Услышав Тошино: «Привет, ты где?», я с облегчением перевел дух. Ну, естественно — уж кто-кто, а он-то точно не смог удержаться, чтобы сразу на кнопки на нашем «подарке» не понажимать! А кому же ему звонить, как не мне — Татьяна-то рядом в комнате сидит.
— В офис еду, — ответил я. — А что?
— Нет, я имел в виду — тебе долго еще? — уточнил он.
— Что-то случилось? — напрягся я.
— Нет, мне просто… Татьяна зачем-то велела позвонить, прямо после работы. А я бы с тобой поговорить сначала хотел, — «успокоил» он меня. — Меня эти выходные… почто до бешенства довели.
— Ну, давай, говори, — предложил я, вглядываясь в поток машин, приближающихся к остановке. Ни одной маршрутки не видно!
— Нет, сейчас не могу, — отозвался он с досадой. — Ты сможешь чуть пораньше приехать? Хоть за полчаса до конца работы?
Я глянул на часы.
— Не знаю, успею ли…Ладно, попробую.
Я нажал кнопку отбоя и вытянул шею в поисках хоть какого-нибудь транспорта, доезжающего до станции метро. На такси я денег себе надумать уже не могу, а то, что после поездки осталось… Какого черта мы ему такой дорогой телефон покупали!
Когда через десять минут подъехала нужная мне маршрутка, я уже был готов сзади ее подталкивать, чтобы быстрее катилась.
Когда я добрался до Татьяниного офиса, до конца рабочего дня оставалось двадцать минут. Не полчаса, конечно, но все же лучше, чем ничего. В общих чертах успеет рассказать; ему сейчас главное — пар выпустить, чтобы до завтра продержаться…
Я быстро шел по тротуару вдоль здания, когда справа от меня послышалось: — Анатолий, привет!
Резко повернув голову, я увидел рядом с собой синюю… как там ее Тоша назвал? Не важно!… машину, из окна которой жизнерадостно улыбалось мне лицо… Черт бы его побрал! Ну, его-то кто просил раньше приезжать? Ну, все — прости, Тоша, будем сегодня в телефонном режиме; я сделал все, что мог, но от этого типа, чует мое сердце, я никак не отвяжусь…
— Ты, я вижу, тоже пораньше решил приехать? — дружелюбно поинтересовался Денис.
Удивительно, как ему удалось это заметить?
— Да, с транспортом повезло, — коротко ответил я.
Он вышел из машины, и мне не оставалось ничего другого, как вести с ним светскую беседу в ожидании Татьяны с Галей. Он тараторил без умолку, то и дело сверкая белозубой улыбкой — расспрашивал меня о том, где я работаю, о том, как мы с Татьяной познакомились, о том, как мы проводили время в свадебном путешествии, рассыпаясь в дифирамбах Татьяне и Гале: он, мол, уже и не верил, что такие замечательные девушки еще существуют на свете. Как Танечка с Галочкой?! Я процедил сквозь зубы, что мою жену зовут Татьяна. Оно тут же извинился и вернулся к разговору о нашей поездке. В ответ на мой сжатый рассказ о ней, он заметил, что они с Галей на выходные тоже неплохо отдохнули — наедине в домиках у реки.
— Это, конечно, ни в какое сравнение не идет с вашим отпуском, но у нас еще все впереди, — коротко хохотнул он.
Представив себе, каково было Тоше возле них третьим лишним околачиваться, я скрипнул зубами. Так вот почему он просил меня раньше приехать! Я с трудом сдержал приступ раздражения. Денис здесь, конечно, не причем — он-то не знал, что их там трое было, но вот сегодня он мне на пути совсем некстати попался…
Наконец, на крыльце показались Галя и Татьяна и сразу же направились к нам. Я внимательно всматривался в Татьянино лицо в поисках той очумелости, которая возникла на нем во время первой встречи с Галиным приятелем. Но она смотрела только… молодец, на меня. Но почему-то настороженно. Ага, решила, наверное, что это я этого Дениса здесь перехватил, чтобы выведать у него что-нибудь. Хм, а мысль, однако, интересная. Нужно будет и Тоше так сказать, а то как-то некрасиво получилось — обещал раньше приехать, а сам… Ничего, зато сегодня он у меня домой по-человечески поедет.
