Дьявол ночи - Дьюк Александр 4 стр.


— Нет, блядь, твоей мамаше, драть ее кверху жопой! — рявкнул оборотень.

— Что вы себе позволяете?.. — набрался смелости деканус и тут же пожалел.

Как тот оказался рядом, Элуканте толком не понял. Вот только что стоял и пинал несчастный чемодан — и вот уже припер декануса к двери, собрав в охапку голубую мантию на его широкой груди.

— Не зли меня, крыса! — сквозь зубы с ненавистью процедил оборотень, сверкая хищными глазами. — Колись, где пойло держишь?

— Завязывай, Эндерн, — холодно приказал де Напье. — Твое счастье, что эти стены не пропускают звук наружу. Иначе в дверь уже ломилась бы прислуга. Но не искушай судьбу — сигили и печати не самые надежные.

Оборотень с неохотой выпустил дрожащего декануса и отошел в центр кабинета, вполголоса затягивая какой-то фальшивый мотивчик кабацкой песни.

— Кто… кто эээт-тот бандит?.. — бессильно прошептал Томаццо Элуканте, держась за сердце и опасливо косясь на спину оборотня, который, шаркнув по мягкому ворсу ковра, подошел к высокому стрельчатому окну с тяжелыми темными шторами, небрежно раскрутив стоявший у стены дорогой глобус на подставке из черного дерева.

— Ярвис Эндерн, — представил его Гаспар. — Бабник. Алкоголик. Вор. Сквернослов. Полиморф. И, как вы, магистр, тонко подметили, самый настоящий бандит. Строго говоря, крайне асоциальная и неприятная личность.

— Не пизди, сыроед, — ухмыльнулся Эндерн, повернувшись на каблуках. — Я — душка, если узнать меня получше. Просто не надо меня злить. А эта падла, — кивнул он на декануса, — меня злит! Так, — резко успокоился «душка» и принялся задумчиво поглаживать растягивающийся и тяжелеющий подбородок, — будь я жирным тупорылым мудаком, где бы я прятал бухло?

У Элуканте упала челюсть. Через несколько секунд он смотрел на себя, на свою точную копию в растянувшейся поношенной, дешевой и безвкусной одежде. Того же невысокого роста, той же тучной комплекции. С таким же круглым морщинистым, но ухоженным, гладко выбритым лицом с крупным носом и телячьими глазами. С той же обширной плешью в поседевших на висках волосах и с теми же двумя подбородками.

Деканус с ужасом смотрел на двойника, который прошелся пухлыми пальцами по Ландрии на простукиваемом глобусе, прислушиваясь к полому звуку, брезгливо поморщился. Почти в точности с таким же высокомерием, с которым делал это сам Элуканте. Затем, заложив руки за спину, грузно, неуклюже переваливаясь, прошелся вдоль стены к книжному шкафу. Деканус возмутился: он так не ходит! Да, немного грузноват — сытость, относительный покой и нескончаемая умственная работа не располагают к атлетической фигуре — но он так не ходит! Оборотень снял с полки один из томов, самый массивный и объемный, заглянул в пустой проем между книгами. Раздосадовано вернул на место. Прошел чуть дальше, заглянул в проем между шкафами, приложился ухом к боковой стенке, простучал ее костяшками пальцев. Печально вздохнул, повернулся, случайно задев брюхом бюст античного деятеля времен Старой империи на постаменте. У Элуканте замерло сердце — бюст его кумира качнулся и с грохотом упал на пол, только чудом не разбившись.

Блондинка жеманно закатила бирюзовые глаза.

— Вarbare inculte, — прокомментировала она, потерев красивую шею тонкой золотой цепочкой.

Гаспар де Напье тяжело вздохнул.

— Магистр, дайте ему выпить, прошу вас, — сказал он. — Иначе, боюсь, на одном лишь Прекизмено Ихео разрушения не закончатся. А ты, Эндерн, завязывай немедленно. Не забывай — мы в гостях.

Двойник магистра хотел возразить, но смолчал под пристальным осуждающим взглядом двух пар глаз. Только бескультурно хмыкнул и начал меняться, возвращаясь к изначальным росту и габаритам.

