Ощущение сна не оставляло меня даже когда я работала, выходила в эфир, попадала — очень редко — в свою квартиру, чтобы переодеться. День на третий я, кажется, даже попадать туда перестала. Нет, не переехала к Павлу, но тот, в свойственной ему манере, заявил, что мне стоит собрать хоть какую-то сумку, потому что он и так работает по пятнадцать часов в сутки и если оставшиеся девять не сможет меня видеть, то кое-кому несдобровать.
Под кое-кем, вполне возможно, подразумевалась именно я, потому решила не рисковать.
Ведь оставшиеся девять часов были так хороши, что ради этого я была бы согласна даже не переодеваться вовсе и ходить вонючим бомжиком.
Я кайфовала.
От того как мы спали вместе, словно он был огромный медведь шатун, а я — маленький бочонок меда, который притиснули к своему животу и обхватили всеми конечностями. Под утро у шатуна под боком становилось совсем жарко, но я не возражала — с детства была мерзлячкой.
От того, как просыпались по будильнику, а иногда и по другому поводу. И Павел потом неизменно «готовил» завтрак — кофе и какие-нибудь вкусняшки, которых в холодильнике теперь было не перечесть, а не только финики и сыр. А потом вез меня на работу. И провожал с совершенно бесстрастным видом. И меня это радовало. Правда, я чувствовала небольшую вину перед Виктором, которому теперь приходилось приходить на работу еще раньше.
Я млела от того, как он заходил ко мне в кабинет, если освобождался пораньше, и бережно упаковывал в верхнюю одежду; или заезжал за мной куда-то, где я в тот момент находилась, если дела требовали его присутствия.
От того, что он, практически, перестал морщиться, что я утаскиваю у него с тарелки понравившиеся кусочки — он даже перестал предлагать мне заказывать по два одинаковых блюда.
От того, как мы могли валяться на диване, борясь за право посмотреть интересный каждому сериал, и в итоге смотрели оба.
Я была в восторге, что он вечно ведется на мои провокации, и то рычит, то стонет безнадежно, когда я выдаю особенно веселую ересь. А еще он слушал мои эфиры. Во всяком случае, их начало. И соглашался на всякие безумства, вроде парка аттракционов или бегства с работы посреди дня.
Меня умиляло, как он радовался ужинам, которые я готовила самостоятельно. Готовка не была моим коньком, но порой мне хотелось накормитьнас обоих и получалось недурно.
И как выбирал свои костюмы — придирчиво, будто в шкафу висело не тридцать совершенно одинаковых комплектов.
А от своего нового прозвища, сменявшего «ррыжую», когда Павла затапливала нежность, и он не мог выразить её никак по другому — только взглядом, чуть подрагивающими пальцами и протяжным, хриплым «огонек» в мою сторону — я просто таяла.
Но особенно я кайфовала от того, что происходило между нами наедине.
Нечто яркое, порочное и древнее, как сама жизнь.
Никакие события в моей жизни не подготовили меня к тому, что каждый жест может что-то значить. Что стон может стать самой лучшей мелодией на свете. Что мужчина и женщина могут быть вместе без стыда и оглядки — на других, на время дня, на место.
Нет, мы не занимались любовью в примерочных или на заднем сиденьи автомобиля, предпочитая уединение квартиры Павла. Но то, как мы это делали, как изучали друг друга — самые чувствительные места, самые тайные желания — превращало меня в ненасытную самку, готовую отдаваться своему мужчине по первому зову.
Самое удивительное, что я никогда не предполагала, что может быть так. Даже не подозревала об этом.
Почему никто мне не сказал, что это бывает настолько…правильно?
Как существовать.
И настолько естественно, как дышать.
И порой на меня накатывал панический страх, что без этого воздуха я не смогу жить. Уж слишком все было круто. Обычно такое затишье бывает перед бурей. Которая не замедлила разразиться.
— Ты прекрасна! — я в восхищении уставилась на Полину, надевшую на себя самое совершенное из совершенств, невероятное, попросту, самое эффектноеи дорогое платье из этого магазина.
Цвета шампанского, потрясающе смотревшегося с её черными волосами, с воротником стойкой и пусть закрытыми рукавами и спиной, но с узким разрезом спереди чуть ли не до пупка;и простой юбкой в пол из кружева.
