— Сбежала? — впервые подал голос Павел, пытаясь представить Ярославу шестнадцатилетней беспризорницей.
— Угу. Подала документы в тот ВУЗ. Но… родители нашли меня. И впервые… в общем, они применили силу. Усадили меня в машину и повезли домой, поступать в тот самый педагогический. Я плакала, кричала, требовала, чтобы они выпустили меня. И получала в ответ, естественно, игнор…
Она надолго замолчала, но потом все-таки нашла в себе силы рассказать дальше:
— Мы ехали поздно вечером, в лесу. Не то чтобы с огромной скоростью, но… Асфальт был влажным от прошедшего дождя. И нас вынесло на встречную полосу, по которой шел грузовик. Машину сильно задело, покорежило и выбросило на деревья…Кажется, мать и отец погибли сразу… Я смутно помню. Я сидела на заднем сиденьи, не пристегнутая. Меня перемолотило по всему салону и выбросило наружу. Наверное, я бы тоже погибла, от потери крови и шока: водитель грузовика в тот момент ничего не мог поделать — он свалился в кювет и тоже сильно пострадал. Но меня спасли. Зимины.
— Как? — Павел весь напрягся.
— Они ехали по той же дороге. Осматривали какое-то производство неподалеку. Конечно, остановились, и вышли помочь… Тёма он…В общем, он когда — то учился на врача. Не успел закончить образование, но знаний хватило чтобы остановить кровотечение, немного распрямить меня, если можно так выразиться, положить правильно… Я почти не приходила в сознание — ничего из того, что я тебе рассказываю, я не помню, скорее, воспроизвожу по отдельным обрывкам и описаниям. Помню только боль и страх…Я оказалась в больнице. Лежала практически в беспамятстве, пока полиция разбиралась с произошедшим, а моих родителей хоронило руководство школы… А когда пришла в себя… в общем, я была парализована.
Девушку стало чуть потряхивать, и Павел разозлился на себя, на то, что его невинный вопрос вызвал столько неприятных воспоминаний. Он предложил остановиться — забыть, замолчать — но рыжая лишь покачала головой, уже не желая останавливаться:
— Несколько месяцев я просто лежала и смотрела в потолок. Понимаешь, это была маленькая больница… Ни реабилитологов, ни психологов, ни оборудования для диагностики. Хирурги собрали мне кости, диагностировали перелом позвоночника, зашили все, что можно было зашить, но дальше…Если бы у меня был кто близкий… Но наша семья была невелика — с кем-то не общались сами родители, кто-то уже умер. Друзьями я с таким воспитанием обзавестись не успела… В общем, я осталась одна и кое-как существовала, подъедала остатки решительности чувством вины и ни во что не верила, хотя мне, как каждому паралитику, говорили — все в твоих руках, ты будешь ходить… А мне даже идти толком некуда было — вернуться в свою квартиру на пятом этаже без лифта я не смогла бы. Это еще хорошо, что меня в больнице держали… А потом, спустя четыре месяца после той аварии, в палату пришли Зимины. Я тогда не знала, кто они — узнала позже.
— Почему? — тихо спросил Броневой.
— Почему пришли? Я тоже спросила их об этом, первым делом, как только они вынудили меня заговорить — я ведь даже разговаривать не хотела…Удивительное совпадение. Меня спасли люди, которые за три года до этого потеряли в автокатастрофе своих родителей. И Артем… Знаешь, он с виду такой матерый волчище, но по факту — самый удивительный и благородный из всех моих знакомых — он не мог не думать о произошедшем со мной. Наложилось одно на другое… Да еще и то, что я одного возраста с Тохой… Короче, он решил разузнать о моей дальнейшей судьбе, а когда разузнал — взял надо мной шефство, как когда-то взял его над братьями и быстро разворовываемым бизнесом отца.
— Погоди, если тебе было тогда шестнадцать, то Артему…
— Двадцать четыре. Я же говорю — удивительный. Зимины заменили мне родителей, братьев, друзей. Я боготворила их. А в Артема даже была влюблена, — Броневой сцепил зубы так, что те скрипнули, — но это быстро прошло. Не так просто воспринимать как потенциального мужа того, кто уже стал твоей родной кровью, семьей. Кто таскал тебя в туалет и колол в задницу уколы… В общем, они сумели вытащить меня. Несколько лет уговоров, поддержки, истерик, физиотерапии, поиска нового смысла существования, заочного обучения, социальных сетей для общения — их я, кстати, с тех пор ненавижу. Когда бизнес, наконец, стал приносить большие доходы, мне обеспечили реабилитацию за границей…Но дальше уже не столь важно. Важно лишь то, что однажды, как-то в одно мгновение, я поняла, насколько люблю жить. Насколько хочу жить — ярко, весело, вкусно. Насколько все эти условности оказались ерундой по сравнению с самой возможностью существования. И насколько я хочу радоваться этой жизни и радовать окружающих….
— И у тебя получилось.
— Надеюсь…
— Получилось, — Броневой уверенно кивнул и нежно поцеловал соленые губы, проник под полы халата и погладил шрамы, — Это единственное последствие произошедшего?
