— С чего ты взял? — удивилась чародейка, покрывая на ходу голову платком.
— Он и вправду на тебя обиделся.
— Странный вывод, — втянула живот Жозефина, мелкими шажками продвигаясь по стене. — Он же не всадил в меня нож, правда? — дьявольской бирюзой вспыхнули глаза на повернутом к Гаспару личике.
Преодолев тесный обратный путь, де Напье с наслаждением набрал полную грудь не самого свежего, пыльного, но чистого воздуха шамситской улицы и посмотрел на беззастенчиво отряхивавшую платье от пыли на груди и ягодицах Жозефину. Тьердемондец поймал себя на мысли, что не прочь был бы помочь ей, но заглушил этот ребяческий порыв. Он бегло осмотрел себя, отряхнул полу сюртука. Чародейка критически взглянула на него с многозначительной широкой улыбкой на губах, как бы недовольно покачивая головой, покрутила в воздухе пальчиком. Гаспар послушно повернулся спиной, раскинув руки, и почувствовал на себе маленькие ладошки, слишком уж нагло проходящиеся где-то внизу. Его лицо напряглось, сдерживая глуповатую, но довольную улыбочку.
— Хак-ир он-хурбе! — раздался гневный вопль, заставивший обернуться. — Ант савья он-Альшамси этбул си!
Смуглый старик с густой, белоснежной бородой до пояса погрозил паре бесстыдников трясущимся кулаком, сплюнул им под ноги и возмущенно зашаркал прочь. Жозефина прыснула в кулачок и прижалась к Гаспару, уткнувшись тому в грудь. Тьердемондец обнял ее за дрожащие от едва сдерживаемого смеха плечи. Не нужно изучать чужие языки, чтобы понять праведный гнев настоящего патриота, вызванный обнаглевшими иностранцами, осквернившими бесстыжим мочеиспусканием уже каждый угол любимого прекрасного чистого города.
***
— А этот Финстер и вправду был хорош, — отметил Гаспар, оценивая состояние безымянной шамситской улочки между домами в бледном голубоватом свете кристалла.
Нанятый извозчик довез их от окрестностей Тарак-Мутаби лишь до площади в Нижнем Городе. После чего со словами «элле-эла си!» вышвырнул пару иностранцев из открытого экипажа возле живописного, весело журчащего фонтана с мраморными фигурами дельфинов и саабиннских морских духов и, хлестнув лошадь, умчал так, будто следом гналась вся ночная нечисть. Гаспар с Жозефиной лишь пожали плечами, бросили, причем далеко не первые, причем за день, в бассейн по эмлати — мелкой кабирской монетке достоинством в одну десятую накуды, после чего побрели к Сат-Хакфи. Добрались, когда уже стемнело. Впрочем, темнота действительно не сильно помешала. Жозефина взяла Гаспара за руку и вела за собой в кромешной тьме, вовсю пользуясь вторым зрением. Де Напье оставалось полагаться на то, что подруга хорошо запомнила туманные и смутные указания Элуканте. Сам он ориентировался лишь на запах сладких духов чародейки и изредка обращающиеся к нему сияющие в непроглядном мраке теплой этельской ночи бирюзовые глаза.
— Огонь — самый простой арт. Много ума и таланта не надо, чтобы разнести что-нибудь, — высокомерно заявила Жозефина, брезгливо ковыряя носочком туфельки оплавившийся камень мостовой. — Побольше ярости и бешенства — и сразу море ярких огоньков. Это сейчас они все мастера, а их белый огонь — вершина искусства, а когда-то огневиков считали безмозглыми обезьянами со спичками, от которых лучше держаться подальше и ничего серьезного им не доверять.
— Раньше, — усмехнулся Гаспар, переведя взгляд на узкую спину Жозефины, и остановился в том месте, где она приятно расширилась и соблазнительно подрагивала под шелковой юбкой, — артисты и меня с Эндерном считали низшей формой жизни.
Чародейка повернулась, подбоченилась, хитро улыбнулась, сияя бирюзой исподлобья.
— Бедный ты мой несчастный! — вздохнула она. — Так и хочется прижать тебя к груди, чтобы ты выплакался о своей горькой судьбе!
— Лучше займись делом, — хмыкнул Гаспар, переводя тему.
