Я вскидываю голову и наши глаза, как и руки автоматически сталкиваются. Ладонь Доминика большая и горячая, абсолютно не вызывающая отторжения… На автопилоте отмечаю сухую шероховатость его кожи и параллельно борюсь с неугомонной насмешливой полуулыбкой, которая так и норовит растянуть мои губы из-за всей чрезвычайной нелепости этого нежданного знакомства. Битву я проигрываю в тот момент, когда палец парня слегка касается тыльной стороны моей ладони….
Я так понимаю, мама никогда не говорила тебе, что людей обычно встречают по одежке, — морализирую я, высвобождая руку и взглядом указывая на его неуместный наряд. — Здравствуй, Доминик.
Тот, похоже, рад моему выпаду и легко подстраивается под мой насмешливо-ироничный тон:
Мама, как ты, наверное, уже заметила, не очень сильна в наставничестве, — говорит он мне, с ленивой грацией делая шаг в мою сторону, хотя мы и так стоим достаточно близко. — Она и сама тот еще пример для подражания, но тебе не кажется, — он вдруг оказывается совсем близко — и вот его пальцы осторожно скользят по моей правой руке от плеча к запястью, рождая легкую дрожь, — что одежда зачастую составляет ложное представление о людях, — насмешливо вскинутые брови. — А так твое представление обо мне будет абсолютно непредвзятым и совершенно точным… Одна голая правда и ничего более!
Я дергаю плечом и стряхиваю с себя дерзкие пальцы, хозяин которых, если я правильно все понимаю — а я уверена, что ошибиться тут абсолютно невозможно! — флиртует и заигрывает со мной самым беспардонным образом. Я, конечно, давненько не флиртовала ни с кем, кроме своего мужа, но, уверена, могу отличить заигрывание от простого дружеского участия…
Не уверена, что твое розовое полотенце в цветочек поможет мне составить о тебе самое непредвзятое представление! — отбиваю я «мяч» нашего словесного поединка.
Тот театрально косится сначало на свое полотенце, потом на меня, и я даже начинаю побаиваться мыслей, что роятся сейчас в его дерзкой голове. Но он, к счастью, просто осведомляется:
Так ты думаешь, нам лучше и вовсе обойтись без полотенца?! — Следует непередаваемая игра бровями с самым многозначительным подтекстом, от которого я, признаюсь, немного вспыхиваю, но, надеюсь, он этого не замечает. Мы довольно долгое время просто сверлим друг друга глазами: если я, например, пытаюсь понять, что бы весь этот дерзкий выпад вообще может значить, то о том, чем заняты мысли парня напротив, я и гадать не берусь… А потом моя насмешливость сменяется гордым негодованием: в конце концов, кто дал ему право вести себя со мной столь нагло и почти вызывающе, и потому отвечаю почти презрительно:
Не думаю, что отсутствие этого полотенца может обнажить предо мной нечто больше того, что я уже о тебе думаю… — Хочу развернуться и уйти, но Доминик сцепляет свои пальцы на моем запястье — прямо живые наручники, не иначе.
И что же ты обо мне думаешь? — цедит он без улыбки, враз утратив весь свой кураж.
Уверена, на самом деле ты не хочешь этого знать…
Я вырываюсь и замечаю, что с кухни за нами наблюдает Пауль, просто стоит и смотрит, и взгляд у него колючий и мрачный, такой что способен до костей пробирать (прямо книжный злодейский взгляд). Кошмар, стыдно-то как! Не стоило так реагировать на Доминика, ведь Пауль очень любит брата, даже если тот самовлюбленный солдафон.
В этот момент на лестнице показывается Хелена, и ее старший сын, бросив на меня последний, но уже далеко не любезный взгляд, быстро взбегает наверх, а она говорит:
Извини, все вышло не совсем так, как я рассчитывала, но завтра я хочу позвать вас с Юргеном на праздничный ужин в честь приезда Доминика, так что будь готова облачиться в вечернее платье! Знаю, знаю, ты не очень все это любишь, но это было бы так мило, — и она мне подмигивает. — И раз уж ты здесь, то ты просто обязана попробовать мой мятный кекс…
После этого странного происшествия с Домиником меня продолжает внутренне потряхивать, так что я кое-как запихиваю в себя микроскопический кусочек выпечки, после чего спешу уйти — новой встречи с сыночком Хелены мне точно не вынести. Не сегодня, это точно.
А потом я долго живопишу Юргену эту встречу во всех ее отталкивающих подробностях, заставляя его прочувствовать всю силу моего возмущения и обиды, так что он должен был в принципе заочно, уж я-то постараюсь, невзлюбить этого наглого типа… И поделом.