— Ну если не брать по мелочам и не учитывать окончательно испортившийся характер…
— Ррыжая!
— Да. Они ужасные?
— Нет.
И он показал ей, что они совсем не ужасные, исцеловав её спину и поясницу. И занялся любовью — яростно, жарко, сводя с ума и заставляя забыть обо всем: о прошлом и будущем, и даже настоящем. И когда она уснула, еще долго лежал и думал о произошедшем — об огоньке, с которой было так просто именно потому, что в её жизни было столько сложного.
Старшему Зимину, конечно, стоит поставить памятник.
Но это не значит, что он отдаст тому роль главного мужчины в жизни Ярославы.
Будильник обозначил половину шестого и Павел чуть потряс девушку, включая лампу на прикроватном столике.
Столик был новым, как и кровать. И снова деревянным. Видимо, Виктор не знал ничего про плавильный цех и решил перестраховаться, на всякий случай.
Рыжая очнулась мгновенно, правда, глаз не разлепила. Села, потом встала и начала щупать воздух, видимо, в поисках одежды. Потом осознала, что она не у себя в квартире и не одета, и снова юркнула под одеяло, очаровательно залившись краской.
В распахнувшихся сонных зеленых глазах появилась настороженность.
Броневой не знал, связано ли это с её откровенностью, или она переживает, что их первая ночь может стать последней, и решил во всяком случае разобраться с вторым вариантом.
Он наклонился к ней и глубоко поцеловал её. А потом спросил:
— Ты завтракаешь? Я могу приготовить что-нибудь.
Ярослава неуверенно улыбнулась:
— Кофе. И сыр. И финики.
Броневой кивнул, снова поцеловал и, чуть насвистывая, отправился на кухню. Несмотря ни на что, настроение было замечательным, но его беспокоило состояние девушки. Ему показалось, или она выглядела подавленной? После таких разговоров это вполне естественно, но все-равно он рад, что узнал подробности.
Это многое объясняло, если не всё. И заставлялоего гордитьсяи восхищаться маленькой провокаторшей еще больше. Её силой духа. Её жаждой жизни.
Ярослава появилась спустя десять минут, все еще растрепанная, одетая во вчерашнюю одежду.
Броневой подумал, что надо бы обзавестись всякими женскими штучками, чтобы ей было удобнее и удивился сам себе. Он никого не допускал на свою территорию, и чтобы вот так, добровольно сдать позиции…
— Не могу поверить, что ты умеешь готовить, — Ярослава посмотрела на него, наклонив голову.
— Ну, кофе сделала кофемашина; сыр нарезали специально обученные люди, а вот финики, — он поставил перед девушкой тарелку, — ты права, с финиками пришлось повозиться.
Рыжая хихикнула. Броневой оделся, привел себя в порядок, и они вместе спустились вниз, даже не чувствуя вроде бы обязательной утренней неловкости.
Когда он вообще с кем то не просто спал, но спал до утра? Пил кофе? В обнимку ехал в машине на работу? Смотрел в окно на рассветную Москву, вместо того, чтобы работать? И думал при этом, что скорее бы работа закончилась и можно будет снова схватить свое чудовище в охапку и утащить в берлогу?
Пожалуй, никогда.
Это пугало, но… Павел покосился на Ярославу.
Надо брать с нее пример.
В холле было пусто и гулко, не в пример вчерашнему. Губы Броневого дрогнули, когда он вспомнил тот цирк, что устроили его сотрудники. Похоже, сегодня родственники снова будут обрывать ему телефоны.
Ничего, Виктор с ними разберется.
Они вдвоем зашли в кабину и доехали до семнадцатого. Павел уже привычно поставил лифт на удержание:
— Ты в порядке?
Рыжая сначала удивленно, а потом с пониманием посмотрела на него:
— Да. Так что можешь спокойно идти, дракон, в свою пещеру.
— Все-таки не рыцарь?
— Не-а. Но и я не принцесса.
— Ты — сокровище.
— Над которым чахнут?
— Которое лелеют.
Ярослава чуть покраснела, улыбнулась, встала на носочки и притянула его к себе за шею. Она неловко поцеловала его, посмотрела с непонятным выражением и открыла двери лифта, махнув ему рукой.
Броневой поднялся к себе и зашел в приемную. Виктор, естественно, уже был на месте. Догадался ведь, что начальство сегодня приедет раньше.
Павел прошел в кабинет, сел на кресло. Кажется, он знает, как проверить душевное состояние огонька. Он нажал на кнопку недавно проведенной к нему системы и улыбнулся, услышав ликующий голос:
— Доброе утро, мой город! С вами Яся Громик — ваша путеводная звезда в этом чудесном, самом лучшем городе! Знаете, каждому в жизни нужен путь или человек, который поможет перейти на светлую сторону силы. И я желаю, чтобы этот человек сегодня был рядом с вами, какМайли Сайрус и её композия «When I Look at You» на радио Up!
Броневой расслабленно откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза.
Всем нам нужно вдохновение,
Песня каждому нужна,