— Почему? — заинтересовалась я.
— По природе своей ангел-хранитель настроен только на своего человека и воспринимает его окружение лишь как фактор, облегчающий или усложняющий его работу, — объяснила Анабель. — Как правило, усложняющий. Мы не очень-то терпимы по отношению к человечеству в целом; мы воспринимаем вас… простите… чрезмерно непоследовательными и полными противоречий. И когда этот фактор начнет воздействовать и на него лично, ему будет трудно с этим смириться.
Вспомнив историю с Мариной, я кивнула.
— И чем же я смогу ему помочь?
— Я думаю, Вам не раз придется объяснять ему, почему тот или иной человек говорит те или иные слова или совершает те или иные поступки. — На мгновенье у нее чуть поджались губы.
— А если он не слушает? — спросила я.
— Почему же не слушает? — искренне удивилась она. — Напомните ему, что Вы намного лучше знакомы с человеческой жизнью и Вам легче понять человеческие мотивы.
О, к этим словам я буду апеллировать с огромным удовольствием!
— Не стану, впрочем, отрицать, — словно услышала она мои мысли, — что Вам потребуется огромное терпение. И кроме того…
— Да? — снова навострила я уши.
— Не забывайте, что отныне ему придется нести тройную нагрузку. — Она замолчала.
— Тройную? — не поняла я.
— Ну, конечно. — Она глянула на меня с удивлением. — Обязанности по отношению к Вам с него никто не снимал, и к ним теперь добавилось общение с другими людьми и необходимость помочь коллеге.
— А… — Я поморщилась, вспомнив, на какой ноте мы попрощались с Тошей.
Она вопросительно глянула на меня, и я решилась задать ей вопрос, который давно уже ставил меня в тупик.
— Анабель, Вы когда-нибудь слышали об ангеле, помешанном на технике?
— На технике? — переспросила она озадаченно.
— Ну, на компьютерах, — нехотя пояснила я.
— Ах, это! — протянула она совершенно другим голосом. — В этом, пожалуй, нет ничего странного.
— Да? — спросила я недоверчиво. — Мне казалось, что ангелов больше моральные или духовные стороны жизни интересуют.
— Вы совершенно правильно заметили — духовные, — улыбнулась она. — Мы считаем, что изобретение компьютера стало для современного человечества чуть ли не единственной возможностью ухода от действительности в сферу чистого духа. Философия себя изжила, религия дискредитировала, наука как таковая, без мгновенной практической отдачи, давно уже мало кого интересует. Один виртуальный мир остался, в котором человек пока еще ничем не ограничен.
— А может быть так, что ангела не к тому человеку по ошибке направили? — осторожно спросила я.
— Не думаю. — Она покачала головой. — Мы ведь сами себе людей выбираем. Из заранее подготовленного списка, конечно, но навязать нам неподходящую с нашей точки зрения работу не может никто.
— А может ангел, воспарив в эту самую сферу чистого духа, настолько оторваться от реальности, чтобы напрочь забыть о своих обязанностях? — продолжала допытываться я.
— Снова-таки маловероятно, — терпеливо ответила она. — Ангелы-хранители проходят слишком серьезную подготовку. Рассеянных и безответственных среди нас не бывает.
Ну, раз уж у нас пошел такой разговор…
— Анабель, — нерешительно начала я, — а может так случиться, что человека… который уже решил, кем стать… потом… не возьмут… ну, скажем, в ангелы-хранители?
— Конечно, может, — тут же ответила она, — если его способностям найдется лучшее применение в другой области.
У меня упало сердце. Ладно, попробуем зайти с другой стороны.
— А ангел-хранитель может… сменить работу?
На этот раз она задумалась, прежде чем ответить.
— В принципе, может, как и любой из нас, но, насколько мне известно, это случается крайне редко.
Ясно — мне на редкую удачу можно и не рассчитывать.
— А что вы с Франсуа будете делать, если он станет каким-то другим ангелом? — спросила я напрямик.
— Не знаю, — беззаботно пожала она плечами. — Честно говоря, мы об этом не говорили. В отношении него, конечно, я не могу быть уверена, но я лично не вижу никакого смысла даже думать об этом.
Глаза у меня вытаращились сами собой.
— Почему?
— А зачем? — ответила она вопросом на вопрос. — Зачем отравлять себе жизнь тем, что мы ни предугадать, ни предвосхитить не можем? Когда мы подойдем к этой проблеме вплотную, тогда и подумаем, как ее решать. Ведь какие бы планы мы ни построили сейчас… потом, как Вы выразились, они исчезнут из нашей памяти.
Сердце у меня упало еще ниже.
— А что, если вы и друг друга забудете?
