— Ну-ну, ты слишком напряжен, расслабься, mon petit héros, — прошептала она, разминая его шею и плечи. — Не бойся. Я не сделаю тебе плохо. Тебе будет хорошо. Нам обоим будет хорошо.
Андерс судорожно вздохнул и размяк, подчиняясь ласкающим пальцам и голосу. Подумал, что он идиот, самый конченый кретин. Раз уж это видение Турма, чего теряться? Если они все будут такими, он согласен. Во всем нужно искать светлую сторону.
Андерс опустил дрожащие руки на талию смелой красавицы, погладил ее и немного смутился, нащупав большим пальцем на левом боку, там, где шел витиеватый узор татуировки, грубый рубец. Нимфа вздрогнула, нехорошо сощурила глаза, кокетливо грозя наставленным пальчиком и, пока он ничего не осознал, завела его руки себе на крепкие ягодицы. Андерс уловил намек и жадно схватился, наслаждаясь их упругостью и гладкостью, запрещая себе думать, что у совершенной богини могут быть недостатки.
Она привстала, хищно и ненасытно улыбаясь, нашарила ладошкой перенапряженный от нетерпения член и насела, принимая его в узкое горячее лоно. Насадилась медленно, мелко подрагивая и тихонько ахая, замерла, давая возможность обоим насладиться приятным ощущением, усиливая его напряжением мышц.
— Я сделаю все, что ты захочешь, — пообещала она, начиная неспешно двигаться вверх и вниз. — А ты? Ты сделаешь, что хочу я? Мon magicien… Мon doux garçon… Мon amoureux de conte de fées… Мongéant… Mon… bien… — прерывисто выдыхала она, ускоряя темп и помогая себе бедрами. — Боже, как сладко… — зашептала она, закатывая глаза под полуприкрытыми дрожащими веками, и вдруг сильно обхватила ладонями его лицо, склонилась над ним, касаясь влажным лбом. — Va me faire foutre! — зло потребовала она сквозь стиснутые зубы. — Мe donner une fessée!
Андерс исполнял требование обезумевшей от похоти, скачущей на нем любовницы, шлепая по крепкому заду.
Та стонала, пищала и кричала, задыхаясь от восторга, вода щедро выплескивалась на пол через край. А он расплывался в безумно-идиотской улыбке влюбленного мальчишки и не сомневался, что прикажи она прыгнуть в пропасть, он, счастливый, сиганет туда со свистом.
***
Гаспар сидел в кресле в кабинете Элуканте, мрачный и хмурый, словно туча. На подлокотнике стояла опустевшая стопка, которую он задумчиво крутил пальцами за тонкую ножку. Деканус сидел за рабочим столом и нервно вздыхал, перебирая большими пальцами рук, сложенных на выпуклом животе. Мрачность тьердемондца давила на магистра, но он в кои-то веки не ненавидел и даже в какой-то мере сочувствовал менталисту. В распутстве и непостоянстве бабского племени он убедился и не раз лично, а уж надеяться, что будешь трахать бесстыжую ведьму только ты один — вообще верх глупости.
Так они и сидели в молчании, ожидая, когда колдунья кончит допрос с пристрастием. Элуканте даже не заикался о нарушении протокола, о том, что допрос проходит без присутствия секретаря. Хотел возмутиться, но ведьма так взглянула на него и заявила что-то про то, что тот будет на подхвате, если ей покажется мало, что деканус просто вспыхнул со стыда и поспешил удалиться, пока гнусные пошлые фантазии окончательно не добьют его.
А потом дверь тихо, как бы извиняясь за нарушенную звенящую тишину, приоткрылась, и в кабинет, заполненный голубоватым, с радужными переливами светом, проскользнула Жозефина. Элуканте не скрыл своего удивления, увидев, что чародейка одета в голубое платье с длинной юбкой и скромным (по ее меркам) вырезом. Она тихо прошла по ковру, встала возле кресла. Гаспар взглянул на блондинку, вымученно улыбнулся.
— Как все прошло? — поинтересовался он с напускным безразличием.
Жозефина повела плечом. Уголок ее губ дрогнул в кислой усмешке, словно она проделала рутинную, скучную работу, давно не приносящую никакого удовольствия.
— Он все рассказал?
— Еще бы он не рассказал! — высокомерно фыркнула чародейка и скромно присела на краешек подлокотника кресла. Гаспар подвинулся, осторожно принюхиваясь. Навязчивый запах ее духов был сильнее, чем обычно. Он всегда креп после таких допросов, словно она пыталась скрыть даже малейший намек на запах другого мужчины. — Я слушать замучилась его душевные излияния, как ему тяжело жилось с раннего детства, как папа бил, а мама не любила.
— Ты же понимаешь, что его излияния нам ни к чему? — уточнил Гаспар. — Нас интересует конкретный эпизод его скорбной биографии.