Как только девчонки подошли к нам, я мысленно обратился к Тоше. — Ты тут?
— Ну, — буркнул он. Так и есть — надулся уже.
Спросив у Гали, как ей понравились выходные, я тут же вновь переключился на Тошу.
— Сегодня домой в машине поедешь, — сказал я ему.
— Не хочу, — ворчливо отказался он.
— Не «не хочу», а хватит из себя объездчика мустангов изображать, — решительно заявил я. — Иди и садись, пока я их отвлекаю — тебе же лучше будет слышно, о чем они говорят.
— А чтобы я из нее выбрался, ты тоже их отвлекать будешь? — ехидно поинтересовался он.
— Дверь приоткроешь, как только они подъедут, — тут же нашелся я, — и выскочишь одновременно с ним — не заметит.
— А дверь хлопнет — мне, что, внушать ему, что во дворе эхо? — не унимался он.
— А ты ее не захлопывай, — усмехнулся я.
— Так он же заметит! — В голосе Тоши наконец-то появился некий намек на интерес.
— А заметит — так сбегает назад и закроет, — мстительно протянул я. — Заодно и ноги разомнет, а то он ими целый день только на педали нажимает.
Тоша хмыкнул.
— Ну, ладно — хоть какое-то разнообразие. Я пошел.
Я дождался, пока в машине чуть-чуть приоткрылась и тут же закрылась задняя дверь, и сообщил Татьяне, что нам пора домой. Денис опять предложил подвезти нас, и я задумался — можно будет потом сделать вид, что это я дверь не до конца закрыл… Но Татьяна уже отказалась — решительно и однозначно. У меня прямо плечи сами собой расправились — вот так тебе, красавец-мужчина, далеко не всех твое обаяние дара речи, а заодно и мысли, лишает!
Выяснить у Татьяны, что случилось в мое отсутствие, я решил прямо в маршрутке. Дома она меня тут же чем-то отвлекать начнет, а после ужина и вовсе настрой на аналитический подход к событиям пропадет. Тьфу, опять внушил! Насчет отвлекающих маневров. Мало ли что я раньше говорил! И потом — это были замечания общего плана, а сейчас мы пытаемся обсуждать конкретную, только что случившуюся — без моего участия — ситуацию. Можно мне просто и ясно объяснить, почему Тоша должен позвонить именно сегодня и непременно ей? Что, серьезно? И что же он неправильно делает? Неужели он все-таки не выдержал и сорвался, когда я не смог приехать…?
Но объяснила Татьяна Тошины ошибки не мне, а ему. По телефону. Не выдержал парень до вечера — у него, небось, опять руки зачесались на кнопки понажимать. Я, правда, тоже рядом сидел — и слышал. Половину разговора. Татьянину. Которая свелась к четко сформулированным директивам по проведению крупномасштабной военной операции, направленной на восстановление Галиного доверия к Тоше. Когда Татьяна начинает говорить таким тоном, мне в голову ничего, кроме милитаристской терминологии, не лезет. Судя по нескольким ее репликам, Тоша, правда, решился на отдельные вспышки сопротивления, которые она беспощадно подавила — его же, похоже, аргументами. У нее еще совести хватило призвать меня в свидетели правоты ее слов — тех самых, которые я точно также впервые слышал. Не говоря уже о том, что они оставили у меня больше новых вопросов, чем ответов…
Озвучил я их уже дома, после ужина. Чтобы дать ей время выйти из роли верховного главнокомандующего. Я, по-моему, ее мнение выслушивать согласился, а не приказы, возражений не допускающие.
