Элуканте выпрямил спину. Хотелось бросить что-нибудь высокомерное, но он сдержался. У него был лучший способ уесть зарвавшихся «агентов». Деканус встал, ни слова не говоря, вышел из-за стола и, грузно, неуклюже переваливаясь, заложив руки за спину, подошел к портрету Максимилиана Ванденхоуфа. Немного поразмыслив, все-таки бережно снял его со стены. Эндерн, молча следивший из-под полей цилиндра цепкими желтыми глазами, ухмыльнулся — за портретом находился тайник. Деканус оттянул ворот мантии, извлек висевший на шее купритовый ключ, вставил его в скважину и несколько раз провернул против часовой стрелки. Открыл стальную дверцу так, чтобы любопытные совиные глаза выгнувшего шею полиморфа не узрели содержимое тайника, украдкой вынул стопку перетянутых голубой тесьмой листов бумаги. После чего быстро закрыл дверцу, поспешно спрятал ключ и, держа под мышкой секретные депеши, недолго повозился, возвращая портрет на законное место.
— Вот, — протянул он бумаги тьердемондцу. Тот расслабленно сидел с закрытыми глазами, откинувшись на мягкую спинку кресла, и млел от ласкающих движений пальцев чародейки в его волосах. Открыл глаза не сразу и еще какое-то время рассеянно блуждал по тучной фигуре декануса взглядом.
Гаспар перенял бумаги, развязал тесьму и, моргнув пару раз, сосредоточенно уставился в них, бегло просматривая каждый лист. Светящаяся невинным любопытством Жозефина легко оперлась ладошкой о его плечо и плавно наклонилась, демонстрируя завораживающую гибкость тела. Деканус, незаметно фыркнув, отвернулся, закладывая руки за спину. А потом и вовсе прошел за свой рабочий стол.
— Incroyable, maître! Oh, tout simplement génial! — прощебетала чародейка, разогнувшись и сияя холодной бирюзой глаз.
— Действительно, — покивал Гаспар де Напье, отрываясь от бумаг. — Присоединяюсь к поздравлениям, магистр.
Эндерн пренебрежительно фыркнул, не соизволив подняться с пола. Лишь подцепил кончиками пальцев белый кружевной чулок, выглядывавший из пробоины в чемодане, растянул его на всю длину и удивленно присвистнул. А потом зашвырнул на люстру. Чародейка ахнула и сердито засопела на ухмыляющегося оборотня.
Томаццо отметил вяло качающийся на люстре чулок с обреченностью мученика и опустился на стул, сохраняя каменное выражение лица исполнительного винтика огромной, безупречно функционирующей бюрократической машины Ложи, коим является каждый деканус. Хотя, конечно, приятнее ему было ощущать себя маленьким паучком в собственной скромной паутинке интриг и заговоров. Это неимоверно грело самолюбие и подчас приносило не меньшее удовольствие, чем созерцание женского тела. Даже если это тело принадлежит ненавистной ведьме арта.
— Только боюсь, — ровным голосом заметил Элуканте, — эти бумаги боле не представляют особой ценности.
— Простите? — насторожился Гаспар. Глаза чародейки, впившиеся в декануса, подозрительно сузились.
— Боюсь, вы опоздали.
— Э, ты чего там лепишь, клоп плешивый? — огрызнулся с пола Эндерн. К счастью, благодаря усиленным печатям, глухо и как будто издалека.
— Хуго Финстер, — спокойно пояснил Элуканте, — больше известный в Шамсите под именем Уго ар Залам, мертв.
Гаспар де Напье резко выпрямился, подался вперед и замер в кресле, напряженно вцепившись пальцами в подлокотники. Жозефина положила обе руки ему на плечи, с неподдельной тревогой глядя на тьердемондца, будто в любую секунду готовая держать его, если тот начнет падать. Ярвис Эндерн глупо моргнул желтыми глазами в тени цилиндра, упал вдруг на спину и кретински заржал.
— Оооо, вашу ж мать!.. — весело протянул он.
