— Какие еще документы? — возмутилась я, — разве вы не видите, что я в халате? Вот мой дом, — и я указала им на высокое семнадцатиэтажное здание. Они посмотрели на мой синий халат (я представления не имела откуда он вдруг взялся), затем на дом. Я не стала ждать, пока они сообразят, что делать дальше, и быстро зашагала в сторону Темы. Издалека я заметила, что ему немного разбили лицо, поэтому я прибавила шаг. Я влетала в кучу парней, схватила его за руку и вытащила из толпы.
И в следующем эпизоде моего сна мы с ним, одетые в выходную одежду, ехали вверх на лифте ко мне домой. Он держал в руках два букета цветов, — один традиционный в целлофановой фольге (я не помню, какие там были цветы), а другой — был огромный экзотический цветок, похожий на орхидею, но с большим количеством соцветий, он был великолепен.
Во сне я подумала: — Он сам неординарный и цветы он мне дарит такие же необыкновенные.
А потом мы снова целовались в этом лифте, я теряла рассудок в его руках, а когда мы поднялись на этаж, дверь моей квартиры была открыта, и внутри горел свет.
— Там мои подружки, — шепнула я ему, — сейчас я от них избавлюсь, — и мы скользнули внутрь. Последнее, что я помню, так это то, что мои девчата окружили Тему и о чем-то с ним оживленно болтали.
Я проснулась утром, опять вся взбудораженная его присутствием. Мне уже начинало казаться, что я схожу с ума. И потом это началось. Я стала видеть его во сне каждую ночь. Иногда он просто приходил и смотрел на меня, иногда писал мне смс, и я читала их во сне, но почти забывала содержание при пробуждении. Он все время что-то хотел сказать мне или обещал сказать позже. Я стала мечтать о том, чтобы лечь спать. В своих снах я могла быть с единственным человеком, к которому были прикованы мои мысли, я создала себе еще одну реальность, в которой я была абсолютно счастлива. Я не знаю, почему он мне снился, я никогда не умела управлять своими снами. Наоборот, иногда я хотела что-нибудь увидеть специально, но у меня этого никогда не получалось. Сны снились сами по себе, не спрашивая мое сознание о необходимом содержании.
К концу января я закончила работу над всем, чем только было возможно. Я переделала даже ту работу, которая была отложена в самые дальние ящики. Чтобы занять себя хоть чем-то я написала несколько картин, посвященных морю (тогда сильно стоял Нептун), рисовала сиамских кошек акварелью. Я сваляла себе новую обложку на паспорт и освоила технику нановойлока. В один прекрасный день в мою голову вдруг неожиданно ворвалась одна устойчивая мысль, которая никак не давала мне покоя. Она требовала от меня попробовать поискать Артема в социальных сетях. Я уже делала это ранее и никак не могла его там найти. Поэтому эта затея казалась мне глупой. Однако мысль была настойчивой. Она вещала, что должна найти его и поздравить его с приближающимся восемнадцатилетием. Меня охватило какое-то мистическое чувство, что в этот раз я его отыщу. Я открыла ноутбук и вошла в «В контакте». Я не помню, где я лазила, но неожиданно действительно наткнулась на его анкету. Это было двадцать первое января, а на следующий день как раз должен был быть его день рождения. Я добавила его в друзья, а на завтра написала короткое поздравление, прикрепив романтичную мелодию саксофона в подарок. Я так же написала, что была в восторге от его рассказов, которые он мне высылал ранее, и попросила сказать мне его время рождения, чтобы простроить гороскоп. Его ответ был сухим и коротким. «Спасибо и еще пару каких-то ничего не значащих слов». Но я и не ожидала ничего другого, я чувствовала, что даже если он и был рад моему поздравлению, вряд ли бы он стал это открыто демонстрировать. Он прислал мне время своего рождения, и я несколько дней копошилась в его планетах, аспектах, соединениях и оппозициях. Я радовалась этому примерно так, как маленькое дитя новому подарку.
Двадцать пятого января был Татьянин день. Я сидела и болтала со своей коллегой из Москвы по скайпу. Мой телефон пикнул сообщением об смс. Одним глазом я прочитала его:
— Поздравляю тебя и твоего Ангела. Ом.