Деканус на одеревеневших ногах грузно прошел по кабинету, следя за пугающими метаморфозами полиморфа, опасливо обошел «супругов» де Напье, столкнувшись с подлокотником глубокого кресла, и наконец-то достиг своего рабочего стола, заставленного кипами аккуратно сложенных, выровненных по линейке документов. Немного поборовшись с внутренними противоречиями и праведным гневом, деканус открыл нижний ящик и извлек на свет закупоренную зеленую почти полную бутылку вина. Милалианского «La corona della terra», дорогого его сердцу вина, напоминающего о давно забытой родине.

Эндерн взглянул на бутылку, желтые глаза хищно загорелись. Он быстро приблизился к столу, жадно схватил бутылку, вцепился зубами в упрямую пробку, невнятно бормоча ругательства, и откупорил ее с характерным звуком. Вино плеснуло на ковер. Эндерн с силой прицельно выплюнул пробку, угодив прямо в горделивый, на античный манер красивый профиль Максимилиана Ванденхоуфа. На круглых красных щеках декануса вспухли желваки. Оборотень не придал успеху значения и с жадностью присосался к горлышку, запрокинув голову. Кадык задвигался с поразительной быстротой.

— Наконец-то! — протяжно отрыгнул Эндерн, отлипнув от осушенной наполовину бутылки. — Три, сука, недели…

— Не ной, Эндерн, — недовольно поморщился Гаспар.

— Да пошел ты, жлоб тьердемондский! — огрызнулся оборотень. — Ты-то три недели мял Графине сиськи, кувыркался с ней на пуховых перинах и жрал с барского стола, а я шестеркой жался по обоссанным углам да таскал графинины шмотки! У нее одних кальсонов на дивизию шлюх! — возопил он и заглушил обиду долгим глотком.

— Сulottes et bas propres! — в притворном возмущении поправила Жозефина, задетая грубым незнанием наименований вещей женского гардероба.

— Да похеру чем дырку закрываешь!

Блондинка, хитро прикрыв правый глаз, показала оборотню язычок, выставила присогнутую в колене правую ножку, игриво подтянула юбку, приобнажая бедро, и резко одернула ее, дразня бессовестно заинтересовавшегося Эндерна кокетливо наставленным пальчиком. Элуканте попробовал стоически убедить себя в том, что под юбкой у распутной девки панталоны все же есть, просто бесстыже короткие.

— Прошу извинить за этот цирк, — скупо улыбнулся де Напье, глядя на декануса с сочувствием. — Мы не самая приятная компания. Однако Паук отплатит вам за все хлопоты и неудобства, которые мы доставим и причиним. В этом можете не сомневаться.

Деканус испуганно вздрогнул. «Паук отплатит» — фраза, которую не хочется слышать не то что в ночных кошмарах, она наяву вызывает оторопь.

Гаспар вяло покрутил головой, разглядывая стены кабинета.

— Что скажешь? — спросил он блондинку. Та легкомысленно пожала белыми плечиками.

— J'ai déjà dit, — промурлыкала она, — слабий… peu fiable. Ста-а-вить… — неуверенно протянула она, морща лоб и нетерпеливо прищелкивая пальчиками, — un amateur, — невинно стрельнула она глазками в декануса, мило улыбаясь.

Элуканте не сдержался и оскорбленно фыркнул, выпятив для значимости живот. Он, между прочим, магистр четвертого круга, выпускник Университета с отличием и эксперт среди академиков по наложению печатей и сигилей, а какая-то расфуфыренная пустоголовая девка смеет критиковать его работу?

— Сумеешь подправить? — хитро глядя на свою пассию, поинтересовался Гаспар, точно бросил вызов.

Жозефина плавно отстранилась от него, блеснула бирюзой мстительно прищуренных глаз и надменно задрала носик, демонстративно поворачиваясь к нему спиной и махнув по лицу пышной шевелюрой. Де Напье, криво усмехнувшись, слегка покачнулся на нетвердых ногах. Эндерн, отвлекшись от бутылки, нагло вылупился совиными глазами на зад блондинки и мерзко осклабился.

