— Можешь не беспокоиться за меня впредь, Берхард. Теперь я могу за себя постоять.
Это заявление не вызвало на лице бывшего наемника никаких эмоций.
— Патронов-то много?
— Патронов нет. Но я теперь не слепой калека, а это уже кое-что.
Берхард покачал седой головой.
— Железо — это всего лишь железо, — произнес он, поправляя мушкет, — Я бы лучше уповал на голову. Сообразительная голова спасет там, где не спасет железо.
Гримберт насторожился.
— Чувствуешь перемену погоды?
— Нет. Сдается мне, Старик лег в спячку и едва ли выберется из нее до весны.
— Что тогда?
Берхард передернул плечами. На облаченного в рыцарских доспех Гримберта он смотрел с каким-то непонятным чувством, отдающим презрением. Словно эта железная штука казалась ему вещью нездешней и решительно выбивающейся из привычной ему картины.
— Не знаю, — неохотно сказал он, — Чутьё взыграло. Давай, разгоняй эту наковальню, посмотрим, какова она на ходу.
***
Опасения Гримберта по поводу ходовых качеств доспеха оправдались почти сразу же. Несмотря на пристойное состояние реактора и сервоприводов трехметровый стальной великан посреди горных ущелий оказался едва ли не беспомощнее слепца.
Лишенная всяких амортизаторов кабина на ходу раскачивалась так, что уже через полчаса хода Гримберт стал малодушно помышлять об отдыхе — от тряски внутренности словно взболтались внутри. Массивные лапы с широкими ступнями должны были обеспечить приемлемое давление на грунт, но только лишь там, где он имелся, а не представлял собой смесь из прихваченного льдом каменного крошева. Вдобавок доспех страдал от неправильно спроектированной центровки, отчего его ощутимо кренило даже на незначительных спусках, а наклон свыше пятнадцати градусов представлял собой серьезную опасность.
Гримберт вел его настолько осторожно, насколько это возможно, выбирая самые ровные участки и не совершая рискованных маневров. Не столько оттого, что испытывал теплые чувства к своему механическому симбиониту, сколько из страха перед падением. Ему не нужна была подсказка Берхарда, чтобы понять — рухни махина всеми своими одиннадцатью тоннами в снег, трёх человеческих рук не хватит, чтобы поднять ее.
Берхарду вновь приходилось останавливаться, чтоб подождать его и если сперва он лишь хмурился, то ближе к темноте уже не скрывал раздражения.
— Чертова ореходавка… Знал бы я, какие следы она за собой оставляет, вернулся бы в Бра один.
Его раздражение было обосновано. Там, где злой ветер Альб быстро притрушивал снегом неглубокие человеческие следы, огромные птичьи отпечатки рыцарских лап оставались надолго. Не надо было быть даже «альбийской гончей», чтобы проследить их путь до самого дома. С другой стороны, кто осмелится напасть на рыцаря? Даже лишенные боезапаса орудия выглядели достаточно внушительной причиной, чтоб отбить у любого здешнего обитателя желание тесного знакомства.
Однако Берхард становился все мрачнее с каждой минутой. У него не было привычки болтать, он и рот-то открывал лишь изредка, чтобы отпустить какую-нибудь резкую остроту, но Гримберту невольно начало казаться, что слова проводника по поводу чутья — не пустой звук. Останавливаясь, он как-то нехорошо бросал взгляд назад, по-вороньи щурясь. Несколько раз Гримберт тоже разворачивал доспех, фокусируя черно-белое зрение на далеких скалах, но ничего подозрительного и опасного не находил. Или же не знал, на что смотреть. То, что он несколько дней провел в Альбах, говорило только лишь об опытности его проводника. И еще о весомом запасе неизрасходованной им удачи.
На ночлег они остановились в неглубокой низинке, похожей на след огромных челюстей в камне. Берхард сноровисто разложил небольшой костер из веточек, которые нарвал по дороге. Поразительно, как легко у него это выходило, учитывая, что работал он единственной рукой.
На его короткий приглашающий жест Гримберт помотал головой:
— Спасибо, останусь на ночь внутри. Здесь мороз не донимает.
На самом деле мороз донимал, и сильно. То ли внутренний термо-контроль не работал должным образом, то ли все тепло уходило через потрепанную обшивку, но он едва сдерживался от того, чтобы не лязгать зубами. Металлу холод был ни по чем, а вот человеческой плоти, спрятавшейся внутри него…
Берхард не стал настаивать. Возможно, ему не было дела до того, что станется со спутником. А может, в глубине души он, пусть и не особо сообразительный, понимал истинную причину того, отчего Гримберт не спешит выбираться наружу. Едва лишь отключив нейро-штифты, тот вновь превратится в слепого калеку, обреченного покорно плестись следом и не способного самостоятельно сделать и шага. Нет, решил Гримберт, прикусывая озябшие губы, не вылезу отсюда, пока не сделается совсем худо.