Номер был незнакомым, но судя по содержанию это был кто-нибудь из моих знакомых по эзотерической тусовке. Мы болтали с подружкой еще целый час, и только потом я вспомнила, что нужно поблагодарить человека за поздравления. Я решила, что это мой учитель по астропсихологии Ирина и напасла ей:
— Спасибо! Ирк, это ты?
Через несколько минут пришел ответ:
— Нет! И это не важно).
Меня ошпарило резким огнем, распространяющимся по всему телу. Я очень быстро осознавала, что ни один из моих друзей и даже знакомых никогда не стал бы скрывать от меня свои поздравления. Он бы открыто написал, кто это.
— Это Тема, — мои мысли были почти уверены.
Я продолжала судорожно думать. Это могли быть только студенты. Но кому бы пришло в голову скрываться? У меня были прекрасные отношения со всеми группами, они, бывало, присылали мне поздравления на почту. Не было ни одной причины для всех, кроме него скрывать свои поздравления!
Я взяла телефон и автоматически набрала:
— Загадка ты моя долгожданная.
Ответа не последовало, но я хотела, чтобы он знал, что я жду его, я хотела, чтобы он понял, что я была уже на грани изнеможения. Я летала и парила в благодарности счастья еще несколько дней. Я боялась думать, зачем он это сделал. Но я мечтала, что это был признак его чувства, также скрываемого, как и моего.
А потом был еще один сон. Я подъезжала на машине к моему дому, и увидела Артема, сидящего за рулем белой нивы. Рядом с ним был его друг и они о чем-то спорили. Завидев меня, они оба вышли из машины и начали открыто демонстрировать нечто, похожее на потасовку.
— Надо скорее парковаться и бежать туда, иначе они раздерутся, — подумала я, хотя меня и не покидала мысль, что то, что они делали было подстроено специально. Тема словно пытался выглядеть старше, круче, старался показать себя настоящим мужчиной.
Я припарковала машину и вернулась к этому месту. Я увидела, что Артем лежал на огромном расстеленном оранжевом покрывале, а его друзья были где-то рядом.
Я тихо подошла к нему и легла рядом, прислонив голову ему на плечо. В следующую секунду он уже поворачивался ко мне, чтобы меня поцеловать. Он накрыл нас с головой оранжевым покрывалом и стащил с себя майку.
— Я хочу тебя, — в порыве страсти сказал он.
— Тем, — немного смутилась я, — ну, ни здесь, же, тут кругом твои друзья.
— Ладно, — пробубнил он, не прекращая целовать меня.
Когда я проснулась, мое настроение было чудесным. Мой новый мир снов стал очень увлекательным, я теряла границы реальности и была очень этим довольна. Я боялась думать о том, что могло бы быть, если бы во сне рядом не было его друзей, ведь я была уже взрослая женщина, а он все еще молодым юношей. Я была уверена, что он еще никогда не был с девушкой, более того я не знала его жизненной позиции в этой области. Я так мало знала о нем.
Я мечтала, что мои сны были правдой, что на самом деле он тоже испытывает ко мне влечение, но скрывает. Почему он мог скрывать свою тайную привязанность? Вариантов было несколько. Во-первых, он, конечно, мог просто стесняться за счет своей неопытности и молодости. Во-вторых, в его сознании могло быть невозможным и плохим иметь чувство к женщине старше его. В-третьих, он мог бояться осложнений, связанных с этим — что скажут друзья, родители, а если кто-то узнает, то, что будет… В-четвертых, он мог бояться саму меня, ведь я была взрослой, и он не знал, что от меня можно ожидать и не знал, как ему себя со мной вести. В моей голове крутилось множество вариантов, и ни один не приносил мне облегчение. Мне казалось, что однажды меня может прорвать и от долго сдерживаемой боли я могла сказать или показать лишнего. Однако моему самообладанию можно было только позавидовать. Страх выразить ему свои чувства был настолько силен, что почти парализовывал все мои мысли о том, чтобы однажды сказать ему всю правду. Я мечтала, что в один прекрасный день он сам начнет ухаживать за мной, пригласит меня погулять, ведь близилась весна, а я так ее любила. Но когда я думала, что мы пойдем гулять, я снова боялась. Я не знала, о чем с ним говорить, я страшилась, что буду выглядеть слишком взрослой по своему мышлению, и это заденет его самолюбие. Я думала, что смогла бы слушать его часами, упиваться информацией о нем, но что было бы потом, когда ему не о чем больше было бы рассказывать? Мне хотелось обсуждать с ним философские темы, вопросы астрологии и смысла жизни. Я видела, что вместе мы могли бы писать эзотерические книги, придумывать творческие проекты. Мне хотелось вдохновлять его на новые жизненные свершения, я знала, что моя уникальная энергия мастерски умела это делать. Я думала, что мы могли бы болтать на английском, на немецком, могли бы дурачиться и веселиться. И я придумывала нам еще кучу разных занятий, каждый раз чувствуя его присутствие рядом как наяву.