— Tais-toi, putain debite! — рявкнула чародейка, бросив на него свирепый бирюзовый взгляд, в котором проскочила молния.
Эндерн заткнулся.
— Сведения надежные? — уточнил де Напье, явно надеясь на обратное.
— Надежные, — чопорно кивнул Элуканте. — Я лично свидетельствовал факт его смерти. Два дня назад на улице неподалеку от Сат-Хакфи. Вот уже месяц меня вызывают на места преступлений.
Гаспар бессильно откинулся на спинку кресла и сморщился, стискивая зубы. Жозефина, быстро обойдя подлокотник, втиснулась между его широко расставленных ног и принялась растирать ему виски кончиками пальцев. Элуканте, хоть и отметил необычайно прелестный вид на склонившуюся чародейку сзади, всерьез озаботился состоянием тьердемондца. Но вопросов задавать не стал.
— Как он погиб? — слабым полушепотом спросил Гаспар. — Кто его убил?
— Магистр Хуго Финстер, — подчеркнул деканус по традиции, согласно которой любому мертвому ренегату возвращался его статус полноценного чародея Ложи, — скончался от ножевого ранения в сердце. Удар был всего один и смертельный. Действовал профессиональный убийца. К сожалению, более достоверной и конкретной информацией я не располагаю. Магистра Финстера и три тела неизвестных обнаружили рано утром. После чего вызвали меня, поскольку я являюсь единственным чародеем в Шамсите. С официальными полномочиями, разумеется. Несмотря на недоверие султанских властей к Ложе, официальное следствие сочло совместные действия вынужденной мерой для успешного раскрытия совершенного преступления.
— С каких пор крыс из Ложи зовут на мокруху? — подозрительно поинтересовался полиморф, вновь улегшийся на бок.
— С таких, гражданин Эндерн, — подчеркнуто вежливо и терпеливо пояснил деканус, — что согласно статье семьдесят три параграфу восемь Кодекса Ложи и статье два параграфу первому Приложения о Гражданском Содействии любой гражданин любого государства имеет право и обязанность обратиться к представителю Ложи или лицу, имеющему соответствующие полномочия, если гражданин подозревает или имеет неоспоримые свидетельства факта магического вмешательства.
— Аааааа, — со значением протянул Эндерн, — Кодекс Ложи надо чтить, — и поднял бутылку за чародейскую юриспруденцию.
— И какие же свидетельства обнаружили вы, магистр? — спросил де Напье окрепшим голосом. Чародейка разогнулась, он с благодарностью кивнул ей, потирая левый висок. Жозефина отошла в сторону и, аккуратно толкнув бедром ногу тьердемондца, скромно села на край подлокотника массивного кресла вполоборота к нему.
— Следы борьбы с применением огненного арта, — отозвался Элуканте, нервно побарабанив по столу и не глядя на плотно сомкнутые коленки чародейки.
— Убийца был чародеем?
— Магистр Финстер был чародеем, — поправил деканус. — Чародеем седьмого круга, исключенным из Ложи в 1629 году по ряду обвинений в многочисленных и тяжких преступлениях против Равновесия и граждан Империи…
— Да знаем, что мудень сдриснул из Ложи! — раздраженно перебил его Эндерн.
— Магистр Финстер активно защищался, применяя свое искусство, — как ни в чем не бывало продолжил деканус. — По предварительным подсчетам, перед смертью магистр нанес городу ущерб в размере семисот шестидесяти двух накуд, что в переводе на имперские кроны…
— Сука, не зли меня!
— Однако никаких следов ответного применения арта я не обнаружил.
— Хреново искал, — проворчал Эндерн, садясь на ковре, и сдвинул цилиндр на затылок. — Эта падла, Финстер который, крутит белый огонь. Чтоб такого завалить, нужен другой серник, толковый криомант или вон, Графиня, — кивнул он на застенчиво потупившуюся чародейку. — А ты мне тут звонишь, что его не колдун на перо поставил.
