— «Дьявол ночи» в переводе на менншинский, — пояснил Элуканте. — Городское поверье, с некоторых пор активно обсуждаемое на базарах, в чайных, мечетях и иных людных местах Шамсита. Говорят, Исби-Лин карает только грешников за их грехи и непочтительное отношение к заветам Альджара. Убивает после полуночи, в час Фат-альваб, Открытых дверей, после чего возвращается в Фара-Азлия, где пытает пойманную душу своей жертвы.
Эндерн издевательски расхохотался.
— Ну, хреново вашему Лесбину будет, ежели нам повстречается, — заявил он, отхлебнув из почти опустевшей бутылки. — Мы-то не его клиенты. Особенно ты, Графиня, — нагло обнял он ее за плечи рукой с бутылкой. Жозефина взмахнула ресничками со всей возможной невинностью. Эндерн снял с лохматой башки цилиндр и нахлобучил его на голову чародейки по самые глаза. Та капризно поморщилась, поправила головной убор и кокетливо сдвинула набекрень, как водевильная танцовщица. Эндерн поднял большой палец правой руки. Кукольное личико чародейки украсила широкая, белозубая улыбка.
— Вы говорили, вас уже с месяц вызывают на места преступления, — отвлек декануса задумчивый де Напье. — Подозреваю, до Хуго Финстера кто-то еще оказался в списке этого… дьявола?
— Не могу точно знать, — развел руками деканус. — Органы следствия и правопорядка Шамсита обращались ко мне дважды, помимо случая с магистром Финстером. Однако до недавнего времени я не видел никакой взаимосвязи между этими убийствами. Пока я не поднял имеющиеся у меня архивы, я полагал, что меня вызывали исключительно потому, что были убиты не кабирские граждане. Однако тщательно проверив имеющиеся у меня данные, я выяснил, что убитые были ренегатами Ложи, эмигрировавшими в Кабир после утверждения закона «О содействии частных лиц розыску преступных чародеев» от 1632 года.
— Тха! — хмыкнул Ярвис. — Крысоловы этих крыс гоняют уже лет сорок как, если ты не знал.
— Ложа обращалась и раньше к частным лицам, гражданин Эндерн, — холодно согласился Элуканте, избегая бирюзового взгляда чародейки, лениво качающей ножкой с золотым браслетиком на лодыжке. — Однако же это было лишь содействие в розыскных мероприятиях следователей Ложи. Данный закон позволяет частным лицам действовать независимо.
— Их имена, магистр, — потребовал де Напье.
— Дитер Ашграу и Вернер Зюдвинд, — произнес деканус, искоса следя за чародейкой, которая отняла у Эндерна бутылку и подносила ее к губам.
Гаспар криво ухмыльнулся.
— Прямое подтверждение того, что политика — от лукавого, — едва слышно пробормотал он.
— Простите?
Элуканте услышал сдавленный досадливый стон поперхнувшейся Жозефины, резко обернулся к ней и непроизвольно сглотнул. Чародейка, глупо хихикая, вытирала ладошкой вино с губ и подбородка. Между тонких пальчиков вниз медленно сорвалась тяжелая красная капля. Элуканте проследил за ее падением. Сглотнул снова и торопливо отвернулся, прячась от нахальной бирюзы.
— Думаю, — сказал де Напье, — убитые тоже защищались, применяя свои таланты.
— Да, — коротко подтвердил деканус. — Но не с таким отчаянием, как магистр Финстер. Вернер Зюдвинд был убит у дверей собственного дома, практически не оказав никакого сопротивления, а Дитера Ашграу нашли на ступенях мечети Шари-Альмун. Следы борьбы с применением чар обнаружились в паре кварталов от мечети, из-за чего в городе заговорили, что если Исби-Лин выбрал себе жертву, скрыться от него невозможно даже в спасительном свете Альджара. Но лично мне это говорит о том, — Элуканте покосился на Эндерна, — что убийца, хоть и убивает по ночам, не нападает тайно. Возможно, убитые были с ним знакомы. А может, это была некая демонстративная казнь. Кабирцы склонны к драматизму и мистификациям.