И вот наконец-то каникулы закончились и в первый день учебы первой парой мне поставили первый курс. Я хотела одеться очень красиво, но на нервах оделась, как обычно. Была сильная метель, у меня болело горло, и был забит нос. Я бежала от машины до корпуса, страшась быть сбитой с ног ураганным ветром. Когда я ворвалась в здание, меня било мелкой дрожью, но вовсе не от холода. Мне стало казаться, что я, верно, ужасно выгляжу, и за это я ненавидела себя. Я без возможности мыслить вошла в аудиторию. Все было как в замедленной съемке. Артем стоял прямо напротив выхода, скромный, снова опускающий голову вниз, в белой майке, худой и великолепный. Пораженная его совершенством, я промчалась мимо, едва взглянув в его сторону, ощущая каждой клеткой своего тела его руку, которая на какое-то мгновение была всего лишь в нескольких сантиметрах от моей. Я стянула с себя шубу и что-то говорила, я не помню сейчас что. Потому что говорили губы, а мысли были в полном ступоре. Я зачем-то схватила носовой платок и вылетела из комнаты. Я не могла находиться так близко к нему. Я хотела прийти в себя. Я добежала до туалета и высморкалась, я металась от стенки к стенке, не зная, куда мне нужно идти. Я заставила себя вернуться в класс и стала доставать свои вещи, судорожно поправляя спутанные под платком волосы. Я боялась даже мельком взглянуть на него и заметила, что он тоже вел себя весьма нервно. Я увидела, что он вдруг метнулся в сторону Алины и сел с ней, словно боясь, что ему придется оказаться в паре со мной. Я не могла адекватно оценивать его поведение в тот момент. Я не могла даже начать разговор, потому что я не помнила, как говорить ни на одном из языков. Каким-то нечеловеческим усилием я подняла глаза в сторону других студентов и спросила их о том, как они провели каникулы. Они что-то рассказывали, и мне все время приходилось переспрашивать, так как я не понимала, что они говорят. А потом мне пришлось спросить его. И он рассказывал про свою поездку в Белоруссию, впившись взглядом в парту, словно она удерживала его от падения. Затем мы начали новую тему. Я села в свободную независимую позу, вытянув ноги вперед, словно в каком-то публичном спектакле играя роль уверенной и самодостаточной дамы. Но внутри меня каждая клеточка кричала о том, что я больше была не в силах держаться от него на расстоянии. Я как всегда пыталась шутить, подгонять их, поддразнивать, а внутри выла от мысли, что минуты урока текли так быстро и скоро он снова встанет и уйдет. И по окончании урока он снова встал и ушел. И мое тело снова било дрожью.
Я поехала домой — у меня было два окна — и села в медитацию. Я пыталась проникнуть в его внутренний мир, и увидела, как он, обнимая меня, вдруг оторвал от себя и толкнул в пропасть. Я летела в ужасе не от того, что падаю в никуда, а от того, что его не стало рядом. А потом, словно откуда-то сверху, я увидела, что он прыгнул за мной. И мы летели вместе, снова в обнимку, но я почему-то ощущала ужасную боль, исходящую от него.
Я открыла глаза и почувствовала странное опустошение. Я оделась и снова поехала в университет. Поднимаясь по лестнице, меня вдруг резко мотнуло, потому что я увидела Артема, стоящего на верхней ступеньке. Я знала, что он видел меня, но он отвернулся и смотрел куда-то прямо, словно меня и не было. И перед моими глазами снова стоял образ пропасти, в которую я лечу. И я летела туда одна, и его уже не было рядом.
