— Почему вы пришли не вовремя вчера?
Я терпеливо вздохнула. Да что он пристал с этим опозданием? Причины такого поведения я не находила.
— Проспала.
— И почему?
Все. Он. Меня. Достал. Я буркнула:
— Была занята всю ночь. Надеюсь, вы не начнете спрашивать, чем?
— Не начну, — против ожиданий, мое «признание» имело странный эффект. Трещины заросли, а Броневой встал и отвернулся. — Можете идти.
Я недоуменно нахмурилась, но не стала дожидаться, пока меня будут уговаривать.
Остаток укороченного рабочего дня я была рассеяна и не переставала думать о странном поведении мужчины. Думала и тогда, когда закончила дела и спустилась на основной ресепшн вручить девчонкам небольшие подарки в честь восьмого марта. Девушки полезли обниматься, а потом Маша, симпатичная высокая блондинка — других не держим, лицо холдинга, как никак — наклонилась ко мне и тихонько сказала:
— Ясь. Это, конечно, не наше дело, но что у тебя с Броневым?
Я так удивилась, что даже не нашлась сразу с ответом. Только рот открыла.
— Позавчера была наша смена и нам показалось…В общем, когда ты выскочила на крыльцо к своему… ну, другу, Павел Сергеевич вроде бы к тебе шел с букетом и….
Теперь у меня широко открылся не только рот, но и глаза. Наверное, я выглядела совершенно по идиотски с таким лицом, но ничего поделать не могла. Шок он такой.
— Ты не думай, что мы лезем в твою личную жизнь, — продолжила Маша — Мы вообще ни с кем это не обсуждали, просто… Просто подумали, что ты должна знать.
Я закрыла рот. Потом постаралась придать лицу менее дебильное выражение. В голове крутились образы — Броневой с букетом, Степины неожиданные объятия, из которых я и не сразу вырвалась, злость Павла на мое опоздание…
Неужели?
Резко развернулась и пошла к лифтам, не слыша, что мне крикнули вслед девчонки. Не успокоюсь ведь, пока не узнаю всё.
На верхнем этаже царила тишина. Только в приемной сидел Виктор, наверняка, охранял покои царя.
Может, хоть в этот раз пропустит сразу?
— Вить, а я могу…
— Нет, — ядовито сказал помощник и продолжил перебирать бумаги.
Хм, значит не сразу. Бочком я начала пробираться к вожделенной двери, но меня остановил усталый голос:
— Ярослава, нет его там. Уехал в аэропорт еще час назад. И я ухожу — первые полноценные выходные за полгода.
— А…куда?
Вопрос был, конечно, глупым и я это понимала. Виктор тяжело и с какой-то досадой посмотрел на меня и покачал головой:
— У меня нет привычки обсуждать личную жизнь начальства. Даже с тобой.
Я вздохнула.
Значит, личная жизнь. О чем говорил и тот факт, что помощника Броневой с собой не взял.
Кивнула и вышла из приемной.
Глава 12
Павел.
Громкий, искренний смех разорвал тишину вип-зала ожидания и прошелся острыми когтями по напряженным нервам Броневого. На секунду показалось, что этот смех ему знаком. И этой секунды хватило, чтобы его накрыло жаркой волной — будто он шагнул из необъятного, удобного кресла в прохладной комнате в русскую парилку.
Павел с раздражением поставил чашку кофе на журнальный стол. Надо было заказать частный рейс, а не терпеть весь этот шум и напоминание о той, что смеялась так же весело…
Да что толку? От себя то не убежишь. И это следовало осмыслить.
Он не был склонен к рефлексии, но привык прислушиваться к собственным ощущениям. Тем более, привык проявлять самое пристальное внимание к тому, что его на самом деле волновало.
Или кто.
Вот с этим «кто» и была проблема. Одна большая-маленькая рыжая проблема, которая ни в грош его не ставила и была готова бежать за кем угодно, кроме как за ним. Да и то, зная Ярославу, он предполагал, что никуда она не бегала, стояла на месте, будто обмазанная карамелью, и ждала, когда к ней прилипнет побольше мух…
Блять.
Подобных поэтических сравнений он от себя не ожидал.
Смех снова прозвенел где-то сзади и отдался болью в висках.
Вот если бы рыжая полетела с ним…
Броневой с тоской посмотрел на разложенные документы. Похоже, поработать ему не светит. Впрочем, в этой поездке он и не особо планировал работать — так, закончить основные дела и всё. Была идея отдохнуть, на самом деле отдохнуть. Отвлечься. Встретится с парой знакомых, с которыми его связывало долгое сотрудничество — но не ради бизнеса, а исключительно из праздности: развлечения, выпивка. Может, съездить куда за город, поиграть в теннис, гольф — сто лет он этого не делал, хотя в детстве, да и в юности его заставляли — родители считали, что таким образом воспитают аристократа, достойного их семьи.
