— Да-да-да, — быстро проговорил я, — был, есть и буду. Я давно собирался тебе сказать, да все как-то не складывалось. Я работаю в видимости. С полного согласия отцов-архангелов. И не я один. Все, я пошел. Завтра поговорим. За Галей смотри, — бросил я ему напоследок, устремляясь вслед Татьяне.
Не успели мы выйти из офиса, как Татьяна сообщила мне абсолютно безапелляционным тоном, что завтра идет обедать вместе с Галей. С этим ее тоном я уже сталкивался — и знал, что против него даже мое рычание не устоит. Хорошо, что я тоже об этом уже подумал. Я сказал ей, что обедать мы завтра пойдем втроем, и — в ответ на ее удивленный взгляд — небрежно обронил, что сегодня как раз сложилась удачная ситуация для того, чтобы поставить коллегу в известность об условиях моей работы. И не моя вина, что она решила, что я сообщил ему обо всех нюансах. Вот завтра утром у меня как раз будет время, чтобы привести реальность в соответствие с ее представлениями о ней. Ничего-ничего, если я разговор с Анабель выдержал, то и ему ничего не сделается. У него сегодня полдня будет, чтобы в себя придти, и бежать ему некуда…
Подача заявления определенно является первым этапом на той полосе препятствий, которую человеческое общество заставляет пройти мужчину и женщину, чтобы определить, является ли их стремление к совместной жизни достаточно твердым и настойчивым. Очередь. Куча каких-то бумаг, которые нужно заполнить. Сверяясь с паспортом. В четко отведенных для этого местах. Черт! Еще и печатными буквами. А, теперь понятно, зачем Татьяна запасные экземпляры брала. Дойдя до графы «Фамилия после вступления в брак», я чуть не подпрыгнул. Опять новую фамилию придумывать? Не буду! Она мне слишком дорого досталась! Татьяна, замявшись, сказала, что тоже хотела бы оставить себе свою фамилию. Я глянул на нее с удивлением — да кто же против? Она ведь действительно — еще не ангел, зачем же отцов-архангелов по пустякам дразнить? Опять очередь. Квитанция на уплату… пошлины? Ага, значит, брак у них — нечто вроде заповедной территории, за вход на которую нужно платить. Глянув на сумму, я приободрился. На это у меня в бумажнике, после магазина, деньги остались — исчезать за ними не придется. Какая ни какая, а все экономия времени. Так, вроде все — сейчас только с днем определимся…
Мы оказались перед женщиной неопределенной наружности, которая явно служила последним кордоном охраны этой самой заповедной территории. И энтузиастом своего дела, как выяснилось — с ее точки зрения, взимаемая пошлина явно не оправдывала вторжение в охраняемые ею владения, и задачу свою она видела в том, чтобы отложить это вторжение на как можно более поздний срок — вдруг передумают. Окинув нас оценивающим взглядом, она принялась листать страницы толстой книги. Эй-эй-эй, куда? Вон уже пустые места пошли! Добравшись до абсолютно незаполненных страниц, она сокрушенно вздохнула и произнесла с явной неохотой: — Ну вот, я думаю, где-то со второй половины августа…
Я чуть не взвился. Какая вторая половина августа? До тех пор мир три раза перевернуться успеет! Не говоря уже о том, что у меня финансовая поддержка закончится. Что значит — раньше все занято? Я же сам видел пустые места! Да вот хотя бы — пару страниц назад… Причем здесь будний день? У меня каждый день — будний! И вообще — с какой это стати она мне будет рассказывать, когда мне жениться? Такого даже Татьяна себе не позволяет! Нет, об этом не нужно — сейчас еще учует мою мысль… Первый свободный день, я сказал! Вот то-то же!
Когда со всеми формальностями было покончено, ко мне постепенно вернулось возвышенно-лирическое настроение. В немалой степени тому поспособствовал праздничный ужин. Не знаю, какой окажется сама эта свадьба, но — как по мне — и в тот вечер атмосфера оказалась достаточно праздничной. Все точки над i расставлены, решение принято, все вокруг поставлены о нем в известность — самое, что ни на есть, торжественное состояние. И стол глаз радует. И не только глаз.
После ужина Татьяна отправила Франсуа письмо с сообщением о предстоящей свадьбе и просьбой прислать нам приглашение. И вдруг… Руки ее замерли над клавиатурой, и ко мне обернулось ее лицо с распахнутыми во всю ширь глазами.