Следующим утром, едва я успеваю усадить Элиаса завтракать, раздается звонок в дверь… На пороге, к моему огромному удивлению и неудовольствию одновременно, стоит мой вчерашний знакомец — правда одежды на нем нынче побольше, к тому же покаянная улыбка на его красивом лице выглядит крайне привлекательно. Отмечаю это опять же автоматически…
Я слышал, ты любишь шоколадные маффины. Вот, держи! — он протягивает мне названное лакомство, которое явно не имеет к Хелене никакого отношения. При этом он смотрит на меня из-под своей длинной, по-модному взлахмаченной челки, прикрывающей ему правый глаз. — Это маффин примирения. Могу я войти?
Мне очень хочется хлопнуть дверью, прищемив его аккуратный нос вкупе с этой вот обаятельной мальчишеской улыбкой, которая вдруг прорезается на его лице подобно первому весеннему первоцвету, но если я сделаю это, то как же тогда смотреть в глаза Хелене и Паулю…
Я хочу кое что тебе объяснить, — добавляет он, видя мое нежелание зарывать топор войны. — О том, что произошло вчера…
Нехотя протягиваю руку и беру «маффин примирения»: по-моему, красивые люди имеют над нами определенную власть, думаю я в тот момент, припоминая знакомство с Хеленой и мои губы, против воли согласившиеся тогда на первое чаепитие. И вот снова…
Мы проходим в гостиную, и я молча останавливаюсь около дивана, желая наглядно показать, что не рада его присутствию здесь, мол, я тебя слушаю, но пусть это закончится как можно скорее. Мы даже не станем садиться…
Доминик меня отлично понимает, но выражение его лица остается все таким же невозмутимо-дружелюбным, словно и не было его вчерашнего флирта и скабрезного поведения.
У вас очень уютно, — говорит он, окидывая нашу квартирку быстрым взглядом. — Твоего мужа нет дома?
Думаю, ты знаешь, что нет, иначе бы не заявился сюда с этим твоим примирением, — огрызаюсь я на автомате, сама себе удивляясь. — Итак, о чем ты хотел поговорить?
Доминик смотрит на меня долгим, внимательным взглядом, словно пытается заглянуть прямо мне в душу и понять причину моей агрессии, и мне не нравится, как этот взгляд непонятным волнением отзывается в моем сердце. Ну да, этот молодой человек, этот внешне идеальный молодой человек заставляет меня нервничать, поскольку слишком похож на книжного героя, одного из тех, которые разбивают девичьи сердца направо и налево. Но ведь жизнь не какой-нибудь там сентиментальный роман…
Извини, не очень-то легко говорить о таком, — начинает между тем Доминик, поднимая на меня до странности смущенный взгляд, — но Пауль взял с меня слово, что я это сделаю… — Смотрю на него недоуменно, словно услышала вдруг, как слон начинает кукарекать или заметила, как мышь несет куриные яица: никак не могу сопоставить дерзкого Ника с этим вот смущенным мальчишкой… — Он мне просто мозг вынес, когда заметил вчера, как я повел себя с тобой! — добавляет он с легкой полуулыбкой. — А вел я себя некрасиво, признаю. Извини меня!
Я продолжаю хмурить брови: он меня пока что не совсем убедил в своей искренности. Хочу знать, почему он вообще позволил себе такое…
Но всему этому спектаклю есть свое логические объяснение! — продолжает мой визави. — Признаю, что специально припрятал мыло в душе и специально спустился, так сказать, неглиже, — тут Доминик не удерживается и сбивается на беспечное пожатие плечами, — признаю даже, что хотел тебя испытать… Но разве тебе это не понравилось? — тут уж он и вовсе подмигивает мне, чем тут же напоминает вчерашнего парня в полотенце.
Нет, не понравилось! — отрезаю я однозначно, чуточку покривив душой: вид-то уж точно был хорош, а вот начинка, так сказать, подкачала. — Не так я рассчитывала познакомиться с сыном своей подруги, которого она описывала, как самого милого мальчика в мире…
Но разве я не милый? — вставляет Доминик с просящей, щенячьей улыбкой, на которую я пока не готова купиться.
… И вообще я не понимаю, к чему была вся эта проверка? — продолжаю я свою речь. — Как, по-твоему я должна была себя повести? И почему?