— А Финстер часто встречался с убитыми товарищами по искусству?
— Не знаю, насколько часто, но связь поддерживал, — кивнул Элуканте. — Выяснить что-то конкретное мне не удалось. По крайней мере, внимания альму-сирий они к себе не привлекали. Финстера даже приняли в Шамситский Университет Бай-ат Алькима на должность профессора математики и астрономии. Дитер Ашграу был известным в Белом городе астрологом, его услугами пользовались эвель-вазир султана и видные представители знати, а Вернер Зюдвинд содержал лавку древностей и околомагических изделий. Среди местного крайне суеверного населения весьма распространенный товар. Говорят, он проводил некие алхимические исследования, спонсируемые влиятельными людьми из ближайшего окружения Сулейман-Яфара Мекметдина. Но это только слухи, — с каменным лицом поспешно добавил деканус. — Альму-сирий не приветствует алхимию.
— А шлюхи не берут в рот, — фыркнул Эндерн, отняв бутылку у Жозефины, которая забавно поморщилась, показав ему язычок. Элуканте сделал вид, что не заметил, как длинные ухоженные пальчики чародейки игриво стерли красный подтек от вина в ложбинке между грудей.
— Кроме преступного эба и этих двоих Финстер поддерживал еще с кем-нибудь отношения? Есть еще какие-нибудь значимые контакты? — спросил де Напье.
— Хмммм… — поерзал на стуле Элуканте, сжимая и разжимая пальцы сцепленных в замок рук. — Я все указал в предоставленных вам отчетах…
— Магииистр! — озорно окликнула Жозефина, с осуждением цокая язычком и шутливо грозя ему пальчиком. Светящиеся в тени кабинета потусторонней холодной бирюзой глаза на белом кукольном личике делали этот жест не милым, а жутким до дрожи.
— Хммммммм… — еще активнее поерзал на стуле Элуканте, чувствуя высыпавший на лбу бисеринами пота жар. — Ну… по непроверенным и недостоверным источникам…
— Колись, падла! — к холодной бирюзе присоединился хищный янтарь.
Элуканте вздрогнул.
— Последний год магистр Финстер часто встречался с Саидом ар Курзаном шайех-Маликом, — признался он, — крупным торговцем специями, главным поставщиком компании «Вюрт Гевюрце». Саид ар Курзан лично занимается перевозками грузов и часто бывает в Ландрии. По слухам, имеет договоренности с туджаррскими пиратами, пропускающими его шхуну и… хм, «спасающими» товары брошенных командами кораблей его конкурентов. Непроверенные источники сообщают, что Саид ар Курзан был последним, кто видел магистра живым. Незадолго до его смерти они проводили тайную встречу на базаре Сат-Хакфи.
— Было бы интересно побеседовать с этим… как по-кабирски будет «господин»? — немного поразмыслив, сказал де Напье.
Элуканте раскрыл было рот, однако Эндерн опередил его.
— Сайиде, — ответил он и залпом допил остатки вина.
— С этим сайиде ар Курзаном. Думаю, — хитро блеснули пьяные глаза тьердемондца, — именно он заинтересуется в расширении торговых горизонтов и вложении отцовских денег в выгодное для обеих сторон предприятие.
— А как бить… эм… — толкнула Эндерна в бок локотком Жозефина, — «madame»?
— Саида, — отозвался Эндерн.
— Сай-и…д-а… саа-ида d’Napier… — повторила чародейка и восхищенно хихикнула, хлопая в ладоши и радостно подпрыгивая на столе. — Merveilleux! Comme c'est merveilleux!
— Боюсь, встреча с Саидом ар Курзаном невозможна, — мрачно проговорил Элуканте, прерывая веселье.
— Че? — поперхнулся Эндерн. — Сука, и этот, что ли?
