Денису, как выяснилось на месте, поездки на природу были не в новинку. У него и складные кресла с собой оказались, и места для одеял и мангала он почему-то какие-то особые предложил, и воду первым опробовать вызвался, как только Олежка о разведке заикнулся. Но малыш меня не подвел — окинув Дениса подозрительным взглядом, он недвусмысленно дал ему понять, что доверяет только моему мнению. Вот так тебе, Аполлон нашего времени — девушкам, возможно, против тебя иммунитет нужно вырабатывать, но истина-то устами младенца гласит! Черт, мне все больше нравятся эти человеческие пословицы!
Он все же увязался за мной. Спасибо, хоть Галю с собой взял. И тут же принялся каждым ее движением в воде руководить. М-да, так плавать учить — только боязнь воды появится. Так она утонет, пока очередную инструкцию дослушает. Лучше бы сначала курс теоретической подготовки на берегу с ней провел — и мне бы заодно не мешал, а то мне это квохтанье уже на нервы действовать начинает. Уф, слава Богу, вышли из воды!
Оставшись, наконец, наедине со стихией, я полностью от всего отключился и… Как же мне не хватало все это время элементарной физической нагрузки! Вот тебе и преимущества постоянного пребывания в видимости — надежно уравновешенные недостатками. Я даже Тоше завидовать начал — ему, хочешь — не хочешь, постоянно приходится форму поддерживать, особенно рядом с этим заботливым красавчиком с его машиной. А я вот тоже уже разбаловался — машиной меня, понимаешь ли, на работу доставляют. И не важно, что всего раз в неделю — с одного раза все начинается. Но, с другой стороны, если я откажусь от этой машины, мне и утром раньше Татьяны выходить придется, и вечером я к концу ее рабочего дня, скорее всего, не успею…
Вот-вот, люди точно также во всем себе оправдания придумывают. А потом песни сочиняют о гиподинамии.
Не успел я ступить ногой на берег, как Олежка победно завопил и ринулся ко мне, волоча за собой Тошу. В смысле, ринулся он к воде — мое появление целым и невредимым явно послужило ему знаком, что путь свободен. От пиратов и прочих препятствий. Похоже, что каждому из нас он уже отвел в своем сознании особую, строго определенную роль. Света распоряжается устройством нашего лагеря, Сергей стережет его внешние границы, мне доверены рейды с тем, чтобы никто не мог незаметно подкрасться к этим границам, а Тоша… Тоша, похоже, оказался единственным среди нас, с кем малыш готов был бесстрашно ступить в неведомый окружающий мир. Интересно, а кем он видит Татьяну? А Марину? Тьфу, а Марина здесь причем? С чего это она, кстати, сегодня притихла?
Подойдя к Татьяне, я вдруг заметил, что Света уже приподнимается, чтобы отправиться вслед за сыном. Я покачал головой и негромко напомнил ей, что лучше Тоши еще никому не удалось найти с Олежкой общий язык. Даже мне, мысленно добавил я, испытывая законную гордость от умения признавать успехи и достижения других. И начал было садиться.
В этот момент забулькал Денис. Более точного слова для описания его тона мне, по крайней мере, в голову не пришло. К томному придыханию сердцееда со стажем добавилась снисходительность многодетного отца.
— Светочка, я тоже думаю, что ты можешь спокойно оставаться с нами, — проворковал он, чуть склоняясь к Свете. — Ты же знаешь, что самые лучшие воспитатели получаются из молодых ребят: они и сами еще играют с удовольствием, и дисциплину — среди младших — строго поддерживают.
Галя прыснула, бросив насмешливый взгляд в сторону реки. Света явно растерялась и вновь опустилась на одеяло — чтобы переварить услышанное, надо понимать.
Я же чуть не взвился.
И от того, что этот знаток процесса воспитания детей высказал вслух именно то, что я и сам думал во время прошлой поездки к реке, лучше мне не стало. Я только думал — в шутку и о своем добром знакомом. А этот… реплики бросает, за спиной, и ответить ему нечего — если не вслушиваться, его фраза весьма одобрительно прозвучала.
И что это еще за Светочка?! Сергей вообще куда смотрит? Я бы ему уже по уху съездил…
Пыхтя от злости, я опустился на одеяло рядом с Татьяной. И вдруг заметил, что она — вся какая-то взъерошенная. На меня зыркнула так, словно я ночью, тайком от нее, последний кусок торта съел. Отлично! Раз уже внутри бурлить начала — значит, скоро прорвет плотину молчания. Пусть даже криком. Давно уже мы с ней друг на друга не кричали изо всех сил — с тем, чтобы потом мириться… тоже изо всех сил. Я мысленно улыбнулся.
