Владелец «Мертвой Гарпии», высокий темнокожий мужик по имени Орлан, кивнул и отвернулся, чтобы приготовить заказ. Ганс огляделся в поисках свободного столика. Но, судя по всему, таверна популярностью не пользовалась — свободны были более половины мест.
Приняв тарелку с горячим куском мяса и высокую кружку пива, Ганс кинул на стойку несколько золотых и занял место за дальним столом. Ножны с двуручником снял соспины и положил на соседний стул.
Совсем погода с ума сошла в последние дни. Мало того, что холодно и дождливо, так сейчас еще и резкий ветер добавился. Хорошо еще, что догадался надеть кожаный плащ, выменянный у Елены. Так хоть не весь мокрый.
После такого перехода горячая пища — самое то. Ганс разделал небольшим ножичком большой кусок и принялся есть. Если честно, то останавливаться он не собирался. До фермы Акила осталось совсем немного, но продолжать путь, пока погода не успокоиться, это чистое издевательство над собой.
Ганс доел, вытер руки об полы плаща и стал разглядывать посетителей. Ничего интересного. Несколько поддатых крестьян в помятой одежде да старик-торговец с помощником. Эти двое, судя по всему, также пережидали непогоду.
Тем временем один из крестьян подошел к Орлану, что-то сказал, после чего тот подал лютню этому парню, одетому в потрепанную рубашку и штаны, завернутые до половины голени. Крестьянин в знак благодарности кивнул и встал в угол, стал перебирать струны. Сейчас наверняка будет концерт. Ганс закинул ножны за спину и подошел ближе. Лютня была старая, потрепанная, вся в царапинах, но звук был весьма и весьма приличным. Ганс, до каторги бывший певцом в кабаке, кое-что в музыке понимал. Играть он сейчас навряд ли сможет. Все же два года работы в руднике дают свое. Пальцы стали плохо гнуться, руки дрожали, и если легкий перебор одним пальцем он еще сможет, то что-то сложнее уже нет. Даже с луком, довольно распространенным оружием среди наемников, он обращался очень плохо, поэтому больше уповал на клинок.
Вокруг барда образовался круг. Он перебирал струны двумя пальцами. Играл он спокойную, плавную мелодию, наверняка что-то лирическое, а не те похабные песенки, которыми Ганс зарабатывал первое время. Откашлявшись, бард начал петь.
Луна над Миртаной, на холме пара, холодная ночь
Мы смотрим на Венгард, я обнимаю тебя, как дочь
Ганс слышал раньше эту песню. Её изредка пели в кабаках «средней руки», то есть там, где собирались ремесленники и королевские солдаты, которые истосковались по чему-то отвлеченному, романтическому. Откуда, интересно, она знакома крестьянину с Хориниса? Да еще и исполняет её так же, как и на материке, спокойно проговаривая всю строчку, а конец малость растягивая. Местные слов не знали, но слушали с придыханием, а некоторые даже качались в такт мелодии. Наверно, этот парень считается чем-то вроде местной знаменитости.
Нам боги помогут, и люди помогут, мы верим в них
Но нас как-будто уводят, манит к себе тихий голос их
И вот этот странный образ, «они», наполнял всю песню. Ганс не знал её всю, но, чтобы поддержать парня, подпевал, что знал.
Бард поднял глаза и продолжал.
Они так велики, они так могучи, что не с чем сравнить
Темные луги, темные лесы, где только бога молить
Иннос нам шепчет, остерегись, мол, не ведись
А лучше ли грязны кварталы Венгарда, где темно — только молись
Бард пел с выражением, делая акценты на некоторых строчках, которые ему, видно, больше всего нравились. Некоторые крестьяне сидели не дыша. Наверно, редко в этих краях можно услышать столь хорошее пение. Именно пение — на звуки лютни никто внимания не обращал, хотя именно они и усиливали звучание песни.
А те переулки у Божьего храма, где жили мы
Там страшно, там мерзко, там эхо войны
Но я взглянул на тебя, и понял, что Иннос был прав
Лучше с тобою, там где порочен и страшен нрав
Чем в божьих чертогах быть одному в тишине
Но тебя они унесли, я зарылся в своей же вине
И мы снова у Венгарда, вновь сидим в тишине
Потом бард пару раз повторил первые две строчки песни в качестве припева. Потом пару раз щипнул струны и отложил инструмент в сторону.
Крестьяне довольно зашумели, возгласами подбадривая певца и требуя еще. Тот засмущался и сыграл простую веселую песенку про пастуха. Нет, лирика у него получается все-таки лучше. Он закончил играть.
Парень отдал лютню хозяину таверны. Тот взамен выдал миску с какой-то кашей. Ганс подошел к стойке — такой талант надо вознаграждать. Кроме того, хоть что-нибудь новое узнать об острове, о котором бывший певец и каторжник знал крайне мало.
— Две пива.