— Нет, — испуганно втянул голову в плечи деканус. — Саид ар Курзан выехал из Шамсита по торговым делам. В тот же день, когда обнаружили тело магистра Финстера.
— Все равно что сдох, хакир херов, — зло проворчал оборотень, безнадежно махнув рукой.
— Однако вы бы, магистр, о нем не упоминали, если бы не?.. — прервал затянувшуюся паузу Гаспар.
Элуканте заколебался. Он ведь нужен троице больше, чем они ему. Если он промолчит, они окажутся в тупике. Можно же потребовать взамен что-нибудь ценное…
Декануса отвлек томный вздох. Он повернул голову и обомлел, увидев, как ловкие пальчики чародейки бесстыдно подтягивают юбку. Очень высоко. Настолько высоко, что деканус разглядел рисунок татуировки, тянущийся к талии от середины левого бедра кокетливо покачивающейся ножки. Элуканте сглотнул, получив ответ на терзавший его вопрос: панталон на Жозефине де Напье нет.
— …Если бы в Шамсите не остался Карим ар Курзан шайех-Малик, — мученически простонал деканус. — Он является доверенным лицом старшего брата. Если вы интересуетесь вложениями… хм, свободных капиталов, думаю, у него есть все полномочия, чтобы обсуждать подобные вопросы.
Жозефина одернула юбку, переглядываясь с Эндерном. Их лица расплылись в глупых, ребяческих улыбках. Гаспар недовольно покачал головой, потирая пальцами лоб.
— Выясните все, что сможете, об этом доверенном лице, магистр, — распорядился он, тяжело поднимаясь из кресла. — А мы пока осмотрим достопримечательности этого прекрасного города. Мы ведь за этим приехали, chéri?
Жозефина нетерпеливо соскочила со стола, сверкнув бедрами, и подпорхнула к тьердемондцу, осторожно, но крепко обнимая и прижимаясь.
— J'ai hâte de toutvoir demes propresyeux, mon amour! — восторженно промурлыкала она ему в грудь.
— Слышь, сыроед, а ты уверен, что мне не придется тащить тебя на своем горбу? — задумчиво потирая небритый подбородок, поинтересовался Эндерн. Его глаза сосредоточенно изучали обнявшуюся пару. В особенности кокетливо согнутую в колене ножку Жозефины.
— Ты же не разгромил в великой милости своей чемодан с моим лекарством, — улыбнулся тьердемондец, поглаживая чародейку по волосам. — Горячая ванна, легкий обед, кофе — через час буду в порядке.
Глаза поднявшей на него личико Жозефины алчно блеснули на слове «ванна», стыдливо прикушенные губки растянулись в многозначительной улыбке.
— Ну смотри, — хмыкнул полиморф. — Только хер я ваше барахло еще раз потащу!
Глава 2
Белый город. Город тысячи дворцов. Город тысячи тайн. Город тысячи сказок и легенд. Город, видевший гибель и возрождение целого света. Город, видевший рассветы и закаты цивилизаций, империй и народов. В незапамятные времена ныне мертвые древние боги возвели Белый город на берегу Ам-Альбаар в заливе Балур-калидж и привели сюда древних яльмаллей. Из Белого города яльмалли отправляли свои торговые и военные корабли, покоряли дикие народы и основывали колонии на дальних берегах, объявляя себя владыками Ам-Альбаар. Но яльмалли исчезли, не сумев одолеть илоев в затянувшейся на века борьбе за господство над морем, исчезли их боги, а Белый город остался. Богатейший город Илойской империи, протянувшейся от сурового снежного севера Ла-Арди до жарких пустынь Гу-Туни. Любимый город императора Гая Мартелла Агрии. Город, воспетый илойскими поэтами. Город мира и процветания в разрываемой на части, умирающей под ударами безжалостных орд свирепого Менниша империи. Столица илоидской Этелы, не прекращающей войны за илойское наследство с варварской Ландрией. Столица молодого халифата Альмукадов, под темно-синими саабиннскими знаменами отбивших святые земли Рахарарум и Арамею у несущих язычникам каритатис ваарианнства пламенных рыцарей. Осуществленная мечта всей жизни Ландрийского Льва Сигизмунда Шестого Гольденштерна. Долгожданный приз Мекметдинов, заливающих Этелу пурпуром из сердца Сель-Джаар. Город-ключ. Город-замок. Город, в котором можно купить товары со всего мира. Город, что дороже Садимовой казны.