Загранпаспорт. Мне нужен еще один паспорт. Зачем? Зачем?! Зачем, я спрашиваю, им два паспорта? Ведь этот документ, насколько я понимаю, всего лишь удостоверяет их личность — так зачем им две личности? Одна — для домашнего пользования, так сказать; а вторая — на выход, на других посмотреть и себя показать? Ах, они, оказывается, таким образом ограждают себя от преступников из других стран? Да неужели? А зачем им тогда Интерпол? Да им просто нравится бумажки заполнять, как я посмотрю, и в очереди время впустую тратить! Сколько-сколько на это времени уйдет?! Они, что, издеваются надо мной? Ах, можно быстрее! Но… опять дороже? Теперь я понимаю, откуда взялась их поговорка: «Время — деньги»! Почему мне все документы выдали на следующий день и совершенно бесплатно? Кстати…
Вспомнив о приглашении моего руководителя обращаться к нему за помощью в любой экстренной ситуации, я сказал Татьяне, что решу эту проблему сам. У нас наверху это дело явно как-то лучше поставлено…
На следующий день, как только мы зашли в офис, я принялся озираться по сторонам в поисках Галиного ангела. Ага, вот он — опять возле Галиного стола в угол забился! Я направился к окну.
— Привет, — обратился я к нему как можно более непринужденно. — Ну что, идем — поговорим?
— Не пойду, — угрюмо отозвался он.
— Да брось ты, — настаивал я, — я тебе объяснить хочу…
— Не нужны мне твои объяснения, — перебил он меня.
Ну, понятно — он еще понятия не имеет, о чем я хочу поговорить с ним, но ему это уже не нужно. Да что же они все такие упрямые! Ну, люди — я еще хоть как-то понимаю; так ведь и этот… коллега туда же!
— Ну что, мне скрутить тебя? — спросил я, пока еще сдерживаясь. — Только имей в виду: если мы что-нибудь свалим по дороге, будешь сам перед контрольной комиссией оправдываться.
— Чего это я оправдываться буду? — тут же взъерошился он. — Я, что ли, к тебе, как банный лист, пристал?
— А я к тебе не просто так пристал, — ухватился я за его последнюю фразу. — У меня есть на то весьма серьезные причины…
— Не надо! — Опять он мне договорить не дал! — Даже слушать не хочу. Не знаю, с чьего согласия ты все законы нарушаешь, но мне разрешения на общение с коллегами никто не давал.
— А мне дали! — не выдержал я. — И не только на общение с тобой…
— Чего?
Так, судя по голосу, еще минута — и он начнет прорываться из окружения. С боями. И — что бы я ему там ни сказал — оправдываться в этом случае нам придется обоим. Нет у меня времени с земли отлучаться!
— Ну вот, сам видишь — нужно же поговорить, — продолжил я миролюбиво. — Я тебе вчера далеко не все успел рассказать. Идем? До сих пор ничего ведь с тобой не случилось, — бросил я через плечо, поворачиваясь к кухонному уголку.
Он пошел за мной. Не сразу — но пошел. Когда мы устроились в нашем обычном углу, я рассказал ему, наконец, свою историю. В своей редакции, разумеется. Незачем ему знать, что я Татьяне случайно показался; незачем ему знать, насколько мизерной оказалась моя роль в создании моей видимой личности; незачем ему знать, что меня Анабель надоумила за разрешением к отцам-архангелам обратиться… Совесть меня не мучила: в конце концов, я изложил ему квинтэссенцию своей истории (ситуация — проблема — путь решения — достигнутый результат) — так, как мы обычно представляем ее в своих отчетах.
— … и поскольку теперь я имею доступ практически к любому человеку, — закончил я, — мне и поручили помочь тебе наладить отношения с Галей.
— Ничего мне помогать не нужно, — тут же выставил он иголки, — у меня все в порядке…
— Ты бы лучше спасибо сказал — вместо того, чтобы топорщиться, как еж, — оборвал его я. — Проблема есть, если уж они там, наверху, ее учуяли. И потом… — Я вовремя вспомнил о своей земной профессии. — Я совершенно не собираюсь решать ее за тебя. Я всего лишь могу сделать так, чтобы Галя начала говорить о том, что у нее на уме — а ты послушаешь. Поверь мне, я очень хорошо знаю, — усмехнулся я, — как трудно догадаться, о чем люди на самом деле думают.
— А… — Он замялся. — А тебе сейчас легче стало работать?
— Ну, насчет легче — не знаю, — честно признался я, — но точно интереснее. С Татьяной и в невидимости скучать было некогда, а уж сейчас… Сюрприз за сюрпризом. Но, правда, и способов воздействия на нее у меня больше появилось. — Когда я успеваю на нее воздействовать, мысленно добавил я.
— Да, хорошо тебе… — протянул Галин ангел с откровенной завистью в голосе.
