— Ты неубедителен. Их по манде пустили еще лет десять назад
— Поэтому и сказал, что не поверите, — устало вздохнул Гаспар. — Хотя мы тоже мертвы, но это нам не особо мешает.
— Вот только вас-то, сука, не развеяло по всему Ведельвену, — проворчал Эндерн.
— Я видел их… — Гаспар осекся, поморщился. Пальцы чародейки на его плечах ощутимо напряглись. — Он, — менталист кивнул на Карима, — видел их собственными глазами. Даже разговаривал и жал руки в анрийской гостинице «Империя». Они там постоянно устраивают собрания. Скоро состоится очередное, куда должен был отправиться и Финстер, но я не знаю, когда. И состоится ли оно вообще из-за его смерти. Саид ар Курзан умчался в Ландрию предупреждать соратников в деле борьбы против кайзерского режима.
— Ну так, значит, хорош сиськи мять! Возвращаемся в Боже храни Империю! — радостно объявил Эндерн, легко подскакивая на ноги.
— Нет, — твердо возразил Гаспар, закрыв глаза. Заботливые пальцы чародейки усыпляли. Или это накатывало постыдное бессилие после очередного «допроса»? — У нас еще одно незаконченное дело.
— Да ты заебал… — мученически простонал Эндерн, хватаясь за голову. — Мы сделали, зачем нас послали, че те, сука, еще надо?
— Пока я не вскрою этого свидетеля, я никуда не уеду, — упрямо повторил Гаспар то, что повторял уже второй день.
Жозефина обняла его за плечи, плотно прижалась к нему упругой грудью, склонилась и горячо, нежно прошептала в самое ухо, касаясь губами:
— Тогда я сама тебя убью, ты, victime d'avortement. Compris?
Гаспар невесело рассмеялся, но тут же застонал от острой боли в висках и затылке.
— Все равно о нем рано сейчас думать, — прошептал он, отдаваясь успокаивающему женскому теплу. — Да и, честно, не он меня заботит. Среди «новых» есть кто-то… очень опасный. Они зовут его Машиах.
— С каких пор эти педики сектой стали? — ухмыльнулся Эндерн, скрестив руки на груди.
— Он не похож на сектанта, — возразил Гаспар. — Но я не сказал бы, что он читал хотя бы один их труд или программу. При этом у него так подвешен язык, что мне до сих пор хочется встать и идти бороться за светлое будущее менншинских рабочих и крестьян.
— И все? Из-за того, что кто-то там балаболит…
— Эндерн! — резко перебил его менталист и пожалел об этом. — Он всего один раз поговорил с этим Каримом, который до этого чуть не сдал собственного брата за связи с «новыми». А после Карим загорелся идеями новых порядков и свержения монархии на мировом уровне!
— Ну и че? — оборотень потер небритый подбородок. — Знаешь, сколько таких недовольных кругом? Стоит им пообещать свободу, равенство, братство, а заодно избавить от вот здесь засевших царей, султанов, королей, попов да графьев с баронами, они тебе хоть горы свернут. Идея, она, сука, как пожар: стоит искре в сухое попасть — хер остановишь.
— С каких пор ты подался в философы? — спросила Жозефина, хитро сощурив глаза.
— А как с вами, идиотами, связался, — отмахнулся Эндерн. — С вами, сука, либо в философы, либо в гроб. И вообще, валить отсюда надо. А то пока вы языком начешетесь, этот жмур вонять начнет.
— Только никаких порталов, — предупредил Гаспар. — Я его не переживу.
— Это понятно, — кисло проворчал оборотень, подтягивая рукава. — Опять мне тащить тебя на горбу. Скоро по тридцатке за каждую ходку брать буду!
— В прошлый раз было двадцать.
— Инфляция, мать ее. Ну, поднимай жопу, сыроед!
***
— Я ничего не вижу, — раздраженно проворчал Гаспар.
— А нахера тебе видеть? Это я тебя тащу, а не ты меня, — не менее раздраженно проворчал Эндерн в ответ. — Ты цырлами шевели.
Жозефина вздохнула, но не подумала оборачиваться. Она видела улицу вторым зрением, поэтому не испытывала никаких проблем с ориентированием и вообще давно уже забыла, что такое беспомощность в кромешной тьме. Однако нытье Гаспара, монотонно тянущееся уже несколько минут, начинало раздражать чародейку. Она понимала, что тому плохо, хоть имела слабое представление о его мучениях с постоянной головной болью и никогда не желала ему зла, но плаксивость мужчин откровенно бесила. С ноющим мужиком чародейке обычно хотелось сделать что-нибудь… неприятное. Хотя тут все зависло от его привлекательности. Иногда лучший способ заткнуть плачущегося мужика — дать ему грудь, чтобы он увлажнил ее своими горькими слезами. Но Гаспар не заслужил этого. Жозефина все еще злилась на дурака, который едва не отправился на тот свет по собственному желанию. Она не сомневалась в возможностях Гаспара, но гордыня, мальчишеское желание доказывать всем собственную исключительность и ребяческий страх перед тем, что кто-то сочтет его слабым, вызывало у чародейки желание хорошенько того выпороть. И не ради прелюдии, а как в детстве. Потому что в детстве его пороли явно мало.
— Отпусти меня, — заканючил Гаспар. — Дальше я сам.
— Тха! Чтоб ты себе башку расшиб, а Графиня мне яйца оторвала? Пошел-ка ты на хер! — огрызнулся Эндерн. — Будь мужиком и заткнись уже. Мы почти пришли.
— И как ты только успеваешь найти себе приятелей?
— Надо с бабьем кувыркаться меньше, а делом заниматься больше, — самодовольно рассмеялся оборотень. Жозефина сделала вид, что не расслышала очевидный намек.
