На его вопрос я лишь проморгалась. Кто позволил ему уваливаться на мою кровать, словно это был уличный гамак?
— Молчишь? Эт правильно. С незнакомцами разговаривать нельзя, — слегка наклонившись вперёд, он протянул мне руку. — Меня Егор звать. Будем знакомы.
Я терялась в догадках: или он это серьезно, или попросту издевается надо мной. Парень был определенно меня старше на три-четыре года, не меньше. Его темные, неухоженные волосы практически касались плеч и челкой спадали на глаза. Казалось, что он торчит тут уже несколько лет. Несмотря на широкие плечи, ноги явно не сочетались с верхним туловищем — они как истощенные палочки болтались в воздухе.
— А, — догадался он и разочарованно убрал руку, — ты из этих, «редисок», значит. Не повезло.
Мои брови метнулись вверх. Редисок?
— Не обижайся, — шутливо отмахнулся Егор. — Просто таких, как ты, обычно «овощами» кличут. По мне так очень грубо. И, выбирая из всех овощных культур, мне проще называться тебя «редиской». А что? Мне нравиться редиска. Она полезная и хрустящая.
Нет, он точно издевался надо мной. Я открыла рот от возмущения.
— Ы, ы…
— Я? — он указал на себя пальцем. — Ох, мое прозвище куда изящнее. Меня «Джином» называют, как в сказке. Смотрела мультик про Алладина? Там был большой, синий Джин. У него еще вместо ног болталась какая-то сопля. Я конечно, не синий, а вот нижней частью мы похожи. Правда, одну ногу я уже натренировал, но прозвище все равно остается за мной, — грустно усмехнулся он.
Я была удивлена столь позитивному настрою. Егор болтал со мной так непринужденно, словно не замечал моего положения. Это было непривычно, учитывая, как общались со мной медсестры — они не говорили, это было похоже на разбор слов по слогам.
— Так как тебя зовут? — спросил он.
Я попыталась напрячь рот, а заныло в шее.
— Ыэна, — получилось у меня.
— Кто? Гена? — смеясь, переспросил он, и я нахмурила лоб. — Шучу. Лена, значит. Понял. А знаешь что, Лена? Твоя рука похожа на конечность Капитана Крюка, помнишь такой мультик? Давай, мы будем звать тебя «Крюк» или «Крючок». Как тебе? Солиднее «редиски», правда?
В его словах была доля правды. Моя правая кисть, изогнувшись, окаменела на груди. Я словно сжала в кулачке что-то крайне ценное и не желала отдавать. Даже удивительно, что он назвал меня именно так. Раньше, так ласково называла меня мама.
Егор пробежался по мне глазами, по-моему, карими, а потом изогнул свою бровь.
— А ты в курсе, что ты жутко храпишь?
Из моего горла вырвался злостный рев.
— Да успокойся ты. Я снова шучу. Я уже месяц ни с кем не болтал по душам. Девчонки с соседнего корпуса не любят моих шуток, а ты вроде бы пока не жалуешься.
Идиот. Если бы у меня была возможность сбежать от тебя, я бы не теряла ни секунды.
— Я слышал, что тебя сегодня забирают, — он слегка приуныл. — Жаль, ведь мы только познакомились. Но, мы все равно мы еще увидимся. В процедурной. Первые полгода, она будет тебе вместо школы. Как мне, вместо армии, — хохотнул он.
Странно, но его неутешительные прогнозы были выдвинуты с таким позитивом, что не казались таким уж страшными. Мне есть чему поучиться у этого парня. Наверное. Ведь пока я сама не могу разобраться, в каком измерении нахожусь. Стоит ли привыкать к этому состоянию? Стоит ли принимать горькую правду или даже не пытаться? Я знаю одно, если впущу в себя всю эту драму — это убьет меня. Трагедия в том, что моя беда не только пришла не одна, она просто огромная, масштаб которой сравним с необъятной вселенной. Это горько. Очень горько.
— Не грусти, — Егор сделал мне саечку, отчего я вздрогнула. — Ты поправишься. Вот увидишь. Я знал парня с такой же проблемой как у тебя. И знаешь где он сейчас? В Новосибирске, лупасит барабаны в довольно известной рок-группе. Так что, это не конец.
— Конец придет тебе, если через секунду не окажешься в своей койке, — уставшая медсестра вошла в палату и включила свет. От этого стало дискомфортно.