Жозефина вздохнула полной грудью.
— Ты не поверишь, — повторила она его любимую фразу.
— А ты постарайся быть убедительной, — усмехнулся менталист.
Чародейка повернулась к нему, коснулась ногой колена. Гаспар заметил, что Жозефина непривычно растеряна. Не было в ней обычной самоуверенности и нахальности. Гаспару хотелось верить, что той неловко перед ним за то, что она сделала, но чародейка была не из тех женщин, которые извиняются. Даже если чувствуют себя виноватыми.
— Финстера убил никто, — тихо сказала она.
— В смысле? — нахмурился Гаспар. — Его никто не убивал? Он просто взял и сам умер, что ли?
Чародейка сердито и раздраженно посмотрела на него и дернула золотую цепочку.
— Я сказала: его убил никто, — повторила она громче и увереннее. — Тот, кто не принадлежит этому миру.
— То есть все-таки дьявол ночи? — ехидно усмехнулся тьердемондец. — Демон Той Стороны?
Жозефина жеманно закатила глазки и цокнула языком, натирая шею цепочкой.
— Нет, это был человек, — терпеливо проговорила она. — Вернее, он когда-то был человеком, а теперь… нечто иное. Неживое и немертвое. Пустота. Существо без ауры. Невидимка для второго зрения. Полный и абсолютный ноль, не восприимчивый к арту магии. Идеальный убийца чародеев.
Элуканте настороженно слушал, и ему становилось не по себе. Он, конечно, не любил чародеев арта, но не мог даже представить себе, что есть кто-то, кого они боятся. А колдунья боялась. Тщательно скрывала это, но в голосе чувствовался страх.
— Это объясняет, — продолжила она, нервно накручивая цепочку на пальчик, — почему на месте убийства были только следы арта Финстера. Он дрался, как привык, и слишком поздно осознал, что встретился с врагом, от которого можно только бежать, да и то недолго. У него не было ни шанса. Тот, кто пришел за ним, убивает без сомнений, сожалений, страха, эмоций и вопросов. И не остановится, пока не убьет.
Гаспар чародеем арта не был, зато пять лет был следователем Комитета Ложи. И за пять лет насмотрелся на психопатов с манией величия всех мастей, считающих себя воплощениями Раскольника, Князей Той Стороны и даже самого Единого, даровавшего им бессмертие для достижения высшей цели. Личный опыт подсказывал, что нет таких идеальных убийц, которых не остановила бы неидеальная пуля.
— Но как такое возможно? — Гаспар потер наморщенный лоб. — У всего есть аура. Даже у этой стопки, насколько я еще помню лекции.
— А у него ее нет, — неуютно поежилась Жозефина. — Вообще.
— Может… — менталист прищурился, глядя ей в глаза, — свидетель соврал? Или не понял, что произошло?
Чародейка спокойно выдержала взгляд, а он — нет. Отвернулся, злясь на себя за ребяческий намек.
— Мне не врут, Гаспар, — горько усмехнулась Жозефина. — Если ничего не понял он, то все поняла я. К тому же, — она ловко перебрала пальчиками мелкие звенья цепочки, — теоретически такое возможно. Поэтому так меня это и настораживает.
Чародейка немного помолчала, в нерешительности кусая губы. Гаспар терпеливо ждал. Элуканте настойчиво делал вид, что присутствует исключительно в качестве мебели.
— Жил однажды очень давно один чародей, — заговорила она наконец, подняв на Гаспара сияющие глаза. — Безумный гений, как их любят называть, не от мира сего. Каждый уважающий себя чародей рвется к власти, богатству, славе, спешит взлететь по карьерной лестнице, обставив всех соперников, а он… — чародейка потянула носом воздух, подбирая слова, — он просто хватался за самые невероятные идеи, строил отчаянные и невозможные теории и доказывал их на практике. Стал видным исследователем и теоретиком Ложи, — Жозефина усмехнулась, — которого она потом выперла за опасные бесчеловечные и противоестественные исследования, оскорбляющие Равновесие и порочащие круг. Говорили, что он стал одержим идеей усовершенствования человечества в целом и лучшей его части, прирожденных чародеев, в отдельности. Слышал о темном арте? Его открытие. Говорят, он даже описал способ, как перенести арт в тело обычного человека. Вроде бы даже подтвердил эту теорию на практике…
Элуканте надул мясистые губы. Как любой чародей Ложи, он ненавидел ренегатов. И не только потому, что предательство Кодекса и круга уже само по себе достаточный повод презирать отступника и не испытывать к нему ни малейшей жалости и сострадания. А еще и потому, что хуже осознавшего безнаказанность артиста может быть только артист, возомнивший себя богом.
