Он, в свою очередь, попытался прихлопнуть надоедливую козявку и огрел барана по спине. Индра охнул, превращаясь сам в себя, и упал на четвереньки. Глаза его нехорошо загорелись — теперь вместо холода в них была ярость. Он вытянул правую руку в сторону ракшаса и выпустил из неё молнию, целясь туда, где левая лапа ракшаса соединялась с его телом.
— Я долго терпел, — прогрохотал Индра. — Но больше терпеть не буду!
— Щенок! — завопил ракшас. Его рука, в которую попала молния Индры, не оторвалась, но бессильно повисла, а на месте удара пролёг ожог. Ракшас, не долго думая, схватил дубину другой рукой, и снова пошёл в атаку.
Индра прыжком поднялся и, отступив в сторону с предполагаемой линии удара, выпустил вторую молнию, целясь в здоровое плечо ракшаса. Он почти попал: молния опалила шкуру, но серьёзной раны не нанесла. Ракшас, грязно ругаясь, в ответ метнул свою дубину и попал по левому плечу юноши.
— Ах ты бхутово отродье! — в ярости выкрикнул Индра. В плече что-то хрустнуло, и рука повиноваться больше не хотела. — Я ещё с тобой не закончил!
И, окружив себя щитом из маленьких танцующих молний, а в руке зажав молнию побольше, он двинулся на ракшаса.
Ракшас, пошарив действующей рукой, не нашёл ничего лучше, чем схватить тушу быка и двинуться с ней, как с оружием, на Индру. Раскрутив быка как следует, ракшас бросил тушу, целясь по ногам противника, стремясь сбить его на землю.
Индра легко подпрыгнул, и высота его прыжка была почти с его собственный рост. Одновременно с этим он метнул молнию в быка, разветвляя своё оружие так, чтобы оно сразу испепелило всю тушу целиком, и призвал в руку новую молнию.
Ракшас, не останавливаясь, нёсся к Индре. Изо рта его текла пена, глаза стали совсем круглыми и красными, налившись кровью. Он пришёл в ярость, которую, казалось, ничто не могло сдержать.
В здоровой руке ракшаса появилась сеть, которую он и набросил на Индру, чтобы затем сдавить его лапищей. Юноша поджёг сеть молниями из своего щита, приблизив их к своему телу. Огонь небесный не обжигал его, а горящие верёвки, казалось, не причиняли боли. А затем, широко размахнувшись, метнул зажатую в правой руке молнию в уцелевшую лапу противника, намереваясь сжечь её дотла.
Ракшас снова взревел — на этот раз вся рука обуглилась и висела чёрным бесполезным бревном. Демон сделал отчаянный прыжок и рухнул на Индру, стремясь задавить его всем своим весом.
Юноша метнулся вправо так быстро, как мог, стараясь уйти из-под падающего ракшаса. Когтистая лапа, словно плеть, задела его, и от удара Индра отлетел далеко в сторону, ударившись о землю. Ракшас же замер, тяжело дыша и озираясь налитыми кровью глазами.
С некоторым трудом поднявшись и снова призвав в руку молнию, Индра подошёл к нему и, слегка задыхаясь, сказал:
— Я тебя не убью, слишком много чести для такого, как ты. Ты убил быка, покусившись на олицетворение отца, и потому должен искупить свой грех. Твои раны можно залечить, так что выбирай: либо ты останешься беспомощным на съедение своим сородичам и диким зверям, либо искупишь содеянное и раскаешься.
Ракшас посмотрел на Индру с яростью, а затем в глазах его мелькнуло что-то ещё. Торжество. Он широко раскрыл пасть, а потом… Из неё вырвались его собственные зубы. Выстроившись волшебным образом в круг, острыми краями к центру. Получилось что-то вроде пасти, которая бешено вращалась вокруг своей оси, сжимаясь и разжимаясь, словно стремясь укусить Индру. Вернее, перегрызть ему горло. Ракшас смотрел на своё последнее оружие угасающими глазами, из его пасти потоком лилась чёрная кровь.