Весь оставшийся день я страдала депрессией, а в четверг у меня снова началось бешенство. Я опять была готова рвать все, что попадалось у меня на пути. Я металась внутри своего тела, не зная, как освободиться от этой нестерпимой муки. Я снова бегала курить, и это немного облегчало мои страдания. А в пятницу у нас отменили занятия потому, что был день факультета. Я боялась идти на праздник по двум причинам. Во-первых, и в-главных, мне было страшно увидеть там Артема с теми же ледяными глазами, которые я усмотрела в последнюю нашу встречу. Я боялась, что эта мука разорвет и без того мое истрепанное бедное сердце. Во-вторых, мой бывший мужчина мог оказаться там, так как тоже работал в нашем университете. И я не хотела его видеть. Но мне все равно пришлось пойти туда, потому что явку объявили обязательной.
Я красиво оделась, уложила волосы и поехала в театр комедии, где и должно было состояться торжественное мероприятие. Когда я открыла парадную дверь, я немедленно смутилась и хотела бежать назад. В две шеренги возле двери стояли студенты, и все пялились на меня. Я не могла узнать ни одного из них.
— Добрый день, — промямлила я и неуверенно двинулась вперед.
Я разделась в гардеробе, и не чувствуя ног, пошла наверх. Везде были толпы людей, учеников, приглашенных, учителей. Я не могла различить ни одного лица, я просто шла и горела от страха. На втором этаже народу было еще больше. Невидящими глазами я смотрела вперед, пытаясь найти уединенное место и спрятаться там.
— Здрасьте, — вдруг услышала я знакомый голос слева всего в нескольких сантиметрах от моего лица. Я обернулась и увидела Тему, сжимающегося в комок. От него исходила энергия какого-то ужаса, и мне показалось, что, увидев здесь меня, он думал о том, как он будет выступать на сцене. Я почти слышала его мысли, и к моему счастью я сочла его поведение хорошим признаком с точки зрения его чувств ко мне.
— Здравствуйте, — сказала я с легким удивлением и от неожиданности прошла мимо. Я потом жалела, что проскочила мимо, я хотела остановиться и поговорить с ним, но было уже поздно. Я отошла к дальней колонне и пыталась вжаться в нее, чтобы меня никто не мог увидеть. Я хотела наблюдать за ним со стороны. Я видела, как он смеется со своими друзьями, и он был так красив, в своем бежевом костюме, так естественен в своем смехе. А потом он исчез, и в толпе студентов я не могла его различить. Меня окружили коллеги, и мне пришлось поддерживать нудную беседу. А потом было три скучных часа поздравительных речей. В конце мероприятия я вдруг увидела, что на сцену стали выходить студенты. Они собирались петь какой-то гимн. И я заметила Тему с бледным лицом, неуверенно шагающего сзади, прячась за спины своих друзей в заднем третьем ряду. Во время выступления я могла видеть только его кроссовки с красными шнурками, которые почему-то оказались на уровне моего взгляда. Номер был ужасным, студенты пели невпопад, тихо и неуверенно. А потом они ушли, и я поняла, что мне тоже пора уходить. Мое сердце рвалось к нему, но это как всегда было невозможно. Поэтому я тихо встала и вышла из зала.
В среду он пришел и казался более расслабленным, чем на прошлой неделе. Я не могла удержаться, и все время улыбалась, меня будто поднимало каким-то странным потоком вверх, заставляя все мое существо трепетать. Артем не распечатал необходимые бумаги, и я попросила его сесть вместе с Алиной и Родионом. Я никак не могла настроиться на других студентов, и к моей полной растерянности совершенно не слышала, что они говорили. Я перевела это все в шутку и видела, как Тема загадочно улыбался, пряча улыбку под опущенной головой. Весь урок мы смеялись, когда он был рядом, мое настроение всегда было великолепным. После занятия я спросила его, почему выступление студентов на дне факультета было таким ужасным. Он сослался на то, что им не разрешили ничего готовить, и поэтому концерт получился нудным. Я чувствовала, что пространство вело себя иначе, когда он был рядом. У меня было такое ощущение, что оно становилось насыщенным до состояния, граничащего со взрывом. И когда он уходил, я взрывалась в одиночестве, и мир таял, переставая существовать в жизнеподательном режиме.