— Может, пойдем и окунемся? — тихо спросил я.
Она упрямо покачала головой и вдруг… прижалась лбом к моему плечу. Я замер. Я прямо сейчас мириться готов! Но… люди же вокруг! Ну, почему у нас своей машины нет? Домой бы сейчас… Придется все же до вечера терпеть. Я опасливо похлопал ее по руке — авось, при посторонних она меня все же не укусит. Кто ее знает, зачем она лицо к моему плечу приблизила? Раньше, когда я ее по руке поглаживал, она успокаивалась… Она тут же перевернула руку и крепко сжала мою, переплетя наши пальцы. Знак дает, что хватит, мол, уже успокоилась или… Сделав глубокий вдох, я (была — не была) поднял ее руку и прижал ее к своей щеке. И глаза закрыл, чтобы не видеть холодного удивления у нее на лице, если таковое там появится…
Все, не обойдется вечером без крика. Если она опять молчать будет, я сам орать начну. За что меня… на целый месяц… всего этого… лишила?
До моего плавающего в какой-то вязкой невесомости сознания добрались отдельные слова. Должно быть, они давно уже туда стучались, но сознание прикидывалось, что его нет дома. Слова, однако, оказались настырными — они долбили и долбили в одну точку, пока сознание, чертыхнувшись, не распахнуло им навстречу дверь…
Денис изрекал свою концепцию обязанностей мужчины перед семьей. Прислушавшись, я понял, что плотину сейчас прорвет у меня — и мы поедем-таки раньше домой. Я ведь и раньше нечто подобное слышал — от Татьяниных родителей, но там хоть речь об обязанностях с двух сторон шла. А здесь? Роль женщины в семье этот дамский угодник свел к произведению на свет потомства — в обмен на что ей должно обеспечить уютные и сытные условия жизни. Да так же о кобыле племенной говорят! Это ее холят и лелеют, чтобы табун отборными экземплярами пополняла. И в стойле держат, чтобы недостойные производители не подкрались.
— А запирать-то ее зачем? — не выдержал я.
В ответ я услышал, что мир полон мерзавцев, от которых нужно изолировать дорогое существо (ценное, что ли?).
Пристально глядя на Дениса, я вдруг заметил краем глаза лицо Гали. Обращался он как будто бы к Свете, но та озадаченно хмурилась, в то время как Галя взирала на него с таким выражением, какое мне раньше доводилось видеть только на лицах истово верующих в момент явления им особо чудотворной иконы. И то — в первые мои посещения земли, Бог знает сколько лет назад. Я вдруг обрадовался, что рядом с нами не сидит Тоша и не видит у нее на лице этого обожествления единственного и неповторимого идола. Святые отцы-хранители, как же нам теперь из всего этого выкарабкиваться? Нет-нет-нет, прошу снять вызов — это я не за помощью обращался, случайно вырвалось…
В разговор вступила Марина. Вернее, Света ее в него втянула. Оказалось, что и Марине частенько… придурки?… встречаются. Причем, в работе, как она сказала — в то время как Света заметила, что в жизни вообще. Ну, само собой — у нее же вся жизнь из работы состоит! На кого она это намекает? Я же, по-моему, давно как ей, так и всем ее сотрудникам показал, что большинство конфликтов не из склочности клиентов проистекают, а из неумения подход к ним найти. Или на нее мои беседы точно такое же впечатление произвели, как этот Денис с его обаянием (тьфу, вот же нашел сравнение!)? Да уж, права Татьяна — крепкий орешек! Ее-то уж точно ничего из равновесия не выведет… Интересно-интересно…
Я вдруг заметил, что Маринины небрежные, с ленцой, ответы вызвали в нем какую-то непонятную настойчивость. Об остальных своих слушательницах он уж точно забыл. У него даже тон изменился — от томности в нем и следа не осталось, сдержанность в нем появилась и отрывистость, словно он со мной разговаривал, а в глазах интерес — острый, расчетливый… Что такое — занервничал, братец, что нашлась одна, твоим чарам не подвластная? Решил ее если не романтическими бреднями, так профессиональными знаниями приручить? Подсказать он ей может, как любого негодяя к ответу призвать! Ну, понятно — он же юрист! В транспорте тебе нахамили, соседи сверху залили, коллега косо глянул — на каждого в суд! И не важно, что потом каждого участника минимум полгода в сутяжной лихорадке трясет; главное — справедливость восстановлена. Если восстановлена.