— Я ничего не утверждаю, гражданин Эндерн, — холодно согласился Элуканте. — Мои возможности крайне ограничены. Я лишь передаю вам факты, которые известны мне при моих способностях и осведомленности. А мне известно, что на месте преступления никаких следов магического вмешательства, кроме следов арта магистра Финстера, не обнаружено. Если желаете, можете ознакомиться с копиями протоколов обследования места преступления.
— Это будет не лишним, — кивнул де Напье. — И с самим местом стоит ознакомиться тоже, — взглянул он на Жозефину. Та послушно кивнула, задумчиво тиская тонкую цепочку на шее. — Тела убийц опознали?
Элуканте помедлил с ответом. «Мы с вами в одной паутине, но у каждого из нас своя роль», — вспомнил он, и его роль ему определенно не нравилась. Одним почему-то можно молчать, а другие обязаны выкладывать все как есть на духу. Причем совершенно бесплатно.
— Опознали, — все же признался Томаццо Элуканте. — Конкретно их личности установить не удалось, но установили их принадлежность к шамситской преступной группировке джиннлейялов под руководством эба Сарина ар Джаббала шайех-Фарима. Только, — деканус помедлил, — они вряд ли были нападавшими. Скорее всего, они защищали магистра Финстера.
Гаспар нахмурился, напряженно поджав губы. Рука Жозефины, которой она упиралась в кресло, потянулась к тьердемондцу, но тот жестом остановил ее.
— С чего вы так решили? — переглянувшись с чародейкой, спросил де Напье.
Элуканте помялся, но ответил:
— Из непроверенных и ненадежных источников мне известно, что магистр Финстер вел с Сарином ар Джаббалом общие дела.
— А вы, магистр, не исключаете, что этот… эб избавился от компаньона? Или эти… джинны ударили в спину?
— Видимо, вы очень мало знаете о преступном мире Кабира… магистр, — скупо улыбнулся Элуканте. — И мало знаете о кабирских законах чести и верности. Если эб приказал быть верным кому-то, джиннлейялы будут верны ему так же, как своему эбу. А из ненадежных источников мне известно, что ар Джаббал относился к магистру Финстеру не только как к деловому партнеру, но и как члену своей семьи. Поэтому, я считаю, что «джинны» погибли, защищая магистра от убийцы.
В кабинете воцарилось короткое молчание. Усиленная заряженными печатями тишина сделалась до безобразия неуютной.
— Когда в прошлый раз Финстера взяли за яйца, — серьезно и задумчиво проговорил Эндерн, — еще тогда, в — Боже храни! — Империи, говнюк положил трех ищеек твоей драной Ложи и ушел, не вспотев. Трех, мать их, артунов! А ты мне тут за то, что конкурент был всего один.
— Я не настаиваю на своем мнении, гражданин Эндерн, — безразлично пожал плечами Элуканте, делая вид, что не услышал в высказывании полиморфа ничего особенного. И что нет ничего особенного в том, как белая головка Жозефины повернулась на оборотня через плечо, нехорошо щуря бирюзовые глаза, а тонкие пальчики дернули цепочку на красивой гибкой шее. Что ж, значит, вот как. Тайные «агенты Ложи» с тайным заданием во имя Равновесия. Устранить неугодных ренегатов, которые знают слишком много. Все во имя Равновесия, конечно, соблюдая букву Кодекса Ложи, а не для того, чтобы спасти чью-то продажную, грязную шкуру из Собрания.
Только вот деканус действительно не заметил ничего особенного в том, что Гаспар де Напье коротко болезненно поморщился, поглаживая пальцами висок.
Чародейка соскользнула с подлокотника кресла, расправила юбку платья и, все так же теребя цепочку, неспешно прошлась по кабинету к дальней стене, к книжному шкафу. Элуканте усилием воли заставил себя не смотреть и не облизываться на ее плавно и призывно покачивающиеся бедра.
— Но свидетель утверждает, что убийца был один… — поворачивая следом за чародейкой голову, опрометчиво бросил Элуканте и тут же пожалел. Сучья ведьма и ее вертлявая задница!
