— Ловкий трюк, — Берхард с интересом разглядывал поверженных рыцарей, — Не думал, что тебе удастся стравить их между собой.
— Мне бы и не удалось, кабы не милость господина приора. Этот снаряд здорово мне помог.
— В кого ты выстрелил?
— Ни в кого. Я приказал «Судье» выпалить вслепую через минуту после того, как я покину кабину. У заговорщиков часто сдают нервы, а эти двое и без того готовы были растерзать друг дружку.
— Иногда я пытаюсь понять, что именно позволяет тебе выбраться живым из очередной переделки, Паук, твое необъяснимое везение или твоя потрясающая самонадеянность?
Ягеллон наконец смог выбраться из разбитой вдребезги кабины, но на этом его силы иссякли — роняя изо рта капли, он привалился к своему поверженному доспеху, оставляя на золоте темно-карминовые разводы.
— Берхард, будь добр…
— Без труда, мессир.
Берхард подобрал с пола увесистый осколок витража с куском свинцового переплета, деловито взвесил в руке и, хмыкнув, подошел к лежащему Ягеллону. Тот попытался отползти, но не смог. Коротко выдохнув, Берхард обрушил осколок ему на переносицу и удовлетворенно кивнул. Несколько раз дернувшись, Стерх из Брока сделался так же недвижим, как и его доспех.
— А что Красавчик Томаш?
Берхард заглянул в расколотую кабину «Жнеца» и поморщился.
— Если ты надеялся на кусок с румяной корочкой, то уже опоздал. Чертовски пережарено, как по мне.
— Он и при жизни был суховат.
Берхард кивнул, оценив шутку, но не улыбнулся.
— Тебе лучше поспешить, мессир. Если это уханье означает именно то, что я думаю, «Вопящий Ангел» несется сюда на всех парах.
Гримберт знал об этом. Как знал и о том, что оруженосец ошибается — последний шанс покинуть собор он упустил около сорока секунд назад. В любом случае, это едва ли что-то меняет, подумал он устало, пытаясь устроить на подголовнике отчаянно гудящую голову. Нечего и думать спастись от приора, пока он находится на Грауштейне. И уж конечно нет смысла ввязываться в бой — даже при полном боекомплекте «Судья» не продержался бы против «Ангела» и минуты.
Возможно, есть и другие способы отсрочить неминуемое? Вспомнить, почему его прозвали Пауком. Сплести тонкое кружево из завуалированных угроз, намеков, посулов, лжи и лести… Набросить его на приора, пытаясь выиграть время. Может, он еще не до конца исчерпал положенный ему запас чудес?..
— Один вопрос, Берхард.
— Это должен быть короткий вопрос, мессир.
— Ты ведь знал, что Шварцрабэ — не тот, за кого себя выдает? Ты-то помнил это имя? И ту встречу в лесу?
Берхард не переменился в лице.
— Возможно, мессир.
— И ничего не сказал мне.
— Не сказал, мессир.
— Какая досада, что я истратил последний снаряд… Почему ты это сделал? Хотел втравить меня в неприятности? Наблюдать за тем, как проклятого Паука наконец уничтожат?
Берхард покачал головой. Скупой на жесты, он никогда не выкладывал в движения больше энергии, чем необходимо.
— Нет. Хотел посмотреть, как долго мирозданию будет угодно прощать тебе твои глупости.
Гримберт усмехнулся.
— И как счет?
— Ты уже задолжал ему свыше всяких пределов.
Да, подумал Гримберт, задолжал.
— Куда собрался, мессир? — спросил Берхард, когда «Судья» стал неуклюже поворачиваться среди обломков и распластанных тел. Некоторые из них сминались беззвучно, другие издавали хруст, заставлявший Гримберта брезгливо стиснуть зубы.
— Наружу. Не хочу умирать как крыса в каменной норе. Оставайся тут. Делай то, что умеешь лучше всего — прячься. Рано или поздно тут появятся другие люди. Может, у них будут рясы иного цвета или иной формы тонзура, неважно. Расскажи им все, что знаешь про Чудо Грауштейна. Про «Керржес». Про меня. Черт побери, может, хотя бы с того света мне удастся достать Герарда…
— Выходи, Паук!