Она отошла на пару шагов, встала, плотно прижав ноги друг к другу, расправила плечи, встряхнула звенящими от браслетиков и цепочек руками, набрала полную грудь воздуха и осторожно выдохнула ртом, выгоняя из тела напряжение. Затем сложила ладони на уровне живота, прикрыла глаза и, полностью расслабленная, коротко хватила ртом воздуха, затаила дыхание и замерла в этой ненадежной позе. Элуканте прищурился, с подозрением уставившись на блондинку. Какое-то время ничего не происходило, Жозефина просто стояла посреди его кабинета, неподвижная и бездыханная, как фарфоровая кукла. Но потом деканус почувствовал тревожное тепло на груди — навязчиво грелся купритовый медальон, предупреждающий о чарах. Пшеничные волосы Жозефины колыхнулись. Дрогнули прикрытые веки. По сосредоточенному кукольному личику прошла едва заметная тень напряжения. Блондинка коротко вдохнула носом, начала медленно и очень осторожно поднимать сомкнутые ладони по идеально прямой линии. И сама приподниматься следом, привставая на носочки туфелек. Лежащие на ее плечах густые волосы пришли в неестественное движение.

Элуканте стиснул зубы. Его затрясло. Но не от похотливого и непристойного возбуждения, вызванного бессовестной манипуляцией низменными инстинктами и рефлексами мужского тела. Его затрясло от ненависти. Бесстыжая шлюха была не просто шлюхой. Она была чародейкой арта! Проклятой ведьмой! Как любой академик Ложи, магистр Элуканте ненавидел чародеев арта и ненавидел вдвойне чародеек. Избалованные выродки, пережитки прошлого, которых зачисляют в Университет бесплатно и на льготных условиях, преподавательский состав смотрит сквозь пальцы на все их разгильдяйство, носится с ними, чуть ли не задницы подтирает, вытаскивает на экзаменах, а при вступлении в Ложу — они еще и мгновенно взлетают по карьерной лестнице до невиданных высот. Особенно ведьмы, которым для успеха всего-то нужно раздвинуть ноги перед влиятельным любовником из Собрания или вовремя сунуть язык между раздвинутых ляжек любовницы. Томаццо Элуканте честно и верно служил Ложе двадцать два года и все чего он добился — четвертый круг и должность декануса. А в итоге Ложа за верную службу и вовсе выслала его из столицы в проклятые пески Кабира за какое-то ничтожное и мелкое нарушение. А эта сука… этой шлюхе…

Элуканте почувствовал легкое покалывание на шее, вздыбились наэлектризованные волосы на затылке. Жозефина воспарила в нескольких дюймах над полом, воздев сомкнутые ладони высоко над головой, делая короткие, будто пугливые вдохи. От кистей пробежали вниз тонкие змейки щелкающих молний, оплетая изящные руки по всей длине. Элуканте вздрогнул от пробежавшей по телу неприятной колючей волны. А потом чародейка медленно развела руки в стороны. Пахнуло озоном. Медальон запульсировал теплом. Хмурый деканус невольно выпучил глаза, привлеченный яркими красками, постепенно проступающими на стенах и потолке кабинета. В обе стороны от парящей над полом чародейки пробежали невидимые потоки энергии, проявляя и зажигая одну за другой наложенные деканусом охранные печати. Сигили и руны вспыхивали на краткий миг, переливаясь всеми цветами радуги, и угасали, наполняя кабинет звенящей, давящей, непроницаемой тишиной.

Кукольное личико Жозефины расслабилось, губы дрогнули и приоткрылись в удовлетворенной улыбке. Блондинка облегченно и протяжно выдохнула, открывая светящиеся ровной, холодной потусторонней бирюзой глаза и плавно, легко, будто невесомая, опускаясь на землю. Какое-то время глаза продолжали светиться, неестественно выделяясь на белом личике чародейки, но потом стремительно угасли.

— Красиво, почти как бабья жопка, — глухо прокомментировал Эндерн, хлебнув из горла и косясь на чародейку, и вернулся к разломанному чемодану.

Жозефина хлопнула ресницами, широко улыбнулась и, довольно щурясь, оглядела проделанную работу. Огладила ладошками вздыбившиеся волосы, расправила липнущую к ногам юбку, ловко подпрыгнула и потопала каблучками туфель — напитавшиеся силой печати с жадностью поглотили звук.

Гаспар де Напье пару раз хлопнул в ладоши, прислушиваясь. Удовлетворенно кивнул и без спроса, по-хозяйски подошел к глубокому мягкому креслу, с облегчением повалившись в него под грузом собственного тела.

— Теперь можем и поговорить, — глухо объявил он. — Садитесь, магистр.