Жозефина без интереса пробежалась взглядом по опаленной аж до середины здания стене с облупившейся, потрескавшейся и обвалившейся от жара известкой. Склонила головку набок и небрежно усмехнулась, лишний раз убеждаясь, что для чародея арта огня лучший способ устранить угрозу — спалить ее, а заодно и пару соседних улиц. Чародейка пару раз потянула носом, вдыхая все глубже, и к своему удивлению все-таки уловила слабый запах серы, смешанной с озоном и еще какими-то плохо различимыми нотками, специфическими примесями, уникальными для каждого чародея, которым она не придала значения и решила сильно не разбираться — Финстер все равно мертв. Вообще-то, чародейка не должна была ничего чувствовать, но покойный магистр не поскупился на выплеснутую энергию, поэтому запах магии до сих пор витал над улицей, хотя прошло уже два дня. Жозефина перевела взгляд на противоположенную стену, присмотрелась к рассекшей ее рваной обгоревшей глубокой борозде, выбившей камни из кладки. Немного постояла, что-то решая и прикидывая в голове, потом подошла и встала в том месте, которое показалось ей наиболее подходящим. С силой раскинула руки, оценила на глаз, недовольно покрутила головой. Шагнула влево. Еще раз. Вновь раскинула руки, оценивая длину изуродовавшей стену борозды, нахмурилась, привстала на носки, подняла руки. Хмыкнула, наконец сделав какой-то вывод. Затем, отряхнув спину, Жозефина прошлась по улочке, глядя на стены с оспинами как будто кислотных ожогов и себе под ноги, отмечая каждый оплавившийся и обгоревший камень. Кукольное личико, сперва надменно-бесстрастное, мрачнело, на лбу пролегала едва различимая морщинка, губы вздрагивали, раздраженно и недовольно кривились. Чародейка вдруг остановилась, шаркнула ножкой по земле и присела на корточки, оглаживая шелковую юбку. Она пригляделась внимательнее и обнаружила на камнях затоптанные, смазанные, едва различимые пятна сажи. Провела по одному из пятен пальцами, поднесла к носу, растирая сажу и жадно принюхиваясь. Снова магия, но какая-то странная. «Чистая», — сам собой напрашивался вывод, но чародейка лишь раздраженно поджала губы: чистой магии в природе не бывает. На щеках вспухли желваки от негодования. Ей не нравилось, когда она не получала того, что хочет. А хотелось четкого ответа.
Она плавно поднялась.
— Гаспар?
Тьердемондец, терпеливо наблюдавший за чародейкой, осторожно приблизился, как будто боялся в своей не-чародейской неуклюжести что-то задеть, что-то видимое и важное лишь для мастеров арта.
— Магистр не соврал, — сказала она, обхватив себя за плечи. — Здесь и вправду только следы магии Финстера.
— Может, плохо искала?
Жозефина мученически возвела очи горе, раздраженно сунула пальцы ему под носс.
— На!
Гаспар глянул на изящные пальчики чародейки, тактично отвел ее руку в сторону.
— Ты прекрасно знаешь, что я не чародей арта, — сказал он.
— Тогда не сомневайся в моих словах! — зло фыркнула Жозефина, беззастенчиво вытерев сажу с пальцев о юбку.
— Я и не сомневаюсь, — быстро пошел на мировуюГаспар. В такие моменты с Жозефиной лучше во всем соглашаться. — Значит, Финстера все-таки убил не чародей, как я и предполагал…
— Ах, сделай одолжение, дорогой мой: не предполагай. Не выпячивай свой интеллект — умные мужчины меня сильно возбуждают, — елейно промурлыкала чародейка и резко обернулась. — Видишь? — она указала на стену, рассеченную бороздой. — Это сделал Финстер.
— И что? — пожал плечами Гаспар.
— Это мощный, спонтанный выплеск колдовства, — пояснила Жозефина. — И Финстер почти висел. А я не слышала, чтобы огненные умели левитировать.
— Может, его прижали, — предположил Гаспар. — Во время драки такое случается.
— Ага, а труп прижавшего собрал оставшийся после себя пепел и ушел на обугленных ногах, чтоб никто не догадался, — с издевкой проговорила она. — Ты вообще представляешь, какая была температура и удар, если остался такой след?
— Крайне слабо, — честно признался тьердемондец.
— Тогда не спорь со мной, если не представляешь, — чародейка выдохнула. — А это видишь? — она указала на оплавленные камни. — Это белый огонь. И знаешь, что? Его сбили в последний момент. И я не имею ни малейшего понятия, как и чем. То есть имею, но мои собственные глаза твердят, что я не права. Сбить белый огонь легко, даже не-чародей это сделает, но чтобы выжить после такой слабоумной затеи, нужны действительно прочные щиты… — Жозефина склонила головку набок, погладила ладошкой под шеей в попытке нащупать спрятанную целомудренным платьем цепочку. — Подозреваю, магистр Элуканте все-таки схитрил и утаил от нас одну очень важную деталь, — она сощурила глаза, тускло сияющая бирюза которых мстительно вспыхнула. — А я, дура, забыла спросить.
— О чем?