Ты могла бы быть и понежнее! — все в том же игривом тоне произносит парень, но заметив мой строгий взгляд, добавляет: — Извини, никак не могу привыкнуть, что ты такая строгая! Обычно мамины подружки были без ума от моей улыбки, — его легкомысленный тон разбивается о мои нахмуренные брови и сложенные на груди руки, а потому он вздыхает и нехотя говорит: — Ладно, я объясню, как и обещал. Подруга матери — это было примерно года три назад, — которую она расхваливала почти так же, как расхваливает сейчас тебя, и которая и в половину не нравилась Паулю так, как ты… впрочем, ему было тринадцать, какое ему было дело до взрослой тетки, с которой мама проводила все свое время… Так вот, у той подруги был к Паулю определенный интерес: она строила ему глазки, — он невесело хмыкает, не смея смотреть мне в глаза, — и не только… Когда я это заметил, то жутко разозлился…
Ты сказал об этом Хелене? — спрашиваю я, почувствовав вдруг стеснение в горле. Это ведь не то, о чем я подумала, правда?
Нет, мы ей об этом не рассказали, она и сейчас не знает, поэтому ничего ей не говори, — два голубых озера его глаз пристально глядят на меня из-под широкой челки. — Я просто отвлек ее вниание на себя, — снова невеселый смешок, — ей, может, и нравились молоденькие мальчишки, но мной она тоже не побрезговала…
От этого признания мои глаза испуганно распахиваются: просто трепетная лань, узревшая слепящий свет фар…
Нет, ну не так все было и страшно, как ты себе это представила, — добавляет он поспешно, видя мою реакцию на свое признание. — Мне было двадцать и я был далеко не девственником, а с ней было даже весело… в постели.
Мне с трудом удается все это переварить…
Это отвратительно! — не удерживаюсь я от комментария, и по комнате прокатывается звонкий смех Доминика, такой задорный и безудержный, что я тоже невольно начинаю улыбаться.
Зато теперь, надеюсь, ты меня простишь?
От одной мысли, что ты представлял меня очередной педофилкой, мне блевать хочется, Доминик Шрайбер! — честно признаюсь я. — Как мне простить такое?!
Друзья зовут меня просто Ником… А уж про педофилию ты явно преувеличиваешь, — этот странный многоликий парень как бы осуждающе покачивает головой, — Паулю шестнадцать, а у меня в шестнадцать… э, дай подумать… было уже предостаточно опыта в этом деле… ну, ты понимаешь!
Я зажимаю уши руками.
Слышать ничего не желаю! — заявляю я строго. — Твоя жизнь — это твое дело, а Пауль другой… Он мальчик домашний и тихий. Теперь я вижу, что вы с ним абсолютно разные!
Я тоже домашний мальчик! — наигранно возмущается Доминик. — Ты на меня наговариваешь.
Э, нет, ты дамский угодник, это сразу видно! — отбиваю я его выпад. — Ты щеголял предо мной в своем «неглиже» так спокойно, словно весь мир должен пред тобой преклоняться… Ты красив и знаешь об этом!
Так и знал, что ты не можешь забыть мой идеальный пресс!
Как так вышло, что мы стоим с этим парнем посреди моего дома и пререкаемся, как малые дети… Детский сад какой-то! Но это забавно, вот в чем все дело.
Думаю, этот твой пресс теперь будет являться мне в страшном сне, — усмехаюсь я, состроив пренебрежительную гримасу. — Поэтому больше меня так не пугай.
Значит, мир? — Доминик протягивает мне свою ладонь, и мы закрепляем наше перемирие крепким рукопожатием. — И я могу сказать Паулю, что мы теперь друзья?
Ну, про друзей это сильно сказано, ты не находишь?
Что, — вскидывается парень с очередным наиграным отчаянием, — ты не хочешь быть моим другом? Это удар ниже пояса.
Усмехаюсь и говорю:
Дружбу надо заслужить. Уверен, что готов приложить усилия?
Ради тебя все, что угодно.
Это звучит высокопарно и нелепо, но я начинаю смеяться, смеюсь и понимаю, что семейство Шрайбер полно самых невероятных сюрпризов, и что все эти сюрпризы, определенно, начинают мне нравиться.
4 глава.
«Зорко одно лишь сердце. Самого главного глазами не увидишь».
************************
Не забудь положить салфетки! — напоминает мне Хелена, направляясь с полной корзиной еды к машине, которой надлежит доставит нас в городской парк, где нынче у нас запланировано настоящее торжество в честь дня рождения Доминика. Это полностью идея Хелены, которая просто искрит от еле сдерживаемой энергии: сделать именины старшего сына незабываемыми — ее идея фикс последние десять дней. Устроить тихие посиделки дома ей показалось скучным и стариковским, нет, здесь стоило проявить фантазию, и фантазия завела нас… в парк, где прямо на зеленой лужайке нам предстоит устроить нечто незабываемое для ее любимого сыночка.