– Как я только что сказал, ты невероятно умна, образована и красива. Ты видишь мир не только в его внешних проявлениях, но и прекрасно разбираешься в так называемых «подводных течениях» Большой Политики, в кулуарных играх, юриспруденции, экономике и во многом другом. И это меня по-настоящему восхищает… – тут моя ладонь очень-очень медленно заскользила вверх по о-о-очень аппетитному бедру. Причем по его внутренней стороне и не по ткани футболки, а под ней… – Однако при этом я никак не могу понять, почему ты живешь не своей и вполне реальной, а придуманной жизнью! Почему, единожды загнав себя в клетку из придуманных тобою же правил, ты отказываешься понимать, что дверь не закрыта, и для того чтобы выйти наружу, в большой мир, достаточно ее просто толкнуть?
Взгляд женщины похолодел, а лицо превратилось в маску, такую же бесстрастную, как когда-то была у Дотти.
– Вот и сейчас ты слушаешь, но не позволяешь себе услышать то, что я говорю! – продолжил я, добравшись до самого верха бедра и «негодующе» уперев указательный палец в мигом затвердевшие косые мышцы живота над лобковой костью. – А ведь пройти по логической цепочке ТЕБЕ, АНАЛИТИКУ от бога, не составит никакого труда: если кто-то один когда-то отнял у тебя яблоко, это не значит, что его будут отнимать все остальные. Если кто-то один в твоем присутствии проявил трусость, это не значит, что в окружающем тебя мире нет ни одного человека, на которого нельзя было бы положиться. Если тварь, которую ты впустила в свою душу, ударила в самое больное место, это не значит, что каждый шаг навстречу тебе будет заканчиваться такой же болью…
Судя по тому, что маска стала «плотнее», этих аргументов не хватило. Поэтому я пересел на кровать, уткнул палец в ключицу женщины и повел его вниз так же, как несколько раз делала она:
– Да, сложнейшая система допуска, которую ты создала для отсева недостойных, в теории должна подводить к твоей душе только самых лучших. Но лишь в теории, ибо каждый человек многогранен, а гипотетически возможных граней, из которых МОЖЕТ СОСТОЯТЬ личность человека, не десятки, не сотни и даже не тысячи! Ведь каждая грань – это результат взаимодействия конкретного человека с кем-то или чем-то. Или сиюминутный «срез» его жизненного опыта. Ситуаций, в которые попадают все люди, вместе взятые, неисчислимое множество, соответственно постоянное укрепление «клетки» и усложнение системы допуска к своей душе суть занятие, абсолютно бессмысленное. Ибо никакая, даже сверхсложная система, не даст тебе стопроцентной гарантии того, что следующая личность, попавшаяся тебе на пути, не выкинет какой-нибудь неожиданный фортель!
– Да, не даст, но… – начала, было, Олли, но прервалась на полуслове, так как я, дотронувшись до горошинки соска, заставил его сжаться. А через полминуты очень нескромных ласк накрыл ладонью всю грудь, осторожно смял чертовски тяжелое и упругое полушарие, коснулся второго соска, расфокусировал взгляд… чтобы через миг оказаться спокойно сидящим на кровати Дотти.
– Ты уже запуталась и не понимаешь, как помочь тем, кто тебе чем-то интересен, пробиться хотя бы в ближний круг своей души! – грустно сказал я. – Поэтому сидишь в своей клетке и стараешься не думать о том, что там, за прутьями, вовсю кипит жизнь. Что люди, в разы менее умные, чем ты, чему-то искренне радуются, чем-то горят…
– …а еще рвут себе души от обид и разочарований!
– Да, бывает и такое! – согласился я. – И это вполне нормально. Ведь для того, чтобы, скажем, переместить некий груз на некое расстояние, требуется потратить какое-то количество энергии. Чтобы полакомиться конфетами, надо оплатить их покупку частью денег, заработанных нелегким трудом. Чтобы выиграть дело в суде, надо убить кучу времени на изучение законов, самого дела и чего-то там еще. Так?
– Жизнь куда сложнее физики, экономики и юриспруденции!
– Это очевидно… для всех, кроме тебя! – сказал я и продолжил давить: – Но куда менее умные, чем ты, Лани и Рати почему-то смогли принять отсутствующую у вас модель семьи и чувствуют себя по-настоящему счастливыми. А ты, упростившая свою так называемую жизнь до невозможности и в принципе запретившая себе чего-нибудь хотеть, дуреешь от одиночества, не знаешь, кому и зачем такая нужна, и не понимаешь, как выбраться из этого тупика!