В восторге присвистнула и обошла её кругом снова:
— Как у тебя получается выглядеть одновременно скромно, элегантно и сексуально? Вот честно, ради тебя я бы могла стать лес…
— Ярослава! — одернула меня девушка.
— Гриша с ума сойдет, — я лишь пожала плечами, думая о своем, — и в этом платье вам вполне удасться тот танец, что мы запланировали.
— А может не надо?
— Надо. Ты же сама сказала, что целиком доверяешь моему вкусу. Представь какое будет видео и фото!
— Уже представила…
— Мне кажется, или я слышу обреченность в твоем голосе? — я грозно шагнула к подруге.
— Кажется! Кажется! — она засмеялась. — Хорошо. Думаешь, это?
— Однозначно.
Полина кивнула консультанту, которая наблюдала за нами с улыбкой и вдруг повернулась ко мне с непонятным оживлением:
— А давай и на тебя что-нибудь примерим?
— Я уже выбрала платье для твоей свадьбы.
— Нет, — Полина энергично махнула рукой. Как-то странно на нее влиял этот салон, — Я про свадебное.
— М-мм… Зачем?
— Ты что? Никогда это не делала? — она изумленно покачала головой, — Это ж так весело — примерять платья и представлять себя невестой! Когда я была первокурсницей, мы с подругами ходили по таким вот салонам свадебных и вечерних платьев и мерили все, что нам соглашались дать померить, притворяясь, будто мероприятие у нас не сегодня так завтра.
Я вспомнила себя в семнадцать лет: больницы, инвалидная коляска, бесконечные физиопроцедуры и то вспыхивающая, то гаснущая надежда, что все будет хорошо. Я, конечно, понимала, что многое могла упустить, но никогда не думала, что частью этого многого будет такой вот ненастоящий шоппинг.
— Давай, — махнула я рукой, улыбаясь.
Полина с консультантом захлопали в ладоши. Ладно человек-и-подтаявшая-снежная-королева, но чему радуется продавец?
Спустя пять минут я поняла чему. Поставленной сложной задаче.
С моим ростом и цветом волос, а также «харизмой», как вежливо обозвала сотрудница салона мои слабоумие и отвагу, было не так то просто подобрать что-то подходящее.
В платьях тортах я тонула.
В длинных и прямых путалась в подоле.
Роскошно украшенные жемчугом и шитьем наряды довольно странно смотрелись с моей прической, а нежное кружево — с выражением лица.
Полина тоже вошла в азарт и предлагала все новые и новые варианты.
— Нет, не то… Брючный костюм нельзя, — бормотала консультант, покусывая губу и периодически поворачивая меня то в одну, то в другую сторону, — Короткая и пышная юбка будет конечно уместна, но мне хочется чего-то длинного и нежного… Вот оно!
Мы втроем уставились на что-то типа кружевных светлых шортиков и ворох шифона, прилепленных к нему.
— Очень…харизматично, — выдавила подруга, скрывая смешок.
— Поверьте, это будет бомба! — консультант ничуть не смутилась.
Она потащила меня в примерочную и бойко, не давая рассмотреть себя в зеркало, натянула шорты, кофту с завязками и огромную прозрачную юбку.
— Идеально, — выдохнула восхищенно, — только нужны каблуки и длину подрезать.
Я это свое идеально не успела рассмотреть, как меня уже вытолкнулив центр салона. Полина раскрыла рот и взвизгнула, что на нее было совсем не похоже.
А я взглянула на себя в огромное зеркало и застыла. Я любила красивые вещи и не считала себя уродиной но это было… действительно идеально.
— Даже ваша прическа сюда подходит, — улыбнулась консультант и я оценила её дипломатичность. Обозвать прической небрежно сколотый на затылке пучок с выбившимися морковными прядями — это надо уметь.
— Знаете, а я хочу его купить, — покрутилась я, любуясь, как взметнулась невесомая юбка. Может это и глупо, но мне вдруг захотелось, чтобы в моем шкафу поселилось это чудо. Неповторимое и будто созданное именно для меня.
— Вы собираетесь замуж? — просияла продавец.