— А вот это — совсем другие дело, — повернулась она ко мне с улыбкой. — На это мы можем повлиять. В памяти человека остается лишь самое важное, то, что вошло в его суть, стало неотделимо от него. И в нашей власти сделать не один день нашей жизни здесь незабываемым.
Такие мысли мне и самой уже в голову приходили, но согласитесь, услышать подтверждение их правильности из уст другого ангела — это как-то придает уверенности.
Судя по всему, Франсуа и Анабель решили сделать незабываемым и каждый день нашего пребывания у них. В субботу они повезли нас в соседний городок на ярмарку. Я представила себе нечто вроде одного из тех радостных для населения нашего города событий, когда жители окрестных деревень привозят то в один, то в другой район щедрые дары земли. Нужно же заложникам супермаркетов хоть изредка полакомиться овощами прямо с грядки, фруктами прямо с дерева, яйцами прямо из-под курицы и молоком прямо из-под коровы.
Все это было на этой ярмарке. Но не только, и, пожалуй, не столько. Когда Франсуа предупредил нас, что поездка эта займет, как минимум, полдня, я глянула на него с удивлением — неужели столько времени требуется, чтобы запастись на рынке свежими продуктами? Но, лишь только выйдя из машины, я почувствовала, что попали мы не совсем на тот рынок, к которому я привыкла и на котором и продавцы, и покупатели заинтересованы в том, чтобы поскорее разделаться со своим делом и отправиться домой.
Для начала меня поразили размеры этой ярмарки. Я даже подивилась оптимизму Франсуа, который намеревался обойти ее всю за полдня. Затем я поняла, что у каждого продавца были свои покупатели, которые отправлялись за теми или иными продуктами только к нему, хотя и раскланивались по дороге со всеми остальными. Я опять помотала в недоумении головой — если только в определенные места наведаться нужно, почему же полдня? Ответ ожидал меня у первого же продавца.
Им оказалась женщина, торгующая свежей домашней колбасой. Франсуа и Анабель поздоровались с ней (Ну, это как раз понятно, если они — ее постоянные покупатели) и принялись обсуждать последние местные, домашние и семейные новости. Я представила себе, как расспрашиваю продавщицу из мясного отдела на нашем рынке о детях и делюсь с ней впечатлениями о прошедшей рабочей неделе — и на меня напал приступ нервного хихиканья. Затем Франсуа и Анабель перепробовали все имеющиеся у нее колбасы (нас тоже угощали — мой ангел даже глазом не моргнул), сравнивая вслух их вкус и отпуская замечания, какой сорт сегодня особенно удался, а какой — в прошлый раз был… богаче, как они выразились. Я представила, как прошу продавщицу из… молочного, скажем, отдела дать мне попробовать творог с каждого имеющегося у нее лотка или сметану из каждой стоящей перед ней банки — и по телу у меня прошла нервная дрожь. Затем, когда Франсуа и Анабель выбрали, наконец, то, что хотели купить, они вдруг развернулись и ушли, обменявшись с продавщицей на прощание очаровательными улыбками.
Когда мы отошли от нее шагов на десять, я спросила у них, что случилось. Они уставились на меня в полном недоумении. Я уточнила свой вопрос — что же именно им не понравилось? Они переглянулись и ответили, что на этот раз не все колбасы оказались на высоте, что, впрочем, лишь облегчило им выбор. Да какой же выбор, не сдержавшись, почти взвизгнула я, если они ничего не купили? Они, похоже, наконец-то поняли, о чем я веду речь, и объяснили мне, что оставили то, что выбрали, у продавщицы в прохладном месте — вместо того, чтобы носить свои покупки в руках или возвращаться постоянно к машине. На обратном пути они заберут свои колбасы, расплатятся, погрузят их в машину и отправятся домой.
Такое развитие событий на нашем рынке мне было страшно даже представлять.
История повторилась, когда они выбирали овощи, фрукты, сыр, молоко и так далее, и так далее, и так далее…
Ну что же — если с каждым продавцом о жизни беседовать, да еще и подходить к ним ко всем по два раза… Нет, все равно — минимум на полдня времени все равно не набирается.
За гулом голосов, царящим на территории ярмарки, я не сразу расслышала, что там еще и музыка играла. Живая музыка. И не в одном месте. Не знаю, каким мастерством обладали местные музыканты, но энтузиазмом они любого профессионала могли за пояс заткнуть. Они играли у входа в импровизированные кафе, расположившиеся то там, то здесь под полотняными навесами. Люди заходили туда, встретив знакомых (хотя здесь, по-моему, все друг друга знали), и угощали друг друга где бокалом молодого вина, где кружкой пива. Желающим покушать предлагали очень простые, но сытные блюда — несомненно, из тех же даров природы, которые продавались здесь же на ярмарке.