– Ты жесток! – выдохнула тэххерка, поиграв желваками. – И режешь по живому!
Я отрицательно помотал головой:
– Я бью не по тебе, а по прутьям клетки, в которую ты сама себя заточила. И делаю это не из прихоти и не потому, что этот процесс доставляет мне удовольствие: мне просто больно смотреть, как ты себя убиваешь!
Маска на лице женщины потрескалась. А во взгляде появились настоящие, а не изображаемые эмоции:
– А ничего, что ты меня совсем не знаешь?!
– А ты себя знаешь?! Что ты пробовала в этой жизни, кроме работы и существования под ЧУЖИМИ образами?! Когда ты последний раз позволяла себе полностью расслабиться?! Когда развлекалась, не думая о том, какой тебя видят окружающие?! Когда, наконец, делала глупости просто потому, что захотелось?!
Тэххерка невидящим взглядом уставилась в пол, набрала в грудь воздуха… и криво усмехнулась:
– Пожалуй, никогда.
– Ну, и ради чего ты тогда живешь?!
Удавка сгорбила спину и опустила ресницы:
– Не знаю…
– Тогда, может, стоит развалить эту клетку к чертовой матери и попробовать жизнь во всем ее многообразии?
Она задумалась. Надолго – минут на пять-семь. А когда пришла к какому-то выводу, посмотрела на меня ничего не выражающим взглядом:
– Не могу не признать, что ты в чем-то прав…
– Олли, ты опять в образе! – разочарованно сказал я. – Пойми, из клетки надо вы-хо-дить! А не мяться перед дверью, просчитывать всевозможные варианты и тянуть время.
Она снова опустила ресницы, целую вечность колебалась, а затем все-таки решилась:
– Как?
– Сделай то, чего тебе хочется прямо сейчас! – предложил я. – Получи удовольствие, пусть даже совсем простенькое. Распробуй полученное ощущение и в таком же режиме продолжи исследовать Большую Жизнь и далее…
– Не боишься? – одним плавным и очень красивым движением перебравшись на мои колени, «хрипло» спросила она, скрестила ноги за моей спиной, прижалась грудью к груди, обняла за шею и потянулась к губам.
Я отрицательно помотал головой:
– К моему искреннему сожалению, ты давно задавила в себе все настоящие чувства, включая и то самое желание, которое пытаешься изобразить. Нет, образ отработан на славу, а ты исключительно красива, но все равно, он остается образом, так как в нем нет самого главного – души!
– Ты опять прав! – расстроено согласилась женщина, встала, некоторое время металась по комнате, о чем-то размышляя, а потом вдруг остановилась у терминала ВСД. Я подобрался, почувствовав, что она что-то придумала. А тэххерка, потыкав в сенсоры, дождалась прибытия контейнера и вытащила из него здоровенную дольку какого-то тэххерского фрукта, отдаленно напоминающего арбуз. Сорвав упаковочную пленку, зачем-то села на пол там, где стояла. И, закрыв глаза, вгрызлась в самую середину светло-фиолетовой мякоти! А уже через несколько секунд подняла голову, продемонстрировав мне абсолютно счастливое лицо, перемазанное потеками сока:
– Лет с пяти и до пятнадцати я мечтала хоть раз в жизни укусить риотти так, как это регулярно делала дочка одной из наших служанок, но так ни разу себе этого и не позволила. Потом сочла это желание глупостью и, как ты выражаешься, задавила его напрочь. А сейчас вспомнила и решилась! И знаешь, так действительно вкуснее!
– Знаю! – улыбнулся я. – Все детство точно так же ел арбузы и дыни!
– Только в детстве? – укусив фрукт еще раз и зажмурившись от удовольствия, ехидно спросила она. При этом ее взгляд горел детским ожиданием то ли чуда, то ли откровения.
– Дома и среди близких могу так есть и сейчас. А для остальных я – Дэниел Ромм, Седьмой и так далее…
Олли быстренько доела риотти, обгрызла корку, встала с пола и отправила ее в утилизатор. Потом по-детски вытерла лицо подолом футболки, скользнула ко мне и поцеловала. В щеку. С такой безумной и искренней благодарностью, что у меня защемило сердце. Потом еле слышно поблагодарила, пару мгновений поколебалась и решительно тряхнула волосами:
– В общем, так: на сегодня занятия отменяются, так как я их вести не в состоянии. Поэтому… пошли, подеремся, а?