— Вот же гад! — возмутился Индра и сжался до размера крохотной мошки, не забывая при этом поливать зубы молниями, но на успех особенно не надеясь. Оружие ракшаса не отставало: хотя зубам не удалось убить Индру, но прежде, чем рассыпаться в пыль, они успели несколько раз укусить юношу, оставив болезненные раны.
Ракшас лежал мёртвый, а от его ядовитой крови завяли травы. Пошатываясь, Индра осмотрел сцену побоища, а затем пошёл к Инду. Подойдя к мальчику, он с трудом нагнулся и взял за рог голову быка:
— Дай я закончу огненное погребение, Инду.
— Только оставь череп, — попросил малыш и весело улыбнулся. — Ой, у тебя кровь — это значит, тебе больно, да?
— Череп будет цел, — уверил его Индра, а затем поднял череп повыше и окружил его маленькими шаровыми молниями, сжигая мясо.
Затем до него дошёл вопрос Инду:
— Да, наверное, больно…
Раньше Индра этого как-то не замечал, но теперь понял, что его плечо и спина ужасно болят, и саднят укусы зубов ракшаса. Морщась, он отдал череп быка Инду:
— Держи.
— Спасибо! — обрадовался мальчик, рассматривая череп со всех сторон. — Ой, я не знаю, что сделать сначала: почтить быка или помочь тебе, Индра?
— Бык — отец, — слабо улыбнувшись, сказал Индра. — Так что его право — быть почтённым первым.
А сам нагнулся, непослушной правой рукой отрывая полосу от нижней части своих дхоти. Левую руку надо было подвесить, иначе она раскачивалась, и при этом всё плечо пронизывала такая боль, что прошибал холодный пот.
— Но это долго, тем более, что надо ещё сделать череп ракшаса… — задумался мальчик. — Меня учат слушаться старших, но в этот раз я тебя не послушаюсь!
Инду поставил череп в траву, вытер руки об одежду, нашёл где-то и свернул, как миску, широкий лист, а после поднёс его Индре. И снова там была сома!
Индра, кое-как успевший подвесить руку с помощью петли, перекинутой через шею, с благодарностью принял от Инду импровизированный сосуд с сомой, и дрожащей рукой поднёс к губам. Отпил — и по телу раскатилось знакомое блаженство, а сила переполнила всё его существо и волной вылилась наружу, расходясь по степи.
— Ещё?
В маленьких ручках мальчика свёрнутый лист наполнялся сомой сам по себе, совершенно чудесным образом.
Индра радостно кивнул. Сомы ему никогда не было слишком много. И чем больше было сомы, тем более сильным он себя чувствовал — будто ещё немного, и он сможет вырасти до небес, подпереть их своими плечами, и шутя вытолкнуть небо с места, поднимая всё выше, как лёгкий шёлк…
Мальчик с улыбкой подносил и подносил сому к губам Индры, и казалось, что не было конца этому потоку. Только он был медленный — по капле… А так хотелось, чтобы была река сомы, нет — целое озеро! Чтобы вокруг была одна сома!
— Инду! — наконец расхохотался Индра, сделав очередной глоток. — Твоя сома никогда не кончается! Ни-ког-да!
Юноша вскочил и встал, раскинув руки, забывшись в вихре восторга. Над ним собрались густые-густые, почти чёрные грозовые тучи, вот-вот готовые пролиться дождём, а от самого Индры, уходя в облака, сливаясь в ослепительный поток, били молнии, и гром грохотал, словно небо тоже смеялось вместе с Индрой.
— Вечная сила! Вечное блаженство! — ликовал юноша, и смеялся, и тряс головой в веселье.