Ответы ее насторожили меня еще больше. Тоша в ее — человеческом — живописании выглядел полной бездарностью со склочным характером, навязывающей свое вздорное общество брезгливо отмахивающемуся от него человеку. Дальше — еще лучше. Люди, как выяснилось, не видят ничего страшного в том, что один человек покинул другого — в Татьяниной интерпретации, правда, это прозвучало как «ссорятся и расходятся», хотя, с моей точки зрения, эти слова предполагают обоюдное согласие. И задача сохранения достоинства, а вместе с ним и хороших отношений, ложится, оказывается, на того, кого бросили. Это он должен проглотить несправедливо нанесенную обиду, нацепить на лицо добродушную улыбку и помахивать ручкой при встрече — издалека… По возможности изящно.
Теперь понятно, почему она так странно на меня смотрела тогда, в самом начале, когда я пытался выяснить, за что она меня прогнала. Вот тебе и обратная сторона накала человеческих страстей. Остыли они — и все; другой человек, все еще горящий, ничего, кроме раздражения, не вызывает. Может наше ровное, дружелюбное отношение друг к другу не так уж и плохо? Я ведь от него ринулся в этот кипящий эмоциональный водоворот, даже не задумываясь о том, что он может однажды в тихий, заросший тиной пруд превратиться… Не хочу я никаких ровных отношений с Татьяной! Так, у людей, по-моему, еще одна поговорка есть — про тех, которые в тихом омуте водятся. Вот пусть только начнет она ряской обрастать — я таким самым чертом в болоте и стану, повыдергаю все сорняки. Из головы. Сама только что сказала, что ангелам настойчивость простительна…
Ладно, человеческий взгляд на вещи я понял. Не понял, конечно, но… спасибо, что ознакомила. В одном, правда, я с ней согласен — открытое обострение отношений Тоше вовсе ни к чему. Татьяна ведь в свое время рявкнула в сердцах, чтобы ее все в покое оставили. Включая, но не выделяя меня. А тут не исключено, что Тоша пожелание лично в свой адрес получит. Прямейший путь к отзыву. Проще, разве что, прямо в лоб Гале объявить, кто он — и, как только она в обморок хлопнется, оказаться перед контрольной комиссией. Черт! Да я же просто так подумал! Татьяна-Татьяна-Татьяна, прекрати даже мыслить в этом направлении! Нельзя ему уже признаваться, поздно, пропустил он благоприятный момент — не поверит ему Галя. В лучшем случае. Вон и Венсану так и пришлось другом-человеком своей Мари-Энн оставаться… А почему, кстати, так и пришлось? Нужно будет Анабель еще раз расспросить при случае. Может, с ней посоветоваться? Да нет, сами справимся…
Перспективы, впрочем, пока невеселые. От нанесения ущерба своему человеку Тоша, вроде, застрахован — если я прекращу дурацкие мысли в Татьянином присутствии обдумывать. От возможности получить прямой отказ от Гали мы его с Татьяной совместными усилиями отгоним — и здесь я с огромным удовольствием Татьяне в руки бразды правления отдам. У нее лучше получается таким тоном с ним разговаривать, что любое возражение детским лепетом звучит. Остается третий случай отзыва с задания. Самый редкий. Обычно.
Судя по тому, как Галя взирает на свое чудо-приобретение, она уже готова полностью ему подчиниться и с удовольствием раствориться в семье и доме. А растворившееся не хранят — его уже просто нет. В цельном виде — так, отдельные молекулы копошатся, в кучку не собираясь. И чтобы вновь получить это единое целое, выпарить его нужно, как соль из раствора. На что у человека, потерявшего свою личность в последней жизни, как правило, уже не остается времени — вот и оставляют его потом в виде отдельных молекул… энергетической субстанции.