— Медальон Финстера. Готова спорить, он разбит.
— И что это значит? — тоскливо вздохнул де Напье.
Жозефина тоскливо вздохнула в ответ и, обняв себя за плечи, покачала головой с видом «А потом меня называют безмозглой».
— Это значит, дорогой мой, — ласково ответила она, — что кто-то должен был пожертвовать собой, чтобы прервать Финстера. Но здесь обнаружили только четыре тела и ни одно из них не принадлежало нападавшим. В этом я почему-то верю нашему бедному магистру. Значит, тот, кто это сделал, выжил. А раз выжил, должен был использовать очень сильные чары. Но вся улица провоняла только Финстером! — чародейка гневно топнула ножкой и сжала кулаки. В глазах сверкнули настоящие молнии. Гаспар предусмотрительно отступил на шаг.
— Прошло два дня… — попытался он успокоить Жозефину.
— После того, что тут творилось, — отмахнулась она, — еще неделю при желании все как на ладони можно увидеть. Я до сих пор носом чую. И чую только Финстера! — чародейку затрясло от гнева. — Я этого так не оставлю! — упрямо посулила она, закатывая рукава и обнажая изящные руки без недавних браслетов и цепочек на запястьях. — Помоги мне.
— Я? Тебе? — тихо рассмеялся Гаспар. — Ты не заболела?
Жозефина серьезно посмотрела без тени улыбки и прошла по улочке чуть назад. Гаспар нехотя последовал за ней.
— Здесь, — указала чародейка, остановившись где-то посередине улицы, повертев по сторонам головой и кивнув самой себе.
— Ну и что мне делать? — подозрительно спросил Гаспар, встав рядом.
— Да пару пустяков, честно, — серьезно сказала Жозефина и принялась загибать пальцы: — Добудь менструальной крови девственницы, сердце некрещеного младенца, кость трупа, желательно, свежего, палец утопленника, утонувшего в полнолуние на пятницу тринадцатое, и сперму висельника.
Гаспар недовольно покосился. Жозефина звонко хихикнула.
— Просто держи меня и не дай упасть, — она встала перед Гаспаром и повернулась спиной. — Ну?
Де Напье покачал головой, пряча осветительный кристалл в карман сюртука — улица погрузилась в неуютный мрак — затем осторожно обнял Жозефину за плечи. Чародейка вздохнула, недовольно передернула плечами, сбрасывая его руки.
— Не так, — проворчала она. — Мне нужна свобода.
— А как?
— О Господи Боже! — простонала Жозефина. — Твоя скромность мила, но иногда просто убиваетменя!
Гаспар промолчал. Чародейка завела руки за спину, на ощупь нашла его ладони и опустила их себе на талию. Гаспар почувствовал ее тепло под тонким холодящим шелком. Сладкий запах духов навязчиво пощекотал нос.
— Когда это мы успели поменяться? — широко улыбнулся Гаспар. — Обычно ты держишь меня.
— Да вот, — повела плечом чародейка, разминая пальцы, — решила долг с тебя вытрясти, с процентами.
— Постой, — сказал Гаспар, отпуская ее. — Сперва хочу кое-что сделать.
— Только не помни мне платье! — предупредила Жозефина, недвусмысленно поерзав.
Гаспар раздраженно поджал губы — иногда ее намеки откровенно утомляли. Он осторожно приложил ладони к вискам чародейки, прикрыл глаза, сосредоточился. Жозефина ощутила легкое покалывание в тех местах, где подушечки пальцев касались ее кожи.
— Ага, значит, коварный менталист решил нагло воспользоваться беспомощностью девушки и покопаться у нее голове? — притворно возмутилась чародейка, стоя спокойно и терпеливо дожидаясь, когда тьердемондец настроится на ее сознание.
— Просто хочу увидеть все твоими глазами, — оправдался тот. — Не бойся, глубоко копаться не…
Он не договорил. Испытав не самое приятное ощущение и поморщившись от тупой боли где-то внутри черепа, Гаспар увидел вдруг всю улицу. Глазами Жозефины, в сумрачном свете второго зрения чародейки арта. Менталист невольно пошатнулся, теряя равновесие — так всегда бывало, когда он проникал в чужое сознание и его тело панически и безумно выло, потрясенное тем, что чужие глаза, нагло притворяясь своими собственными, показывают окружающий мир с непривычного ракурса и высоты. К щекам прихлынула горячая кровь, но по совершенно другой причине. В сознании Жозефины, на самой поверхности, промелькнул смущающий образ, затмивший на мгновение все ее мысли. Гаспар неловко кашлянул. Во-первых, был одним из двух действующих лиц, во-вторых, не замечал за собой таких выдающихся достоинств.