Малыш смеялся, кивая, — мол, не кончится. Наконец, он с сомнением глянул на Индру перед тем, как снова наполнить сомой лист:
— Индра, а ты не лопнешь? Мата говорит, что есть надо столько, сколько нужно для тела, не больше… С сомой, наверное, так же…
— Не лопну! — весело закричал Индра. — Сома нужна не для тела, а для души, Инду! Потому что сила — не в теле, а в душе!
— А когда мы будем почитать отца-быка? — вопросил Инду.
Но Индра продолжал смеяться, воздев руки к небу. Ему было так хорошо… Так невыразимо хорошо… Словно он стал хозяином Вселенной, мог одним шагом сотрясти и сокрушить любую гору, одолеть любого, самого сильного врага, делать, что ему вздумается, без оглядки на кого-либо.
— Индра… — протянул малыш, всё поднося и поднося сому, ибо Индра желал её. — Давай всё-таки совершим ритуал… Пожалуйста…
Малыш даже встал, сложив ручки в мольбе.
— Какой ритуал? — веселясь всё больше, в сладком забытьи спросил Индра. — Ради какого ритуала стоит оторваться от этого блаженства, этой сомы? Нет ничего священнее, восторженнее, важнее!
— Почтить отца-быка, — Инду был в недоумении. — Помнишь, мы играли в это? Сначала — в схватку, а теперь надо поиграть в смерть. Махадэв научил меня играть в смерть! Давай, расскажу!
— Сейчас не время, — отмахнулся Индра и захохотал пуще прежнего. — Время — для сомы! Для сомы!
— Мне надоело играть в сому, — фыркнул Инду. — Хочешь — играй сам! Вот тебе сома!
С этими словами малыш топнул по земле, она прогнулась, образовав небольшой бассейн — несколько шагов в поперечнике, глубиной где-то по щиколотку Индре. И это озерцо наполнилось сомой! Индра удивлённо опустил взгляд, рассматривая образовавшийся сомоём, и повернулся к Инду:
— Ты можешь сделать так много сомы сразу? А чего же тогда подавал её в листе?
— Так ты не сказал, что тебе надо так много, — рассмеялся малыш. — И я не знал, что так умею! Всегда только в чашечке..
— О, а сделаешь мне такой в ашраме? — смеясь, спросил Индра. — А то мне тоже сому всегда по чашечке матушка приносит… Но это так мало!
— Твоя мата тоже благословлена сомой? — заинтересовался малыш, но затем тряхнул головой. — Бык зовёт! Индра, только можешь для меня сделать одну вещь? А то я маленький и не справлюсь… Сделай мне череп ракшаса, пожалуйста! А его тело, как бычье, испепели совсем! Мата говорит, чтобы мы, её дети, убирали за собой игрушки после игр, а мы вон, разбросали… ракшаса…
— Ракшасу почтение не положено, — отрезал Индра. — Пусть валяется на съедение падальщикам!
— Нет, в смерть играют не так, — возразил Инду. — Послушай же, меня Махадэв научил, этот смешной отшельник! Он носит на шее черепа, и говорит, что это — вместилище того, что существо пережило за жизнь. Они рассказывают истории! Я хочу вкопать череп ракшаса под черепом быка, а бычий — украсить, и это будет история, как бык послужил причиной смерти такого страшного ракшаса! Правда, я хорошо придумал, Индра?
— Ну… — протянул Индра, чувствуя омерзение при мысли, что череп ракшаса станет частью истории. — Давай тогда вместо черепа используем ракшасий пепел. А?
— Давай! — обрадовался малыш.
— Другое дело! — обрадовался Индра. — Сейчас всё сделаю!
И легко, играючи, призвал с неба огромную молнию, ударившую точно в тело ракшаса. Силы этой молнии было достаточно, чтобы сжечь разом средних размеров рощу…
— Ого! — мальчик засмеялся, захлопал в ладоши, посмотрел на Индру восхищённо. — Какая большая! А можешь ещё больше? Ой, это же обидит траву… А ты умеешь выпускать молнии так, чтобы они никого не ранили?