Мы тоже пообедали в одном из таких кафе. Заказ делал Франсуа — какой-то очень короткий заказ, и почему-то в нем прозвучало слово «тарелка». Я мысленно чертыхнулась — время-то уже хорошо к обеду, а мы еще и на завтрак ничего, кроме кофе с круасанами и бриошами, не получили. Но когда нам принесли эти тарелки, я поняла, что с такими порциями можно действительно раз в день кушать. Я бы эту тарелку блюдом назвала — блюдом, которое вновь вызвало в моей памяти французские сады. В центре его горкой лежали крохотные колбаски, вокруг которых четкими одинаковыми секторами расположились всевозможные гарниры вперемешку с не менее разнообразной зеленью. Как не трудно догадаться, обед наш слегка затянулся. Тем более что спустя некоторое время в это кафе зашли знакомые Франсуа и Анабель, которым нужно было нас представить и с которыми нужно было поделиться всеми новостями.
После обеда мы отправились просто гулять по ярмарке — по той ее части, где продавались разные поделки: от резных шкатулок и статуэток до украшений ручной работы. Анабель сказала, что это самое лучшее место для покупки сувениров для родных и друзей. Я искренне пожалела, что у меня их немного — мне хотелось купить все, что попадалось мне на глаза. Я вышла из затруднения, решив, что сотрудников можно с полным правом причислить к хорошим знакомым, что дало мне куда более широкое поле для приложения своей фантазии — кому что купить и какими словами сопроводить каждый подарок.
Обойдя еще раз всех знакомых продавцов и забрав свои покупки, мы погрузили их в машину и отправились, наконец, домой. По дороге Анабель объявила, что сегодня мы не будем ужинать ни в каких кафе — и ради моего ангела она приготовит нам вегетарианский ужин. Он тут же сказал, что просто не может позволить себе навязывать свои вкусы гостеприимным хозяевам и вызвался помочь ей на кухне. Что вызвало незамедлительную реакцию Франсуа, заявившего, что это — его святая обязанность и он не допустит, чтобы гости занимались у них в доме хозяйством. Мой ангел резонно заметил, что знакомство с национальной кухней является неотъемлемой составляющей знакомства с культурой и обычаями страны и не может ограничиваться пассивным принятием пищи.
В результате, вечером они целый час толклись на кухне, бросив меня одну перед телевизором. Я не возражала — у меня так гудели и ноги, и голова, что, устроившись на диване и прислушиваясь одним ухом к новостям (Может, что о нашей стране скажут?), я чуть не заснула.
Ужин у них получился совсем не вегетарианским. Видимо, мой ангел решил глубоко изучить национальные традиции. Кстати, за ужином мы перешли на «ты» — Франсуа насмешливо заметил, что уважать следует все обычаи страны, и у них принято тыкать добрым друзьям. И надо сказать, эта перемена здорово облегчила нам общение на следующий день.
В воскресенье мы остались дома — нас ожидала встреча с кружком Анабель. Это я его так назвала — хотя внешне это напоминало встречу друзей за обедом, я сразу же почувствовала, что Анабель является несомненным центром компании. И объединяла их не просто общность воспоминаний или взаимная симпатия, как меня с девчонками или Галей; их связывало общее дело. Хотя это было, пожалуй, тоже мое определение — они относились к этому делу куда менее высокопарно.
Анабель работала в местном центре социальной помощи, что давало ей доступ к информации о тех людях, которые в этой самой помощи нуждались. Посодействовать в поисках работы, в получении места в яслях для ребенка из многодетной семьи или пособия для оплаты лечения в частной клинике — все это входило в ее служебные обязанности; но она с не меньшим интересом относилась к тем, кому нужна была моральная поддержка. Перед тем, как пришли ее друзья, она рассказывала нам, что много раз сталкивалась с тем, что этот вид помощи оказывался намного важнее для людей, поскольку давал им возможность выбраться из черной полосы самостоятельно и больше не терять веры в свои силы.
Я начала понимать, что имел в виду Франсуа, говоря нам с ангелом на самой заре нашего знакомства о духовных наставниках.
Некоторые из тех, кто с ее помощью снова встали на ноги, захотели — вместе с ней — помогать и другим. Ну что ж, подумала я, тридцати-пятичасовая рабочая неделя весьма способствует развитию идей благотворительности. Однако в процессе разговора выяснилось, что ими движет не так мысль о передаче добра по эстафете, как твердая уверенность в том, что каждый бескорыстный поступок делает лучше их самих. Я растерялась — как-то не укладывалась в моей голове идея о благодеянии, приносящем немедленную отдачу.