Она 6
На следующий день был мужской праздник Двадцать третье февраля. Я решила сделать ответный шаг на его смс в Татьянин день с чужого телефона и отправила ему сообщение с мобильной моей подруги следующего содержания:
«Ты яркая звезда, взорвавшая законы гравитации! Празднуй! Ом.» Я намеренно закончила смс тем же Ом, что и он, чтобы он понял, что я знаю его тайну. И когда он пришел в пятницу на занятие, его глаза смотрели прямо на меня. В этом взгляде был вопрос, сомнение, страх и что-то еще, что тщательно было замаскировано какими-то точками, мелькавшими перед моими глазами. На первой паре студентов оказалось только двое — он и Алина. Я гоняла их по материалу, а сама краем глаза смотрела на него. Он сидел напротив меня так близко, что я инстинктивно ближе придвигала к нему свою руку, мое подсознание обманывало мой разум, каждый раз намереваясь прорвать запретный барьер. Он смотрел на меня тайком, когда думал, что я этого не вижу, а я дрожала под его пристальным светлым взглядом, стараясь унять волну любви с примесью еле сдерживаемой страсти. Он много рассказывал о себе на уроках, потому что я расспрашивала его обо всем на свете. Я хотела выяснить каждую глупую деталь о его жизни. Я цеплялась за обрывочные куски информации о нем так, словно разгадывала тайну сотворения мира. Я смотрела на то, как он одет, и меня почему-то это начинало возбуждать. Я поймала себя на мысли, что мне ужасно хотелось бы прикоснуться к его толстовке, она выглядела мягкой и спортивной, и это мне ужасно нравилось. Он снова забыл дома ручку, я слышала, что он говорил это. И когда пришло время писать, я протянула ему мой пенал и сказала:
— Выберите себе ручку, там их много.
Мне показалось, что он охотно взял пенал своими дрожащими руками (это был признак конституции тела — ваты), и сказал что-то типа:
— Не знаю, зачем я взял ручку у Алины.
Он открыл пенал и вытащил из него понравившийся предмет. Не знаю, забыл ли он, или снова намеренно, но ручку он унес с собой.
В выходные я залезла в интернет и забила в поисковик: «любовь между студентом и преподавательницей». Я прочитала кучу форумов и кучу мнений на заданную тему. Из постов влюбленных в преподавательниц студентов я прочитала, что они ужасно стесняются и страдают. От этого я пришла в одновременный ужас и трепет. С одной стороны, я не хотела, чтобы он страдал, с другой — мысль о том, что он также может оказаться в любленным в меня, делала меня невероятно счастливой. Я долго размышляла и, наконец-то, приняла решение стать абсолютно счастливой безо всяких условий.
К концу февраля я плотно занялась перекройкой своего сознания. Я откапывала все негативные установки, доставшиеся мне от моих прежних мужчин, трансформировала их в своем сознании, меняя на позитивные. Часами я просиживала, копаясь в своем внутреннем мире. Я хотела найти и изменить то, что мешало мне принять в мою жизнь счастливую любовь. Я меняла в себе стереотип за стереотипом, наполнялась невиданным счастьем, сияла, словно бриллиант, который долго валялся запыленным, но будучи обнаруженным и помытым, заиграл всеми возможными гранями любви под солнечным светом Бога. Я представляла себе, как была бы прекрасна моя жизнь с Артемом. Каждой клеткой своего тела, каждым чувством, каждой своей мыслью я чувствовала это счастье быть с ним рядом. Я стала жить другой жизнью, в которой он был со мной. Я летала от его тепла, разливающегося по всему моему телу. Я мысленно завтракала, обедала и ужинала с ним, болтала вслух, когда ехала в машине, где бы я ни оказалась, он был моим невидимым спутником, сопровождавшим меня и днем, и ночью. В моих снах он то гладил мои руки на паре под партой, то рассказывал о том, что я стала неотъемлемой частью его жизни. Я была непомерно счастлива круглые сутки, я создала для себя виртуальную реальность, где я была и Альфой и Омегой, могла делать там все, что доставляло мне огромную радость, и я упивалась своим необъятным восторгом, словно напитываясь живоносной влагой существования.