Я подумал, что через пару дней — когда он послушает, как умело я подвожу Галю к разговору о себе — можно будет подбросить ему мысль, что он вполне может присутствовать при наших разговорах в видимом состоянии… Сидя, скажем, за соседним столиком, как обычный посетитель того же самого кафе. А там, глядишь, уговорю его…. ну, не знаю, солонку, например, у нас попросить — разговоримся, раззнакомимся…
— Смотри, Татьяна идет, — донесся до меня голос коллеги.
А, соскучилась, подумал я с умилением. Она подошла к столу, включила кофеварку и, сделав шаг в нашу сторону, тихо спросила: — Слушай, ты здесь?
Я погладил ее по руке и уже приподнялся, чтобы чмокнуть ее в щеку (Парень-то меня все равно не видит!)…. как в меня понеслось пулеметной очередью: — Мы идем на обед с Галей. Ты опаздываешь на двадцать минут. Она будет у меня свидетельницей. И передай коллеге, что к нему есть разговор.
— Господи, она обо мне тоже знает! — простонал слева от меня Галин ангел, и я грузно опустился назад на стол.
— Подожди, — обратился я ко всем присутствующим и, в первую очередь, к себе.
Так. Что мне теперь делать? Что мне теперь делать, я спрашиваю? Судя по всему, она уже что-то придумала. И даже начала действовать в выбранном направлении. Так. В первую очередь, нельзя допустить, чтобы парень догадался, что я об этом понятия не имею. Что мне в последнее время удается воздействовать на Татьяну, только когда я успеваю угнаться за ее сумасшедшими идеями. Которые поначалу парализуют мои мыслительные способности. Все до единой. Чем она и пользуется, чтобы воплотить свои идеи в жизнь. Предоставляя мне потом широчайшие возможности продемонстрировать свою способность выкрутиться из любой, самой немыслимой ситуации. Вот — добился доверия. Да. Нет. Парню об этом знать не нужно. Он должен видеть, что, если Татьяна и модифицировала — слегка — внушенные мной идеи, то я всегда готов выслушать — толерантно — человеческую точку зрения.
— Ну, разумеется, она о тебе знает! — воскликнул я самым непринужденным тоном, на какой оказался способен. — Отцы-архангелы прекрасно понимают, что я не смог бы общаться с Галей, не поставив Татьяну в известность, зачем это нужно.
Он снова застонал — еще отчаяннее.
— Должен тебе заметить, — продолжил я, опасаясь, что во время обеденного разговора, при котором и он будет присутствовать, Татьяна может огорошить нас обоих еще чем-нибудь, — что у Татьяны иногда рождаются весьма неплохие идеи в отношении того, как подступиться к тому или иному человеку. Следовать им мы, разумеется, не обязаны, — быстро добавил я, услышав еще один протяжный стон, — но прислушаться не мешает.
— Прислушаться? — с надеждой спросил он.
— Конечно, — успокоил я его, и, видя, что все в офисе вдруг зашевелились, добавил: — Так что, идем и послушаем, о чем это они без нас секретничать собрались.
Никаких особых секретов мы не услышали. Галя просто поблагодарила Татьяну за внимание и участливое слово в нужный момент. Хм. Интересно. Значит, Галя избавилась от черной меланхолии после того разговора с Татьяной? Который произошел прямо накануне моего возвращения? Значит, можно сказать — прямо после него? Нужно будет намекнуть коллеге на этот факт. И не только ему. Нужно будет и кое-кому еще показать, что других людей одно мое появление делает лучше.
Заметив в дверях кухни знакомую официантку с моей, похоже, тарелкой в руке (вот — хоть об этом Татьяна не забыла!), я ринулся на улицу, чтобы вернуться через две минуты в кафе — в видимости.
Когда Татьяна представила нас с Галей друг другу и Галя принялась поздравлять меня с тем, как мне повезло с Татьяной, я чуть не задохнулся. Вот именно — об удаче и везении мы тоже кое с кем сегодня поговорим. Но вечером. Сейчас я ухватился за Галины слова о хорошем человеке и спросил ее, что она под ними понимает. Сейчас я устрою парню мастер-класс. Сейчас я покажу ему, как можно — мягко и ненавязчиво — вызывать человека на откровенность. Сейчас я покажу ему, что совершенно необязательно вбивать ему в голову полезные мысли кузнечным молотом — можно вложить их туда — изящно и незаметно — так, чтобы он их за свои принял…
И здесь без ее замечаний не обойдется! Для кого эта встреча организовывалась? Для меня? Чтобы я с Галей поговорил, или она? Я здесь — психолог, или она? Опять я без нее не справлюсь? Отлично. Сейчас я покажу парню, как следует сосредотачиваться на конкретной цели, не отвлекаясь по постороннее, отвлекающее вмешательство…
Не знаю, что услышал Галин ангел, но у меня сложилось впечатление, что для нее главным в понятии «хороший человек» является терпение и безропотность. Вот — и еще кое-кому не мешало бы послушать! Утихомирилась, наконец — слава Богу! Но, честно говоря (и только мысленно — не приведи Господь, Татьяна об этом пронюхает!), Галино понимание хорошего человека слегка меня удивило.