Марина словно только и ждала перехода к деловому разговору. Выпрямилась, подобралась вся — и поинтересовалась, не является ли поиск широких плеч и крепких мускулов первым советом правозащитника. Я чуть не расхохотался. Похоже, Марина прислушивалась-таки к моим беседам с ее сотрудниками. Похоже, даже слишком внимательно прислушивалась. Веселое настроение как рукой сняло. Пойду-ка я к Тоше — не мешает подготовить его к лицезрению фанатичного восторга на Галином лице. Не сидеть же мне здесь, слушая, как Марина мои же методы на подвернувшемся по глупости объекте отрабатывает — в то время как мне самому еще не удалось их к нему применить.
Поднимаясь, я заметил, что Галин фанатичный восторг уступил место фанатичному же возмущению. С таким выражением люди хворост в костер еретиков подбрасывали или преступников линчевали. Если бы взгляды могли убивать… Да нет, Марину, по-моему, и настоящая молния не возьмет — назад в небеса отскочит, в поисках того, кто ее в такую цель направил.
Когда я отходил, за спиной у меня послышались отчетливо произнесенные слова: — Ну, почему же? Если характера хватает, можно и своими руками справедливость восстановить.
Да ну?! Он, значит, из тех юристов, которые ни перед чем не остановятся ради торжества справедливости? Если судебная тяжба затягивается, всегда можно дело подтолкнуть. Если знать, к кому обратиться… Черт, нужно было остаться и дослушать! Может, Тоше стоит в этом направлении покопать? Нет-нет, я вовсе не смирился с такими методами, но в экстренных ситуациях, знаете ли… И потом — не мне отступление от правил критиковать; мне и самому случалось… пару раз… Исключения ведь только подтверждают их законность…
Когда я вкратце передал Тоше смысл только что состоявшегося разговора, он явно заинтересовался. Помявшись, я добавил: — И еще одно. Тоша, мне кажется, что с Галей мы уже опоздали — не вытащим мы ее из этого умопомрачения.
— Посмотрим, — процедил он, поддерживая колотящего по воде руками и ногами Олежку.
— Посмотрим-то посмотрим, — с досадой покачал я головой, — только не знаю, что увидим. Что-то мне все больше кажется, что ей действительно ничего больше не нужно, кроме как по жизни за мужем тащиться — бледной его тенью по земле. По-моему, она не просто готова — она с удовольствием от собственного Я откажется.
— Не думаю, — упрямо покачал он головой. — Она просто это свое Я иначе видит. Смеяться не будешь? — Я насторожился. — Я у нее дома все столы и шкафы обыскал, и знаешь, что нашел? Дневник. Собственно говоря, это даже не один дневник, а три толстенные тетради. Со школы еще. Она только в последнее время писать перестала — некогда ей стало.
Я вспомнил, как мне до выхода в видимость хотелось, чтобы Татьяна вела дневник — чтобы я хоть там мог прочитать излияния ее души, раз уж она ее никому не открывает. А почему, собственно, вдруг кольнула меня мысль, я не вижу ничего страшного в том, чтобы читать чужие дневники, в то время как интересоваться всем открытыми статистическими данными… Черт, они меня совратят-таки с пути истинного своим техническим прогрессом…
— И что ты там нашел? — спросил я, чтобы не углубляться в крамольные мысли.
— Умницей ее не назовешь, — начал он, отправив Олежку на берег обсохнуть. — У нее лет с пятнадцати все мысли вокруг замужества крутятся — прямо навязчивая идея какая-то. Или, вернее, не так — она думает не головой, а сердцем. Ни хитрости в ней нет, ни расчетливости, ни умения притворяться — вот и обходят ее эти их мужчины, скучно им с ней. А тут — принц в синей Мазде! А у нее — океан преданности нерастраченный… Ты ей сейчас начни объяснять, во что он ее превратить хочет — ни за что не поверит, но вот если в нем самом низость какая-нибудь обнаружится… Не помогут ни машина, ни внешность, ни обеспеченность — не станет она в грязи жить…
Именно в этот момент к нам подошла Марина.