На следующем занятии я поймала какую-то странную энергию, словно действительно мы с ним были так же близки, как и в моем воображаемом мире. Его партнерша как всегда отсутствовала, и мне снова пришлось строить с ним диалог. Я села с ним за одну парту, он был совсем рядом, в нескольких сантиметрах от меня. Я вдыхала его потрясающий запах — травы, смешанные с ощущением свободы парения, моя голова шла кругом, и я была настолько счастлива, насколько вообще можно это ощущение прочувствовать. Иногда в процессе работы мы случайно соприкасались локтями и инстинктивно дергались друг от друга, словно нас ударяло током. А затем тут же снова притягивались друг к другу, два магнита, не способные сопротивляться влечению. Мы снова смеялись, радовались жизни, я чувствовала его так глубоко, почти интимно, и я видела, что он чувствовал это тоже. Это был странный день, что-то изменилось между нами, мы стали глубже в наших зарождающихся отношениях, открываясь друг перед другом чуть шире, впуская в наше личное пространство возможность более близкого общения. У меня внутри было такое чувство, словно он уже был моим парнем, это было удивительно и очень приятно, моя мечта начинала сбываться, и я мысленно благодарила пространство за мое тихое счастье.
Несколько дней после этого урока и витала в облаках. И совсем ничего не предвещало беды, но неожиданно для меня он вдруг не пришел на следующее занятие. Этот день не заладился для меня с самого утра. Я не могла понять, почему меня все так раздражало, словно я подсознательно чувствовала, что меня ждет что-то неприятное. По дороге на работу я психовала из-за медленных водителей, все приводило меня в жуткое раздражение. Когда я приехала в университет и поняла, что Тема решил прогулять занятие, мое чутье кричало о пустоте аудитории, о том, что сегодня его не будет. Что-то словно оборвалось во мне. Я, не показывая вида своей невообразимой тоски, блестяще отвела две пары. Я держалась, словно от этого зависело что-то очень важное, я хваталась за каждую отвлекающую мысль, лишь бы не сорваться не вовремя, лишь бы протянуть еще чуточку. Я не могла понять, куда испарились дни моего положительного настроя, их словно и не бывало, и я снова тонула, но уже в более глубокой трясине, которая запутала мои ноги в тине и тянула на дно. Освобождение рвануло, когда я с гордым и невозмутимым видом дошагала до своей машины и скользнула внутрь. Боль накрыла меня с такой силой, что я едва могла дышать. Но самым страшным было то, что я не хотела сопротивляться. Я точно знала, что он не пришел просто так, это был обычный прогул, и для меня это значило, что я была ему безразлична. Я добралась до дома, почти ничего не соображая от разрывающих меня чувств. Я плелась вверх по лестнице, не замечая ничего вокруг. Я словно стала недвижимой старухой, которая не могла жить даже при условии, если бы сильно этого захотела. Мои глаза периодически наливались слезами, но они были не готовы пролиться, удерживаемые каким-то внутренним сопротивлением, слабой попыткой исправить то, что оказалось страшной действительностью. Это продолжалось четыре дня. Я ненавидела весь мир, я пряталась от своей ненависти, запихивала ее внутрь, пытаясь спасти свою жизнь, не рушить все то доброе, что было построено мною за долгие годы. Внешне я была спокойна, но внутри меня разрывало на куски обид и сожалений и мне хотелось скормить их диким львам. Мое раздражение вызвало несколько конфликтов на работе. Формально я не была в них виновата, я не желала никому зла и тем более не хотела вступать с людьми в конфронтации. Однако мое внутреннее состояние магнитило ко мне неприятности, отражая мою чувственную дисгармонию. Я совершенно не знала, как мне вернуться в нормальное душевное состояние. Я пыталась снова работать в русле позитивного мышления, но это оказалось невозможным, словно какая-то странная сила разрушила мою надежду на существование. Я не хотела бороться, я сдалась и смирилась, и жила с этой болью каждую секунду моей жалкой тогда жизни.