— Всего секунду? — возмутился Егор. — Что я, по-твоему, на гоночной машине катаюсь? Имей совесть, дай мне минуту.
— В кровать! Живо!
Парень лихо соскочил с моей кровати и поскакал в противоположную сторону.
— Лена, — обратилась она ко мне, — приготовься, скоро за тобой придут. Ты едешь домой.
Мне не послышалось? Медсестра сказала, «приготовься»? Надеюсь, она имела виду моральную сторону. Как-то не готова я пока собирать чемоданы.
— Еще увидимся, Крючок! — крикнул мне Егор, но я его уже не видела.
Я помню как врачи, словно играя в «горячую картошку», перебрасывали меня с одних носилок на другие, а потом, как будто обжегшись, обтирали свои руки о белые халаты. Помню звездное небо и поток свежего воздуха — это отрезвило меня на секунду. Помню как папа и несколько его бойцов заталкивали меня в патрульную машину, будто я была вусмерть пьяной школьницей, которая устроила дебош на детской площадке. Я помню все. И, это слишком прискорбно, чтобы быть правдой. Этот удар судьбы, был ни чем иным как повергающим нокаутом.
Глава№ 3
Когда случается частичная парализация лица и функция челюстных мышц нарушена, говорить получается только гласными. Мне не хотелось верить, что все это происходит на самом деле. И если бы месяцем ранее, мне сказали что произойдет непоправимое, что я потеряю самое родное и буду похожа мешок с костями, едва ли бы я в это поверила. Смерть была близко, но я жива. Я осталась жить. Я должна жить. Но, хочу ли я этого?
Квартира, в которую меня привез отец, была довольно светлая и просторная, но это не означало, что я чувствовала себя в ней комфортно. Новая сожительница отца — Ольга, была скупа на вежливость, и радушного приема так и не случилось. Ее натянутая улыбка, не могла скрыть раздражения по поводу моего присутствия. Впрочем, это было взаимно. Отец же напротив, старался не оставлять меня одну, кормил, общался, одевал, и постоянно вычитывал в интернете способы чудесного излечения. Признаюсь, его вера воодушевляла.
Что касается меня, то моя позиция оставалась неизменной — лежачая. Мне любезно выделили койку-место на твердом диване, в самой большой комнате. В самой большой, и в самой проходимой. Она считалась подобием гостиной. Грех жаловаться, но постоянные мельтешение Ольги и ее малолетнего сына перед глазами вызывало тошнотворное чувство. Я была не рада находиться рядом с ними, но из всех возможных вариантов, у меня оставался только один — послушно хлопать глазами.
Так как бабушка проходила лечение, навещать меня у нее не получалось. А может, она не хотела видеть отца и его новую семью, ведь это было бы для нее очередным стрессом. В принципе, как и для меня. Да уж, старушку сильно сломило. Конечно, я испытывала огромное чувство вины, которое тяжелым грузом висело на моих плечах, и это лишало меня сил начать справляться со своим недугом. Я не ленилась, совсем нет. Просто пока, я считала это бесполезным занятием.
Папа говорит, что нужно отпускать прошлое и из любой ситуации извлекать позитив — я с ним не согласна. Даже такой черствой и эгоистичной, как я, не по силам переступить этот колючий куст. Я вновь и вновь режу свои ноги, обжигаясь смертельным ядом. И все же, моя маленькая совесть начинает просыпаться, а вместе с ней приходит осознание, отчего душа выворачивается наизнанку.
Мне было шестнадцать, и не знала слова «нет». Я относилась к людям с безразличием, а сейчас грею себя надеждой, чтобы они не отвечали мне взаимностью. С каждым днем, я впитываю в себя правду по маленьким кусочкам, и с каждым разом это получается все труднее. И боль эту не видно, потому что все бояться встретиться со мной взглядом, посмотреть в глаза и понять, что скрывается за этой пустотой. Никто не верит, что в прошлом бессердечное создание имеет душу.
И если казалось, что хуже ничего не может быть, то это только казалось. Помню, как впервые меня поднесли к зеркалу, и сложно было представить, что теперь я выгляжу так «особенно». Не считая корявого тела, моя левая часть лица была уродливо перекошена. Мой уголок рта был зафиксирован словно вопросительный знак, лежащий горизонтально. Носогубная складка исчезла, а слезы текли сами по себе. От былой красоты ничего не осталось.