— Есть свидетель? — оживился тьердемондец.
— Ну, — замялся деканус, ерзая на стуле, — технически есть. Однако его показания не… могут считаться… не считаться достоверными… — уловил он краем глаза справа от себя какое-то движение. В нос нахально полез сладкий запах дорогих женских духов, перехватывающий дыхание. Элуканте не выдержал, повернул голову и увидел, как чародейка, стоя у края стола, задумчиво пробегается пальчиками по верхнему листу стопки документов, без интереса разглядывая строчки убористого мелкого почерка. Элуканте внутренне возмутился столь наглому и бессовестному вторжению в интимную, сокровеннейшую сторону жизни любого декануса Ложи — в его документы!
— То есть? — привлек его внимание де Напье, повысив голос.
— Свидетель невменяем, — вздрогнул Элуканте, послушно приковывая взгляд к тьердемондцу. — По крайней мере, если доверять непроверенным источникам. Меня к нему не допусти… пустили… — вновь занервничал деканус, привлеченный тихим шорохом аккуратно и осторожно сдвигаемых по полированной поверхности бумаг. И вновь не выдержал, уставился на сладко пахнущую духами чародейку, которая присела на край стола вполоборота к деканусу, скромно сведя колени, уперлась ладонями в крышку и выпрямила спину, томно вздыхая и хлопая черными ресничками. Элуканте кашлянул, отворачиваясь от подавшихся в его сторону белоснежных холмов в глубоком вырезе, пышущих ароматом сладких духов и манящих чувственной женственностью и теплом. Безрезультатно.
— Кто он? — вопросила грудь Жозефины голосом тьердемондца.
— П-подробности мне не… не известны… — отчаянно сопротивляясь низким и подлым чарам похотливой ведьмы, пробормотал деканус.
Грудь чародейки печально поднялась, туго натягивая ткань платья, и медленно опала. «Тебе хочется на нас смотреть, — пробежала по коже Элуканте приятно холодящая дрожь. — Это естественно. В этом нет ничего постыдного. Мы для того и предназначены, чтобы ты смотрел и получал удовольствие. А будешь хорошо себя вести, сможешь нас потрогать. Только говори, будь послушным мальчиком. Послушные мальчики, — Жозефина изящно и дразняще лениво закинула левую ножку на правую, — получают сладости».
— Подробности мне не известны, — повторил Элуканте, облизывая пересохшие губы. Чародейка улыбнулась с царской снисходительностью. — Я знаю только, что свидетель — ландриец и был как-то связан с магистром Финстером. Его нашел утренний патруль гвардейцев-мукарибов неподалеку от места преступления забившимся под чей-то торговый лоток. Собственно, из-за него гвардейцы и прибыли на место преступления раньше случайных прохожих и пресекли панику. Правда, свидетель был крайне возбужден, напуган, а когда увидел тела убитых, впал в истерику и набросился на гвардейцев. За что был помещен в Тарак-Мутаби — тюрьму-крепость Шамсита. Если верить непроверенным и недостоверным источникам, свидетелем заинтересовались альму-сирий — это…
— Доблестная, честная, справедливая и, сука, неподкупная инквизиция Альджарская, — пояснил за декануса Эндерн, поднимаясь с пола, — которая занимается тооолько кляузой фигой (искаженное лат. causafidei — вопрос веры). А говорят, ничего общего между ландрийцами и хакирами, ну вот прям ваще ничего, сука, нету.
— Ваш сарказм, гражданин Эндерн, неуместен, — надменно произнес Элуканте, с трудом отлипая взглядом от груди Жозефины и следя за полиморфом, вальяжно приближающимся к краю стола, на котором сидела чародейка. — Если верить непроверенным и недостоверным источникам, альму-сирий заинтересовались им как раз по своему профилю. Говорят, свидетель утверждал, в крайне эмоциональной форме, должен отметить, что за магистром Финстером явился и забрал его душу Исби-Лин…
— Кто? — нахмурился де Напье.