Ко вторнику наступило неожиданное облегчение. Я не знала, в чем была его причина, но была ему несказанно рада. Я словно начала оживать после тяжелой болезни, боль отступала, появлялось спокойствие и какая-то пустота. В тихом положении ума мне неожиданно захотелось чего-то нового. Следующий день — была среда седьмое марта, и по традиции в нашем университете учителя пили чай со студентами в канун женского праздника. Я не любила эти пустые чаепития, мне хотелось провести время с пользой и интересом, и я задумала поиграть со студентами в психологические игры. Я решила изучить из внутриколлективные отношения и подготовила несколько интересных игр-упражнений. Я чувствовала, что Артем придет, но меня почему-то это не волновало. Я не могла понять себя. Боль притупила теплоту моего сердца к нему, появилось чувство безразличия, под которым подгнивала тоска и забитая любовь.
Я не хотела одеваться красиво, хотя день и был предпраздничный. Я напялила джинсы и голубую водолазку, заплела волосы в косу и поехала на работу. Когда он вошел в аудиторию, я не смотрела на него.
— Сегодня предпраздничный день, — спокойно сказала я, глядя на других студентов, — я решила сегодня немного поиграть, — закончила я.
— Зачем я сюда вообще пришел! — вдруг воскликнул Артем.
Даже секунда не успела пролететь между его словами и моей молниеносной реакцией.
— Я вас не держу! — строго, ледяным голосом сказала я, — вы можете идти, — и я указала ему на дверь.
Моя энергия была настолько жесткой, настолько режущей, что он весь сжался и как-то сконфузился. Я видела неловкость в его мечущемся взгляде, но в своей боли я не могла разобрать всех его эмоций. Я продолжила объяснение, что и как мы будем делать и в чем цель упражнений. Тема сидел тихо, вжавшись в парту и, казалось, внимательно вслушивался. Целью игр была диагностика групповых взаимоотношений. Когда студенты весело выполняли задания, я видела, как он командовал всеми членами группы, как умело управлял, никто не мог усомниться в его авторитете, он был выдающимся лидером и оратором и даже его брат оказался подмятым Теминым самомнением и порой эгоизмом.
— Да, — думалось мне, — я всегда любила именно таких мужчин, уверенных, необычных и авторитарных. Он был еще ребенком, но даже в своем юном восемнадцатилетнем возрасте проявлял себя словно взрослый мужчина, готовый дать отпор любому, усомнившемуся в его власти.
В этот день я снова надышалась им, и мне стало немного лучше. Я не кокетничала с ним, не привлекала его внимания к себе, я просто наблюдала за ним со стороны, и от его присутствия мне было легче. В праздники у меня была запланирована целая плеяда встреч с подругами. Одни гости сменяли других, я немного отвлеклась и чувствовала себя почти здоровой. Я не думала о нем. Я вошла в состояние отупения слишком воспалившихся ранее чувств, и этот ступор принес волну жизни, которая снова оказалась реальной и спокойной.
Апрель принес долгожданное тепло. Я так ждала его, словно оно могло спасти меня от моих внутренних страданий. Я смотрела из окна, как таял грязный зимний снег, открывая истинную красоту укрытой под зимней мешковиной земли. Я восхищенно глазела на солнечные лучи, проникающие в мое глазное дно чем-то восхитительно радужным, и мне хотелось жить изо всех сил, и мне снова хотелось радоваться. Весна принесла не только природную оттепель, она подарила мне благодатное смирение. Я тихо согласилась внутри с абсурдностью своих мечт и надежд по поводу Темы, я просто вдруг поняла, что, несмотря на его явную ко мне симпатию, вряд ли он сможет решиться на какой-нибудь реальный шаг. Я все еще бредила им внутри, стоило мне только сосредоточиться на мыслях о нем. Но я стала сильнее и научила себя думать о том, что приносило мне спокойствие и равновесие. Я стала взрослее, еще более искусственной, сделанной своим разумом, слепленной по шаблону, которого требовала от меня жизнь. И я была ей благодарна. Я стала другой. Я научилась сопротивляться своим чувствам, которые ранее имели обыкновение рвать меня на клочки. Я взяла над ними вверх и теперь управляла своей реальностью смело и рационально.
Вскоре я обнаружила, что чем сдержаннее я себя вела, тем более трезво могла оценивать ситуацию, которая стала какой-то мифической. Я словно замкнула в себе то, что еще было живым, и это выглядело в моем внутреннем мире, как какая-то сказка, писатель которой был великолепным автором, но не желающим привести свою историю к логическому завершению.