Элуканте помялся, растерянный столь великодушным предложением. Искоса глянул на Эндерна, разлегшегося на мягком ковре на боку возле поверженного багажа. Полиморф хлебнул из бутылки, нашарил цилиндр и водрузил его на лохматую башку. Повозился с ним, решая, как он лучше сидит, и сдвинул на глаза. Чародейка энергично повернулась на носках туфель и задефилировала к креслу. Эндерн задрал голову, уставившись снизу-вверх на прелестно качающуюся под юбкой корму Жозефины. Та украдкой завела ручку за спину и показала оборотню неприличный жест, кокетливо покрутив средним пальчиком. Ярвис беззлобно ухмыльнулся и приложился к бутылке.

— Полагаю, вы знаете, с какой целью мы прибыли? — спросил Гаспар, когда Элуканте уселся на стул за рабочим столом. Вернее, упал, не устояв на предательских ногах. Ему казалось, что ненависть к ведьме позволит выстоять против ее мерзких любовных чар. Он ошибался.

— В-в общих чертах, — кашлянул деканус, сопротивляясь неестественным порывам глядеть на чародейку, которая встала слева от кресла и заботливо положила руку на плечо тьердемондца, широко ему улыбаясь.

Элуканте внутренне возмутился: все-таки он считал себя галантным мужчиной, некогда вхожим в лучшие салоны столицы, и усесться самому, не предложив место даме хотя бы из вежливости… Впрочем, распутная ведьма, судя по всему, не сочла себя оскорбленной и привыкла стоять. Действительно, откуда у продажной девки, торгующей ради выгоды собственным телом, взяться самоуважению?

Внимательнее присмотревшись к де Напье, деканус наконец-то понял, что пьяный блеск в его глазах не наигранный. Тьердемондец действительно был либо пьян, либо принял что-то более крепкое и постыдное.

— Мне сообщали, что подробности передадите вы при личной встрече, — вслух произнес Элуканте.

— А что передаст приехавшая в Кабир сорить родительскими деньгами на срамные утехи и незаконные развлечения распущенная молодежь, плюющая на мораль, общественное мнение и святость брачных уз, а, магистр? — тихо рассмеялся Гаспар. — Ровным счетом ничего.

Элуканте хмуро посмотрел на слишком уж проницательного для пьяницы тьердемондца, побарабанил по столу пальцами.

— Не доверяете?

— Отчего же, — вяло пожал плечами де Напье. — Мы с вами в одной паутине, но у каждого из нас своя роль. От вас требуется лишь молчание, посильная помощь и порицание разврата и морального разложения. Последнее у вас получается очень натурально, магистр.

Элуканте поджал губы.

— Я не…

— Полноте, магистр, — махнул рукой Гаспар. — Все прекрасно видели ту маленькую и приятную сценку в вашей гостиной. Мы сыграли свои роли, вы — свою. Надеюсь, и в дальнейшем не выйдем из наших образов.

Жозефина подняла на декануса личико, одаривая его красивейшей из улыбок и красноречивым взглядом ярких бирюзовых глаз. Элуканте сглотнул.

— Напрасно опасаетесь и не доверяете, — высокомерно заявил он. — Я верен нашему общему другу. А мои слуги…

— Если бы мы вам не доверяли, магистр, нас бы тут не было. Впрочем, вас тоже, — жестко возразил де Напье. — Но осторожность и предусмотрительность лишними не бывают.

— Это ты за себя звони, сыроед, — лениво подал голос с пола Эндерн. — Я этой крысе не доверяю. Лучше в бане мыло уронить, чем ему поверить.

Элуканте опасливо покосился на злобного ублюдка. Мог бы сделать замечание о его богатом тюремном опыте, но побоялся. Деканус все еще помнил ту бешеную, ничем не мотивированную вспышку агрессии и безумные от ненависти звериные глаза. Он читал, что столь редко встречающиеся даже в былые времена чародеи-полиморфы крайне неуравновешены — из-за специфики и особенностей их непостоянной натуры. Поэтому их действительно лучше не злить лишний раз.

Гаспар предупреждающе поднял руку и вдруг болезненно зажмурил глаза, крепко поджимая губы. Ладошка Жозефины скользнула по его плечу к шее, пальцы погрузились в черные волосы, принялись ласково и заботливо поглаживать голову.

— Вам писали, — напряженно продолжил тьердемондец, — чтобы вы подготовили для нас некоторые сведения. Вы справились со своей задачей?

Назад Дальше