Собственно, из-за родителей он сейчас и летел в Лондон. Мама на протяжении месяца звонила и напряженным тоном, в котором звякал лед и сталь одновременно, напоминала, что если он и на этот раз не приедет на семейное мероприятие, то она сляжет, обидится, и вообще откажется от него. В любой последовательности.
В этот раз хоть повод был более менее адекватный — день рождения мужа Регины с «нетривиальным» именем Джон, то есть Ваня, по-нашему. Не в пример предыдущему приглашению на помолвку столь дальних родственников всё того же Джона, которых не то что Павел, сам свояк в глаза не видел.
Бедный англичанин. С женитьбой на сестре Броневого его социальная жизнь претерпела сильные изменения. Теперь она кипела и выплескивалась на каждого, кто рисковал пройти мимо. Званые обеды, пикники, приемы, даже парочка благотворительных балов — всё то, что его родственники предполагали аристократическим бытом, и о чем англичанин даже не подозревал, хоть и был, действительно, какого-то там знатного рода, чья история тянулась из глубины веков. Но, как и многие истинные аристократы, и по рождению, и по характеру, предпочитал более простой образ жизни.
Пока не познакомился с Региной, которая тут же взяла его в оборот.
Впрочем, надо отдать Джону должное — тот не закостенел от такого общения и даже не сбежал, а вполне научился получать от происходящего удовольствие, демонстрировал всяческую покорность новым правилам собственной жизни, а сам мягко, шаг за шагом, как вода, заполнял трещины в каменном строении и менял Регину и её отношение к жизни. Мать даже высказалась пару раз на эту тему — а может и не пару, испугавшись, что её идеальные и воспитанные дети, в которых она столько вложила, вдруг сойдут с пути истинного. Но сестра, много лет не то чтобы не перечившая матери, но радостно встававшая под её знамена, неожиданно и довольно резко возразила против вмешательства в жизнь её семьи. А после рождения близнецов и вовсе ожила. Нет, она все еще носила жемчуг утром, а бриллианты вечером; и из её прически ни разу не выбилась даже единственная прядка, но в ней появилось даже больше человеческого, чем в нем.
Броневой усмехнулся и потер лоб. Вот до чего довел его сеанс неожиданного самокопания. То есть, теперь он вдруг решил, что жил неправильно?
Неужели он действительно чем-то недоволен в своей жизни?
Да нет, все у него хорошо с самооценкой. И с жизнью. Просто с тех пор, как рядом возникла рыжая провокаторша, он слишком чувствовал контраст между тем, к чему он привык, и тем, во что она его затягивает. Между тем, что он видит каждый день от других, и тем, что она обещает одним своим взглядом.
И хорошо это или плохо он так и не разобрался. Разве что понял, что ему до одури хочется попробовать, каково это — прикоснуться к огню?
Вот только возле этого костра похоже, греются другие…
С другой стороны… и что? Когда это его останавливало, если ему что-то было нужно?
Никаких нечестных игр, но при желании Броневой оправдывал свою фамилию полностью и пер вперед, оставляя на обочине любых конкурентов. Конечно, речь шла об активах и компаниях, он никогда не делал это ради другого человека, но с Ярославой многое что было… в первый раз.
Тем более, что, по размышлении, он понял — рыжая не врала, когда говорила, что у нее нет парня. И тот хлюпик с загребущими руками, которые стоило сломать еще в детстве, появился совсем недавно и вряд ли успел как-либо укорениться в её жизни. Так что он быстро от него избавится.
А потом… Наверное, предполагается ухаживание. Нет, веник он точно снова не потащит, но придумает что-нибудь — в конце концов он не законченный идиот и понимает цену романтики. Рестораны, магазины, путешествия, поцелуи и…
Черт. Про поцелуи с рыжей, про её очаровательный, пухлый ротик думать нельзя. Не сейчас, когда у него уже несколько недель никого не было. Он даже в поездку с собой никого не взял, чем изрядно удивил собственную родительницу, которая предполагала, что взрослому мужчине появиться на приеме одному — дурной тон.
— Павел Сергеевич — прошелестела администратор, прерывая его рассуждения. — Прошу на посадку.
Павел с недоумением посмотрел на часы. Так быстро? Теперь понятно, почему деятели искусств остаются, чаще всего, голодными. Все эти невнятные размышления на тему собственной судьбы и чувств съедали всё то время, которое можно было бы работать.
Ничего, в самолете закончит с бумагами.