таки выслать мне его рассказы. Они нужны были мне для новой статьи о детях индиго. И к моему величайшему удивлению он их мне прислал. Я глотнула их за вечер, все девять рассказов, пытаясь разгадать его внутренние тайны, проникая в каждую его мысль, прикасаясь к каждому слову так, словно я касаюсь их автора. Темы, которые он выбирал, соответствовали его гороскопу, так же, как и манера написания. Он писал о масках и лицемерии в семье, среди людей вообще, он писал о глупости и ограниченности толпы, противопоставляя ей невидимого главного героя — самого автора, скрытого от неопытного взгляда. Его рассказы были не менее странными, чем он сам, и эта была одна из лучших для меня его черт. Через его творчество я напиталась им настолько, что мне стало казаться, что я на мгновение смогла стать им самим. Я ликовала. Это была часть моей мечты, понять его до самой глубины, прикоснуться к нему там, где ранее никто не трогал.
Через несколько дней мне удалось более или менее уравновесить свое эмоциональное состояние. Я устроила себе шопинг, чтобы немного отвлечься, и, как любой представительнице слабого пола, это помогло. И по какой-то уже сложившейся схеме, моему спокойствию не суждено было длиться долго. Мне снова приснился сон — не то сон, не то явь. Я часто видела такие сны, которые были реальностью, той, которая хранилась лишь в человеческих мыслях.
Я и Артем летели по воздуху в двух-трех метрах от земли. Я не знала, почему мы летели, но скорее всего от счастья. Я видела, как мы парили, обнявшись, радовались, словно дети, он целовал меня, и моя голова шла кругом. Я заметила, что это, скорее всего, была весна, так как снега уже не было. Когда мы подлетели к моему дому, нас растащило по разные стороны. Я оказалась возле дома напротив, а он — в компании каких-то парней, и я могла знать, что среди них происходила какая-то потасовка. Я знала, что должна забрать его оттуда, но увидела патруль, приближающийся ко мне. Я подумала, что у меня нет с собой документов, и меня просто не пропустят.
— Ваши документы, — крикнул один из контролеров.