— Это тоже — ваш… приятель? — спросила она, сверкая глазами.
Мы одновременно и дружно замотали головами.
— А зачем его приглашать было? — Она словно откусывала каждое слово.
Мы с Тошей растерянно переглянулись.
— Да это не мы, это Галя… — начал было я.
— … его с собой взяла, — закончил Тоша.
— А вы, значит, сбежали, пока он там хвост веером распускает? — презрительно бросила она.
Голова у меня сама собой дернулась в сторону Татьяны. Нет, вроде, спокойно сидит и в нашу сторону поглядывает.
— Марина, не говори о том, чего не знаешь, — буркнул Тоша.
— Ах, простите, вы, наверное, в сторонку отошли, чтобы жребий бросить, кто первым будет морду ему бить? — фыркнула она.
Этого нам еще не хватало! В смысле — еще одного человека, открывающего нам глаза на человеческие способы решения проблем. Нет уж, до прямого насилия мы опускаться не будем…
— Не думаю, — с достоинством покачал я головой.
— Но мысль интересная, — быстро добавил Тоша.
— Ну, ладно, надумаете — я участвую, — окинула она нас оценивающим взглядом с головы до ног, и, решительно входя в воду, бросила через плечо: — Курточки ваши подержу.
Ну, и что мне теперь делать? Я же тоже поплавать хотел!
— Ты что-нибудь понял? — спросил я Тошу с надеждой.
— Не очень, — честно признался он, — кроме того, что этот павлин ей тоже не нравится.
— Жаль, что они никак в жизни не пересекаются, — задумчиво произнес я, — ты бы слышал, как она его только что осадила…
— Анатолий, это — наше дело, — тихо отозвался Тоша, — хватит того, что мы Татьяну в него втянули…
Она появилась у кромки воды, словно он позвал ее. А вот теперь мы таки поплаваем! Она на удивление легко согласилась, и я, вспомнив Дениса, квохчущего в воде над Галей, воздержался от каких-либо советов — просто плыл рядом с ней, наслаждаясь размеренными движениями. На середине реки мы встретили Марину, плывущую от противоположного берега, и вместе с ней вернулись на пляж.
За обедом Денис, видимо, решил ограничиться вниманием наиболее благодарной аудитории. Не забывая поглядывать на окружающих, он беседовал только с Галей. То ли спрашивал ее о чем-то, то ли просто комментировал ее высказывания. И речь шла, судя по всему, о нас. Определенно о Марине — глянув мельком на нее, Галя лишь плечами пожала и ограничилась парой фраз. И о Тоше — удостоив его отнюдь не дружелюбным взглядом, Галя заговорила куда оживленнее, то и дело прикасаясь к руке Дениса просительным жестом. Покосившись на парня, я чуть не подавился — он хрустел огурцом и отщипывал по чуть-чуть от куска хлеба. Ну, Татьяна…! О, а вот и обо мне, по-моему, заговорили — нарочито не глядя в мою сторону, Галя отодвинулась от Татьяны и перешла на совсем уж невразумительное бормотание.
Света с Сергеем тревожно переглядывались — даже они, по-моему, напряжение почувствовали от столь явного раскола в компании. Наверное, именно поэтому сразу же после обеда они стали собираться домой. Я чуть не расцеловал их обоих. Домой! Немедленно! И сразу же мириться. Можно даже стадию крика пропустить — черт с ней…
Внезапно Денис объявил с очаровательной улыбкой, что им с Галей торопиться некуда, и они, пожалуй, еще останутся. Я чуть не взвыл. Мы же не сможем Тошу незаметно по дороге потерять! Придется всем оставаться… Черт, а вдруг Марина не захочет? К этому индюку самодовольному в машину набиваться? Просить его?! Я бросил отчаянный взгляд на Марину.
Прищурившись, она посмотрела на меня, потом на Тошу (а, не я один к ней воззвал!), хмыкнула, небрежно обронила, что тоже не прочь лишний час подышать свежим воздухом, и, не переводя дыхания, пообещала отвезти нас, всех троих, домой. Я с облегчением перевел дух. Тоша кинулся прощаться с Олежкой.
Ха! Общий язык они, может, и нашли, но в сцене прощания им явно переводчик понадобился. Я, разумеется. Малыш никак не мог понять, почему Тоша не хочет ехать вместе с ним домой. Подожди, малыш, вот доживешь до ангельского звания — узнаешь, что значит «долг велит».