Злая ирония жизни — два калеки вынуждены полагаться друг на друга, чтобы сохранять хоть относительную жизнеспособность…
Приготовив в миске похлебку из сушеного мяса, жира и ягод, Берхард не стал греться у догорающего огня, как бывало, а быстро забросал его землей. Инфракрасные излучатели доспеха работали столь плохо, что во всех доступных спектрах Гримберт видел лишь его смутную фигуру, но не выражение лица. Но сейчас даже его поза выражала настороженность.
— В чем дело? — прямо спросил он, — Опять чутьё?
Берхард тряхнул головой.
— Неважно.
— Я же вижу, ты весь день себе места не находишь.
— Старые кости ноют. Наверно, и меня благословением Святого Бернара прихватило, мессир.
Гримберт заставил доспех присесть по другую сторону притушенного кострища. С его нечеловеческой анатомией сделать подобное было непросто, но это хоть немного сгладило разницу в росте между ними.
— Я помню, что ты говорил мне. В Альбах опасно лгать.
В инфракрасном свете мелькнула щербатая усмешка бывшего альмогавара.
— Я и не лгу, мессир. Захотел бы я солгать, сказал бы тебе, что все в порядке и беспокоиться нечего.
— Значит, нам есть, из-за чего беспокоиться?
— Есть.
— Так из-за чего?
— Здесь, в Альбах, есть много опасных штук. Коварные ледники, обвалы, высокогорные ветра, старые мины… Но по-настоящему беспокоиться надо только из-за одного. Из-за человека.
Гримберт сразу же насторожился.
— Человек? Ты видел кого-то?
Берхард задумчиво поворошил пальцами теплую золу.
— Хотел бы я ошибаться, мессир. Но очень уж это похоже на погоню.
Часть 3
Гримберт ощутил, как лязгнул вхолостую патронник пушки. Жалкий доспех не мог похвастаться интуицией или чувствительностью «Тура», но тревогу хозяина он распознал безошибочно.
— Что?!
— Их несколько. Самое меньшее, трое или четверо. Но скорее всего больше. Идут за нами уже два дня. Держатся вдалеке, вблизи не показываются, но у меня глаз пристрелянный. Сам многих тут выследил…
— Уже два дня?! Почему ты не сказал мне?
— А если бы сказал? Что это изменило бы?
Гримберт осекся. Все верно. Ничего не изменило бы. Он все равно пёр бы с настойчивостью фанатичного паломника к Бледному Пальцу — ради одного лишь смутного призрака удачи. Зыбкого шанса осуществить месть, который рассыпался ледяным крошевом у него в ладонях.
— Они точно идут за нами?
Берхард растер золу между пальцев и отпустил в воздух. Та исчезла без следа — частицы пепла были слишком мелки для слабых сенсоров доспеха, особенно в наступающих сумерках.
— Выходит, что так. Не хотели бы идти следом, давно пошли бы другой тропой. Тут троп много. Только вроде как они к нам привязались, словно тифозная вошь.
— Грабители?
Берхард состроил гримасу, которую Гримберт легко мог разобрать. Едва ли грабители. Грабители в Альбах не настолько дерзки, чтоб преследовать свою цель несколько дней, к тому же, если это — защищенный доспехами рыцарь. А еще грабители никогда не сбиваются в большие отряды, тем больше они тем самым привлекают к себе внимания и тем сложнее ускользнуть от егерей.
Гримберт настроил фокус рыцарских сенсоров на максимум и взглянул в ту сторону, куда прежде с беспокойством посматривал его проводник. Разумеется, ничего не увидел. С наступлением темноты Альбы превращались в россыпи угольно-серых теней с острыми зазубренными контурами. Со ста метров не рассмотреть и ставшую лагерем армию.
Лаубер. Это слово колючим стальным шипом коснулось затылка. Словно примериваясь, куда лучше вонзиться. Он долго шел по следу Гримберта и, убедившись, что след уводит в горы, решил не останавливаться. Наверняка у него есть все, что нужно для хорошей охоты — опытные проводники и загонщики, запас топлива и провизии. А еще — походный набор пыточных инструментов. Впрочем, нет. Лаубер — основательный и дотошный даже в мелочах человек. Он не станет пытать своего врага здесь, в негостеприимных горах. Скорее, распорядиться отвезти его в Женеву, туда, где он сможет приступить к процессу обстоятельно и без спешки… Гримберт, мысленно заворчав погасил эту мысль, представив, как засыпает ее снегом.
— Что еще можешь сказать? — кратко спросил он.
Берхард колебался недолго.