— Одно время, уже после изгнания из круга, он занимался разработкой универсального оружия, — продолжала чародейка, переведя взгляд на люстру, саму по себе излучающую мягкий голубоватый свет. — Как считали, для борьбы с Ложей. Около двух лет похищал людей и ставил над ними эксперименты, делая их абсолютными нолями с разными побочными и непредсказуемыми эффектами. Готовил убийц чародеев. В конце концов, его лабораторию все-таки нашли и уничтожили, хотя сам он сбежал, инсценировав смерть. Творения большей частью уничтожили тоже, хотя некоторым, по слухам, удалось уцелеть. Официально, конечно, это опровергалось, но, говорили, Ложа исследовала их, а кое-кто считал, что пыталась использовать в своих интересах…
Деканус возмущенно кашлянул, привлекая к себе внимание.
— Прошу меня извинить, — надменно отчеканил он, — но это отвратительные и гнусные инсинуации в адрес Ложи. Я вынужден заявить протест.
— Ах, прошу, магистр, — отмахнулась Жозефина. — Неужели вы всерьез воспринимаете пустые разговоры глупой девушки? Все равно это дела давно минувших дней.
— Ага, — кивнул Гаспар. — Это было больше ста лет назад. А того ренегата, насколько знаю, все-таки загнали в угол и убили. А даже если и нет, — пожал он плечами, — если он сбежал вновь… Сколько ему сейчас? — саркастически усмехнулся менталист. — Сто пятьдесят? Двести? Триста лет? Даже артисты столько не живут. А его поделки? Абсолютные ноли обретают бессмертие?
Жозефина сокрушенно покачала головой, удрученная неловким ядом в его словах.
— Нет, конечно, — вздохнула она. — Но кто знает, сколько талантливых учеников успел воспитать великий учитель? Ты увидишься, насколько популярны теории Виссенетта среди вольных.
Гаспар проследил за ее едва заметно дрогнувшей ладонью, легшей на живот и стыдливо скользнувшей к левому боку и нервно смявшей пальцами ткань платья там, где замысловатый узор татуировки скрывал грубые рубцы, уродующие эластичную белую кожу. Он знал о них, знал, откуда они взялись, но старательно делал вид, что даже не догадывается. Она делала вид, что верит в эту ложь.
— Не удивлюсь, — коротко отозвался он и настойчиво взял ее за руку. — Значит, — вздохнул Гаспар, быстро переводя тему, — кто-то откопал его записи, сдул с них пыль и подпольно, в кустарных условиях изготовил идеального убийцу чародеев, а потом натравил его на Финстера и компанию? Зачем? Чтобы Финстер ничего не разболтал?
— Не думаю, — Жозефина высвободила ладошку из его пальцев и потянулась к цепочке. — Вряд ли кто-то так уж боялся, что Финстер заговорит. Если здесь, в Кабире, за ним стояли серьезные люди, им просто нечего бояться — даже Пауку не добраться до них. Но… — Жозефина закусила губу. — Понимаешь, есть еще кое-что. Этот убийца… он забрал его душу. Только избавь меня от сарказма. Я серьезно.
Гаспар сохранил равнодушное выражение лица.
— Такое тоже теоретически возможно? — только спросил он.
— Теоретически возможно все, на что способно воображение. Взять хотя бы тебя, к примеру.
— А что я? — насторожился Гаспар.
— Ты ведь тоже крадешь души, если так разобраться, — усмехнулась Жозефина и потрепала его по волосам. — Частички чужих личностей и чужой памяти, которые заботливо хранишь внутри своей умной головы, — она кокетливо щелкнула менталиста по лбу. — Что это, как не осколки других людей, их душ, которые — если ты будешь неосторожен и перестанешь жалеть себя — однажды захватят твой рассудок и соберутся в страшную мозаику, сделают тебя… кем-то другим?
Гаспар возмущенно вжал голову в спинку кресла.
— Глупость, — фыркнул он.
— Возможно, — улыбнулась чародейка, но тут же посерьезнела: — А если допустить, что убийца не просто отправил Финстера на тот свет, но и выкрал его память…
— Получается, кто-то кроме Паука всерьез взялся за «новых» и теперь опережает нас на два шага вперед? — закончил за нее Гаспар.
Вопрос повис в звенящей тишине, но никто на него так и не ответил.
Где-то внизу раздался страшный гул от бешеных ударов в дверь, сотрясающий стены особняка. Деканус подпрыгнул на стуле, хватаясь за сердце. Жозефина соскочила с подлокотника, вскинула руку, между пальцев заструились щелкающие змейки молний. Гаспар приложил ладонь к виску, потянулся мыслью, морщась от тупой боли внутри черепа.
Открывайте, суки, драть вас кверху сракой! — почувствовал он бешеный вопль, обжигающий чистой, незамутненной и безграничной ненавистью.