— Они хоть надежные? Не сдадут нас?
— А ты думаешь, им есть дело, кто в их ночлежке кантуется? Они сами-то не вспомнят, как там оказались, а уж кто рядом валялся — тем более.
— Merveilleux! — недовольно буркнула чародейка. — Замечательная компания нищих пьяниц и наркоманов, вонь, блохи и прочая антисанитария.
— Добро пожаловать в реальный мир, Графиня! — мерзко захихикал Эндерн.
— Да что ты обо мне знаешь? — фыркнула Жозефина.
— Нихрена, — отрезал полиморф. — И, не поверишь, даже знать, сука, не хочу.
— Стойте! — чародейка вдруг замерла, вскинув руку, и напряглась. По коже пробежал неприятный холодок.
— Ну чего еще? — проворчал Эндерн почти в спину Жозефины.
— Чувствуете?
— Чувствуют только хер в жо… — оборотень прикусил язык. — Че за херня?
Он тоже ощутил ледяное дуновение ветра.
Жозефина усилила свое зрение. Сумерки, в которых она видела шамситскую улицу, рассеивались, очертания домов плыли и сливались с общим фоном серого марева, там и тут проступали красноватые фигуры и точки — люди и грызуны в подвалах. Между пальцев настороженной чародейки затрещали змейки молний.
И все же его появление оказалось полной неожиданностью. Он выплыл из сумрака, возник совершенно внезапно в нескольких десятках шагов от Жозефины. Человеческая фигура, охваченная радужным свечением, в котором преобладали переливы синего и голубого. Короткий взмах рукой, яркая вспышка ауры, повеяло пронизывающим холодом.
— Назад! — успела взвизгнуть чародейка и толкнула Эндерна на стену ближайшего дома.
Из земли прямо под самыми ногами стремительно вырос частокол ледяных глыб с острыми вершинами, заперший всех троих в плотном полукольце. Ото льда исходило слабое радужное свечение магии. Гаспар вскрикнул, ударившись о стену дома. Выматерился Эндерн, придавливая менталиста. Жозефина устояла на широко расставленных ногах, раскинула обвитые змеями бегающих молний руки, готовая сбить новые ледяные шипы. Но продолжения не последовало. Все затихло. Лишь слегка потрескивал веющий морозом лед и щелкали молнии.
Гаспар мучительно простонал, сдерживая рвущийся наружу крик. Эндерн помянул ближайших родственников напавшего колдуна и изощренный способ сношения с ними. Жозефина выдохнула облачком пара, выгоняя напряжение, страх и волнение. Осторожно переступила, приблизившись к стене льда, заключившей их в плотный кокон, прикоснулась к ней ладонью и тут же одернула — та была обжигающе ледяной. Чародейка отступила, встала в твердую стойку, собрала энергию арта в правую руку.
— Закройте лица, — велела она.
— Че?.. Ох, еб!.. — сдавленно пискнул Эндерн.
Жозефина ударила со всей мощи своего арта. Зачарованный лед зазвенел, взорвался ледяной крошкой, тысячей мелких осколков и брызг воды. В стене образовалась брешь, с тающих краев которой закапала шипящая капель. И вдруг лед затрещал, задрожал. Кусок глыбы оторвался от преграды и устремился в спину чародейки. Та с полуоборота сбила его молнией. Но тут же в нее полетела еще одна острая сосулька. Жозефина увернулась, сбила молнией следующую, за ней еще и еще. Один из шипов внезапно сменил курс и полетел в прижавшегося к стене Эндерна. Полиморф хотел пригнуться, но было поздно: острый ледяной шип почти вонзился ему в лицо и разлетелся мелкими ледышками. Эндерн выругался, отплевываясь и отряхивая ледяную крошку, сделал резкое движение правой кистью. В рукаве щелкнули шестерни пружинного механизма, нож выскочил в ладонь. Полиморф выставил его вперед, свирепо сверкая янтарными глазами, закрыл собой свернувшегося на земле Гаспара.
На окаменевшем лице чародейки не дрогнул ни один мускул, лишь яркий бирюзовый свет, заполнивший глаза, вспыхнул чуть ярче. Жозефина раскинула руки и вдруг закружилась, подскакивая вверх и зависнув в воздухе. Разряды молний с агрессивным щелчком пробежали по оставшейся ледяной стене, кроша ее в мелкие ледышки. Эндерн заорал, пряча лицо.
— Ненавижу, блядь, артунов! — прорычал он, когда все закончилось.
Жозефина медленно опустила на землю, откинула назад волосы и увидела колдуна. Он стоял в нескольких шагах, излучая спокойствие, арт безмятежно переливался синим и голубым. Жозефина не видела этого, но отчего-то не сомневалась: колдун улыбался.
— Здравствуй, Мари, — сказал он ласково.
Чародейка вздрогнула. Где-то внутри заклекотал непозволительный сейчас гнев и страх.
— Ты… — прошипела Жозефина, набирая полные ладони молний, и метнула их почти без замаха.
Наверно, они достигли бы своей цели, если бы не разбросанные по улице ледышки, которые вдруг подскочили и мгновенно собрались в стенку, укрывшую чародея. Молния разбила стенку, ее осколки разлетелись в стороны, но буквально тут же вернулись к колдуну и закружились вокруг него. Жозефина метнула еще пару молний, но без толку: криомант сбил их льдом. Чародейка бессильно выдохнула, стараясь не поддаваться гневу. Чародей оставался невозмутимо спокоен.
Жозефина шагнула в сторону, закрывая напарников от колдуна.
— Эндерн, забирай его и беги, — приказала она, не спуская с чародея глаз.
Полиморф не стал перечить.