Была в нем доброта, была и чуткость, и отзывчивость, но и… отстраненность какая-то, что ли. Такие хорошие люди словно окружают себя этой замечательной атмосферой, о которой Галя упомянула, и живут себе в ней, ничуть не заботясь, что за ее пределами творится. И существует их светлый мирок, как в заснеженном лесу поляна заколдованная, на которой подснежники растут. И вход туда открыт только другим хорошим людям — нужно только подойти к ним, заглянуть проникновенно в глаза и спросить: «Ты, правда, хороший?». Кивнут, застенчиво улыбаясь, и — заходи, гость дорогой, обменяемся… атмосферами.
А если плохой человек на пути встретился? В мгновенье ока свернулась поляна и на сто шагов в сторону отпрыгнула, чтобы опять там… подснежники выращивать. То ли боятся они, что плохие люди обидят их безнаказанно; то ли сами испортиться опасаются в плохом обществе. Не знаю. Агрессивность я и сам не люблю, да и Татьяну мою активной личностью трудно назвать… Гм. Трудно было назвать. Но даже она, встречаясь с выплеском злости, никогда не бежала от него — на себя принимала и собой же и тушила. А Галя… Так недолго и на такое зло наткнуться, которое за шиворот ухватит и не даст сбежать, чистоту свою оберегая…
Мне очень хотелось после обеда обсудить эти моменты с Галиным ангелом, но Татьяна, едва вернувшись в офис, предложила всем своим сотрудникам отправиться в субботу в лес. Чуть не поперхнувшись первым же вопросом к парню, я ринулся за ней, чтобы выяснить, что она еще задумала. И услышал окончание фразы, которой она ответила на какой-то Галин вопрос.
— Не-а, он работать будет. Я потому и предложила в субботу — последний, знаешь ли, холостяцкий выход.
Меня просто затрясло от ярости. Так вот, значит, как она мне отомстить решила за то, что я не дал ей в разговоре в кафе поучаствовать! Ну, это просто… Я ее только слова лишил на какие-то тридцать-сорок минут, а она меня — и слова и видимости, да еще и на полдня? Так, лучше мне, пожалуй, сейчас отойти от нее. Холостяцкая суббота ей понадобилась, да? Ладно, будет ей и холостяцкая половина сегодня — звука она от меня до возвращения домой не услышит! А вечером… Будут ей и знаки моего присутствия, и вдумчивые обсуждения гениальных идей и удачи в их реализации!
Когда я вернулся в кухонный угол, выяснилось, что Галиного балбеса перспектива поездки в лес привела в совершеннейший восторг.
— Здорово Татьяна придумала, правда? — забулькал он, как только я уселся рядом с ним на стол. — Хоть какое-то разнообразие.
Да уж, здорово — знать бы только, что именно взбрело ей в голову. И чует мое сердце, что она и ему какую-то роль в своих планах отвела — недаром же разговор у нее к нему возник. Одно утешает — я первым обо всем этом сегодня вечером узнаю. Надеюсь, что узнаю. С нее станется сделать большие невинные глаза и заявить, что она эту поездку исключительно для меня предложила — зная мою любовь к природе. Чтобы я там смог размяться в свое удовольствие… Кстати, можно будет там проверить, в хорошей ли форме парень — а то с Галиным спокойным образом жизни ему и поупражняться-то негде…
Нет! Главное — не отвлекаться. Она, возможно, именно на это и рассчитывает. Отойду я в сторонку, чтобы потренироваться, вон и Галиного ангела с собой возьму — а она пока с Галей пошушукается, еще что-нибудь… предложит.
— Ну, что тебе на это сказать, — ответил я, старательно контролируя свой голос, — мы с Татьяной уже не раз обсуждали, как вырвать вас с Галей из надоевшей рутины. И вот видишь — у нее и родилась неплохая мысль.
— Вот рождались бы у Гали такие мысли почаще, — мечтательно протянул он.
Я закашлялся. Почаще, да? Но, с другой стороны, мыслить он начал в нужном направлении — к Гале ему точно нужно почаще прислушиваться… Вот об этом я и беседовал с ним до конца дня, вспоминая, для примера, случаи, когда Татьянино воображение и смекалка сослужили нам хорошую службу. И стараясь не очень скрипеть при этом зубами.
Пусть только попробует мне сегодня вечером комедию ломать!