Приор Герард не воспользовался радиосвязью. Микрофоны «Вопящего Ангела», способные заглушать канонаду на поле боя и гнать в атаку тысячи пехотинцев, разразились таким ревом, что на полу разгромленного собора задребезжали осколки витражей.
— Выходи или я похороню тебя прямо там!
Гримберт собирался сказать еще что-то на прощание Берхарду, но обнаружил, что того уже нет на прежнем месте.
— А ты молодец, — усмехнулся он, — Я всегда говорил, что лучшее качество для толкового оруженосца — это чутье…
— Паук!
— Отключи свои чертовы Иерихонские трубы — я уже иду.
***
«Вопящий Ангел» возвышался напротив портала и сам походил на собор — огромное изваяние из металла, украшенное крестами и символами Ордена. Бронированные наплечники-спонсоны, из которых торчали жерла осадных мортир, напоминали церковные купола, а венчающая тяжелое тело голова — капеллу. Не хватает только колоколен, мрачно подумал Гримберт. И траурного звона огромных колоколов.
«Серый Судья» остановился в полусотне футов от него. На фоне «Ангела» он казался несуразно крошечным подобием, которое, копируя отдельные узлы и пропорции, в то же время казалось созданным словно в насмешку над грозным стальным воином. Сотворенным по образу и подобию, но при этом совершенно бессильным.
— Они мертвы?
Гримберт ожидал, что приор Герард будет в ярости, однако вопрос прозвучал на удивление сухо.
— Да, — лаконично ответил он, — Оба.
Пластины, скрепляющие гнилую плоть приора, коротко звякнули:
— Поделом. Алчность никогда не доводит до добра. А эти двое были столь глупы, что готовы были украсть медный грош, сидя на груде золота. Никогда нельзя иметь дела с раубриттерами.
— Они не были хозяевами «Керржеса», — медленно произнес Гримберт, — Ты был.
Прошло несколько долгих секунд тишины, в течении которых приор Герард никак не выражал свою реакцию. Что было на его гнилом лице? Торжествующая усмешка или злая гримаса? Презрительный оскал или затаенный испуг? Гримберт дорого бы дал за возможность это узнать, однако в его распоряжении не было никаких ценностей, которые он мог бы предложить мирозданию за нее.
«Вопящий Ангел» исторг из своей луженой глотки короткий рык, в котором Гримберт не без труда распознал смешок приора.
— Глупец никогда не сможет управлять демоном. Однако было бы нечестно умалять их заслуги. В конце концов, они были теми, кто нашел «Керржеса», а это уже немало.
Он не стрелял. Осадные мортиры молчали, хоть Гримберт и не сомневался в том, что «Судья» находится у них в прицеле. В такой позиции не спасет никакой маневр, почти спокойно отметил он. Доспех бесполезен, орудийные казенники пусты. Его единственное оружие, то, которым он разил своих врагов, это слова.
— Арбория, — он произнес это слово так осторожно, как будто оно одно могло заставить сработать спусковые крючки «Ангела», — Это все началось в Арбории, ведь так? Похлебка по-Арборийски.
Выстрела не было. Возможно, он выбрал нужное слово.
— Похлебка по-Арборийски, — подтвердил приор Герард, — Быстро соображаешь, Паук. Никто из нас не получил от нее того, что ожидал, верно?
Гримберт ощутил, что его зубы складываются в злой волчий оскал, несмотря на сильно атрофированные мышцы челюсти. Будь перед ним приор Герард во плоти, он, пожалуй, мог бы пустить их в ход, настолько силен был соблазн. И плевать на то, какой вкус будет у его гнилого мяса…
— И ты еще смеешь жаловаться, клятвопреступник? Ты получил недостаточную плату за свою измену?
— Никто не получил, — тон приора был на удивление спокойным, почти примирительным, — Выгоду от заговоров получают те, кто их затевает. В выигрыше остались только сенешаль и граф Лаубер, они наложили лапы на большую часть трофеев. Ну еще Клеф, этот скудоумный дикарь, он получил город. Все прочие остались в дураках. Вместо победоносной кампании — бойня. Вместо богатой добычи — страшные потери. Я сам потерял многих тогда. Орден был недоволен — и не скрывал этого.
— Стоило направить жалобу графу Лауберу. Уверен, он восстановил бы справедливость!