Орлан исподлобья посмотрел на Ганса, потом на золотые монеты в его руке и отпустил напиток. Бард тем временем не спеша пережевывал пищу. Ганс сел к нему за столик и поставил пиво.
— Нужно что-то? — с подозрением спросил бард.
— Нет. Просто хотел познакомиться.
— Я Энди.
— Ганс. Хорошо поёшь. Где научился?
— Ну…, - парень замялся. — Везде понемногу.
— А на лютне?
— Ну, здесь, — Энди глотнул пива из предоставленной ему кружки. Шумно вдохнул воздух. — Меня один пьяница научил, как бренчать надо. А потом мне понравилось, и сам доучивался уже. Пару монет Орлану подкинешь, — бард украдкой глянул на занятого клиентами хозяина. — А он тебе даст инструмент на часик поиграть. Просто так. Сам научился. А потом уже стал петь за еду.
— А ты где вообще работаешь?
— На ферме Акила. Но у того проблемы, и денег платить он стал меньше. Ну, хоть кормит, да и то ладно.
Парень выпил кружку пива с двух заходов. И, похоже, пьянел он тоже быстро. Язык у него стал заплетаться, а между словами он стал делать большие паузы. На вопросы он отвечал довольно охотно.
— А чего проблемы?
— У меня?
— У Акила?
— А…, - Энди соображал уже довольно плохо. — Так наемники, … дети, понавадились шастать за данью. В конец охренели, да? Онар нам че? А мы ему, дескать, обязаны платить. Тварь!
— А защита?
— Да какая на хрен защита? Придут, бошку почешут, стырят все, что гвоздями не прибито, и уйдут. Ополченцы тоже берут все, что им нравиться, но бОльшую же часть этого они отдают городу. А эти… Одним словом, ….Ох! Не надо бы мне пить…
Энди поднялся и собрался было идти на улицу, где уже погода утихомирилась. Ганс пошел за ним. На ферму он уже идти не хотел. Да и на ферму лендлорда тоже. Он и за Барьер попал лишь по пьяни, за драку с солдатами. Он всегда был против преступления, как способа решения проблемы, даже спустя несколько лет среди каторжников. И теперь он по доброй воле отправился обирать этого бедолагу, этого талантливого парня, его хозяина.
Об этом ни Торлоф, ни Ли не говорили. Так что же получается? Наемники — это не защита простого народа, не разумная оппозиция королевскому засилью, как любил выражаться охранник Онара по имени Василий, а лишь бывшие бандиты, прикрывшиеся благородной целью и золотом лендлорда. Или нет? Черт его знает. Ганс прошел до перекрестка. Справа виднелся алтарь Инноса, около которого паслись несколько падальщиков, а за ними в узкую ложбину уходила проторенная дорога.
Интересно, что там? Засада бандитов или маленькое фермерское хозяйство, в котором можно устроиться на долгие годы, женившись на хозяйской дочери? От такой перспективы Ганс не отказался бы. Это то, о чем он мечтал все то время, пока горбатился в Свободной шахте, пока глушил скуку рисовым шнапсом, пока ковырялся в грязи на полях под гнетом Лорда и Лефти. Он представлял, как будет вставать с рассветом, как будет поздним вечером ужинать со своей женой, как будет работать на себя, а не на какого-то отморозка с бичом.
Задумавшись, Ганс не заметил, как слева на дороге показался человек в тяжелых доспехах паладина. Скептически оглядев стоящего на дороге человека в кожаном плаще, рыцарь повернул налево и отправился по дороге, идущей около этого самого алтаря Инноса. Может, это шанс? Может, указатель пути?
Ганс окликнул паладина.
***
В высокой комнате одиноко стоящей башни царил полумрак. Старик в темной робе мага вошел внутрь и зажег огни. Расставил свечи на краях пентаграммы, начерченной в середине комнаты. Медлить было нельзя. Неизвестно, хватило ли силы доспехов на эти долгие недели.
Старик открыл толстую древнюю книгу, в которой недавно нашел тот ритуал, который был ему нужен. Еще раз оглядел страницу. Положил книгу на место. На всякий случай достал из небольшого мешочка, привязанного к поясу, флакон с синей жидкостью, выдернул пробку и двумя глотками выпил все его содержимое.
По телу пробежало неприятное ощущение холодного порывистого ветра, но сразу же стало тепло. Так, сейчас главное — сосредоточиться. Старик поднял руки, свел и сразу же развел в стороны ладони. Беглым шепотом прочитал заклинание. Получилось! Дрожь в руках, яркие вспышки, и в центре пентаграммы появилось тело тридцатилетнего русоволосого мужчины в лохмотьях. Он сразу же встал на колени и закашлялся.
— Кхе, кхе, ууух, черт!
Старик в темной робе улыбнулся. Пока что все идет по плану.
— Наконец-то! Я уж думал, что больше никогда не увидимся.
— Я чувствую себя так, будто три недели пролежал под грудой камней, — мужчина в лохмотьях держался за грудь, но уже распрямился и смотрел своим обычным взглядом.