Шамсит, на шпилях дворцов которого величественно реют пурпурные знамена Кабир-Алькувата с золотым солнцем Альджара, победившего триязыкое пламя Единого.
Кто владеет Белым городом, тот владеет третью мира.
***
Тарак-Мутаби, некогда символ мощи Альмукадов, древняя неприступная белая крепость надежно хранила Шамсит от посягательств с моря не одно столетие ровно до тех пор, пока в Балур-калидж не вошли корабли Сигизмунда Гольденштерна, оснащенные мощными, дальнобойными пороховыми орудиями. Имперский флот сокрушил старые стены, войска кайзера-завоевателя захватили и разграбили богатый Белый город, и сто лет над перестроенной Тарак-Мутаби реяли золотой и алый львы Империи. Пока двенадцать лет назад из песков Сель-Джаар в Шамсит не пришли Мекметдины, окончательно вытеснившие ландрийцев из Этелы раз и навсегда. Яфар-Мурад, султан-освободитель, исправно учившийся у врага, непримиримый противник старого, не пожелал, чтобы древняя Тарак-Мутаби олицетворяла мощь его необъятной империи, и повелел заложить новую крепость, Ядид-Калеат, согласно всем современным фортификационным законам строительства. Крепость достроили через четыре года после его смерти, уже при его сыне, Сулейман-Яфаре, султане-реформаторе, прозванном челядью за глаза «Ландрийцем». При нем же Тарак-Мутаби стала тюрьмой для политических заключенных и вместо былой славы защитницы Шамсита снискала себе мрачную и зловещую славу страшного узилища для неугодных султану, из которого только два выхода: либо вперед ногами, либо вниз с четырехсотфутовой высоты на скалы, омываемые Ам-Альбаар.
— Ненавижу тюрьмы, — поежился Гаспар, оценивая высоту белокаменной крепости в лучах вечернего солнца.
Жозефина оторвалась от созерцания оживленного порта далеко внизу, куда вели широкие ступени, вырубленные в тверди крутой скалы, выжженной беспощадным этельским солнцем и истерзанной эрозией. Она окинула взглядом высокие белые стены с зубцами, видимые ей три башни с куполообразными крышами, узкие решетчатые окна-бойницы, огромные крепкие, надежные ворота и пологий спуск, ведущий от тюрьмы к прилегающей мощеной улице, по которой прохаживались вечерние прохожие.
— Не вижу ничего особенного, — улыбнулась Жозефина. — Тюрьма как тюрьма. Только белая.
— Ты явно не видела Турм, — мрачно проговорил тьердемондец. — Тоже ничего особенного, пока внутри не окажешься. И поверь, даже тебе бы этого не хотелось.
— А что мне там делать? — беззаботно пожала плечами Графиня. — Я же дура, в башке одни потрахушки, безделушки и мужские задницы. А дура и Турм — вещи несовместимые. И тебе, дорогой мой, бояться тюрем нечего. Ну запрут, и что? Выпустят через пять минут через ворота с почетным караулом.
Гаспар смущенно улыбнулся. Пожалуй, основной — помимо выдающейся внешности — причиной, из-за которой по Жозефине сохли мужики, было то, что она умела мгновенно находить такие слова, что любая мужская особь начинала чувствовать себя царем мира в присутствии чародейки. Не знай Гаспар ее настолько хорошо, насколько узнал за четыре года, наверно, давно бы влюбился в нее по-настоящему. Но он всячески убеждал себя, что лучше этого не делать, чтобы манящая мечта не обернулась кошмаром.