А ангелу-то каково? Отзыв с задания — это всегда подрыв веры в свои силы, а если доверенная тебе личность у тебя в руках в труху распадается… А Тоша ведь совсем молодой, у него и так оснований в себя верить немного еще… А тут случай неординарный… Хорошо хоть у него я есть. В смысле, мы с Татьяной. И практика показала, что в неординарных ситуациях мы с ней всегда на высоте… Нужно только объяснить ей, чем для ангела неудача оборачивается…
Не поняла. Даже дослушать не захотела. Ну, как можно противопоставлять Тошину карьеру, как она выразилась, и Галино будущее? Это ведь две стороны одного и того же! Я попытался еще раз обратить ее внимание, что есть моменты, о которых она просто не знает… Я боюсь?! Что меня вместе с Тошей отзовут? Конечно, боюсь — меня ведь не с Тошей, а от нее отзовут! А ей, судя по тону, на это глубоко наплевать — вон в клерках мне уже местечко подобрала! — лишь бы подруге никто не мешал наслаждаться — кратким! — периодом влюбленности. Ах, простите — жизнью наслаждаться! А ангелам, значит, радоваться сохранению человеческой личности не обязательно — им главное добротно составленным отчетом выслужиться… Я вспомнил Венсана. Ну, почему ангелы должны идти на что угодно, чтобы подстроиться под мимолетные человеческие фантазии, о которых те и сами спустя непродолжительное время не помнят?
Что — крыть нечем? Спокойной ночи она мне желает! Спокойные ночи ни мне, ни особенно Тоше в ближайшее время даже и не снятся! Мы же с ним отзыва боимся, нам же выслуживаться нужно. Это ведь люди у нас — отчаянные смельчаки, им даже плевать на то, что с ними после смерти будет! До поры до времени, правда…
А чего это она молчит? Неужели за мной последнее слово осталось? Нужно будет день этот запомнить…
Весь следующий месяц я действительно не раз вспоминал этот разговор. И не раз у меня возникало ощущение, что Татьяна не случайно его со мной завела. Она словно предупреждала меня — в честности-то ей не откажешь. Об охлаждении человеческих стремлений после достижения желаемого, об изменениях в человеческих чувствах, о неприязни к тем, кто отказывается признавать эти изменения, об условиях для сохранения хороших (хоть каких-то!) отношений…
На следующий же после того памятного разговора день она замкнулась в себе. Наверное, мне нужно было сразу же вернуться к недоговоренному, не оставлять никаких недомолвок, из которых и вырастает отчуждение, но уж больно я разозлился. Да какое она право имеет требовать от меня внимания к точке зрения людей, за которыми я не одно столетие наблюдаю, когда сама даже не удосуживается терпеливо послушать о том, о чем понятия не имеет! Признаюсь даже, что мне ее молчание в конце разговора показалось знаком того, что я сумел убедить ее в своей правоте. А она словно занавес опустила: ты там на сцене договаривай, что тебе по роли положено, а я пойду своими делами заниматься…
Заметил я это, впрочем, не сразу. Первоочередной на тот момент задачей передо мной было открыть Тоше глаза на существующее положение вещей. За нее-то я и взялся прямо на следующий день.
— Так что там на выходные-то произошло? — спросил я его, как только мы устроились, как обычно, возле кухонного столика.
В ответ он яростно зашипел.
— Слушай, ты вообще понимаешь, что тебе грозит? — не выдержал я. — Дофыркаешься — отзовут к чертовой матери!
— Это еще с какой стати? — вскинулся он.
— А с той стати, — ответил я, — что, либо она тебе с лицо заявит, чтобы ты избавил ее от своего общества…
— Не заявит, — уверенно отрезал он, — я ей шанса такого не дам.
— … либо ты ее до нервного срыва доведешь, — закончил я. — С тем же результатом.
— Я ее до нервного срыва доведу? — чуть не взвизгнул он.
— Ты, ты, — усилил я нажим. — Вон и Татьяна говорит, что ты у Гали сейчас ничего, кроме раздражения, не вызываешь, а оно имеет тенденцию накапливаться. Особенно, если выхода не находит, — добавил я, вспомнив свой печальный опыт.