Прошли бессонные недели, у меня не оставалось выбора и мне пришлось сдаться. Я проанализировала свое эгоистичное прошлое, осознала свой опрометчивый поступок и приняла его безутешные последствия. В тот момент, во мне произошла настоящая поломка. Я закрылась.
«Пожалуйста, только живи», — шептал ласковый голос в моей голове.
Сердце резало пополам, когда ты понимаешь, что не в силах зашить все эти раны. Еще вчера пятнадцать лет и мама поправляет твою шапку на морозе, а сегодня ее нет, а ты не можешь выговорить «первое слово». В те моменты, белый потолок стал чистым полотном моей новой жизни, которую я все никак не могла начать. Я слышала разговоры отца, который оправдывался перед своей сожительницей за то, что его дочь теперь является сборником пыли и нуждается деньгах, которые откладывались на учебу младшего ребенка. А потом, я слышала бурчание Ольги, когда уставшая, она должна была готовить еще и на меня. Каждый новый день ровным счетом ничего не значил, но маленькая вера, что когда-нибудь я смогу поднести ложку к губам, поздороваться с друзьями и попросить прощение у бабушки все же оставалась.
Сегодня, я сижу в новом кресле, который приобрел для меня папа на деньги, которые собрали ему сослуживцы. Никогда бы не подумала, что буду радоваться такой мелочи, ведь лежать порядком наскучило. Ольга поставила меня перед огромным жидкокристаллическим телевизором, но не позаботилась о выборе канала. Впрочем, передача о рыбалке, теперь не кажется такой уж скучной. И если не считать постоянные ворчания Ольги, которая из-за меня не могла качественно промыть полы, то в остальном день начался неплохо.
— Как же я устала таскать тебя по всей комнате, — призналась она, сдувая с лица белокурую прядь. — И отец твой задерживается с работы. Ничего не успеваю.
— Плоухо, — моя гнусавая речь, была ей непосильна.
Закинув тряпку в ведро, женщина подошла ко мне и слегка нагнулась.
— Лена, ты не возражаешь, если я оставлю тебя с Кириллом на несколько часов? Или я точно переломаю об тебя ноги.
В знак согласия, я медленно опустила веки.
Кряхтя себе под нос, Ольга покатила коляску в детскую комнату. Меня, как громоздкую тумбочку, поставили посередине ковра, на котором десятилетний Кирилл и его друг Жора играли в приставку. Пухлые мальчишки кричали во весь голос, бурно обсуждая правила игры, и разбрасывали по полу картофельные чипсы, которыми обставила их мать. От запаха паприки, мой живот невольно начал урчать. Мне порядком наскучили пресные пюре и каши, которыми пичкала меня Ольга. Хотя я понимала, что такая еда мне не под силу, вдыхать ее аромат мне никто не запрещал.
Какое-то время, меня просто не замечали. Я наблюдала за кровавыми боями, переживала за игроков, ставила ставки, ликовала в душе по случаю победы и меня это устраивало. Устраивало до момента, когда игра парням наскучила, и их интерес обратился ко мне.
— А что с ней такое? — поинтересовался Жора, искоса на меня поглядывая.
Кирилл повернулся в мою сторону и пожал плечами.
— Точно не знаю. По-моему, эта болезнь ДЦП называется.
Я закатила глаза. У молодежи совсем нет мозгов. Скорее это они отстают в развитии.
— А она нас слышит? — для Жора я была неким инопланетянином из его космической стрелялки.
— Не думаю. Но, это можно проверить.
Подростки подошли ко мне максимально близко и стали заглядывать в лицо. Очень внимательно и тяжело дыша, они изучали каждый дефект моей физиономии, пока Кирилл не закричал. Парень вздумал напугать меня, и у него это получилось, только вот визуальной реакции не последовало, и мальчики сделали соответствующие выводы — слуха нет.
— Ну и рожа, — морщился Георгий, овал лица которого был идентичен трехлитровой банке. — Такое ощущение, что у нее костей нет.
— Их и так нет, смотри, — Кирилл взял мою руку, и максимально приподняв ее, отпустил. Эксперимент удался — моя расхлябанная кисть шлепнулась на ногу.
— Ничего себе. И мозгов получается, тоже нет.