Следующие сорок с лишним минут Удавка отрывалась так, как будто пыталась вернуть за один, пусть и очень длинный бой все, что недополучила в течение жизни. Правила? Ха! Она сражалась с такой же самоотдачей, как самка, защищающая своего детеныша. И в то же время… развлекалась, в процессе такого безумного смешения диаметрально противоположных эмоциональных состояний вдохновенно вплетая в наработанную технику те немногие связки, которым научилась у меня или подглядела у девочек. Кроме того, оказавшись в безвыходных ситуациях, не чуралась «грязных» приемов: пыталась прикусить или расцеловать руку, которой я проводил удушение, старалась насмерть защекотать меня распущенными волосами, когда понимала, что бить нечем, и нахально пользовалась тем, что является женщиной. То есть, заставляла меня тормозить или перенаправлять атаки, подставляя под них аппетитные округлости, пробовала отвлекать совершенно «случайными» демонстрациями своего тела с особо выгодных ракурсов и так далее. Но лишь для того, чтобы получить тактическое преимущество и переиграть меня хоть в каком-нибудь эпизоде.
На мой взгляд, получалось здорово. Даже очень. И я, подыгрывая тэххерке, стал «удлинять» ее связки. В смысле, вязал их не на первом-втором движении, а позволял атакам «раскрываться». В результате противница стала быстрее уставать, зато окончательно потеряла голову от восторга и совсем отпустила тормоза.
Поединок закончился в партере, после двухминутного сражения не на жизнь, а на смерть и доброго десятка переводов Удавки из одного безнадежного положения в другое: очередной раз «отдав спину» и попав на удушение, она вдруг обмякла и еле слышно выдохнула:
– Хочу еще, но устала так, что не в состоянии даже моргать!
Я снял захват, аккуратно переложил женщину с себя на пол и, откатившись в сторону, ехидно поинтересовался:
– Ну как, понравилось?
– Не то слово! Я словно…
– …чувствовала себя живой?
– Ага! – совершенно счастливым голосом подтвердила Олли. Потом повернула голову в мою сторону и посерьезнела: – Дэн, делай все, что хочешь, но больше не позволяй мне ни на мгновение возвращаться в клетку, ладно?!
…Обед затянулся на лишние полтора часа: с трудом дождавшись конца трапезы, Ти’Лаути попросила продемонстрировать девочкам запись нашего боя, сделанную потолочными камерами. Прекрасно представляя, как будет проходить просмотр, я подгрузил нужный файл в ДАС, выдал Олли права на управление системой и, стащив упаковку сока, откатился от стола. А потом слушал восторженные восклицания жен, наблюдал за Дотти, ошарашенной внезапным преображением подруги, и веселился. А через час после завершения просмотра увидел первые результаты того, что натворил: в первом же учебном бою против двух звеньев истребителей «Игл» виртуальный «боевой» экипаж «Непоседы» выдал совершенно нереальный результат – девятьсот восемьдесят восемь баллов из тысячи возможных!
Анализировать запись я и не подумал – выбрал задание посложнее и «отправил» экипаж в новый боевой вылет – зарубился со звеном «Иглов», эсминцем класса «Меркурий» и минным заградителем «Сеятель». Этот тест программа оценила на девятьсот пятьдесят девять баллов, то есть, тоже очень и очень достойно. А потом я поймал кураж и решил поиграть в «пятнашки» с «Норфолком» и двадцатью его уже выпущенными истребителями-перехватчиками в довольно плотном поясе астероидов.
Тут меня сбили. Через час и семнадцать минут очень плотного и очень напряженного боя. Точнее, после того как Дотти полностью израсходовала боекомплект, Олли потратила все активные средства защиты, а случайное попадание вражеской ПКР срезало с нашего «Миража» добрую треть эффекторов РЭБ. Но меня это нисколько не расстроило, ведь мы «ушли» не одни, а прихватив с собой четырнадцать «Иглов» и их носитель. Заработав в этом безумном бою в принципе невозможные девятьсот девяносто три балла! Кстати, последний корабль взорвали самоубийственным таранным ударом в дюзы.
Когда я отключился от системы и оглядел раскрасневшихся тэххерок с горящими от восторга глазами, то невольно улыбнулся. И чуть не оглох, когда они, захлебываясь словами, принялись пересказывать самые потрясающие, по их мнению, моменты боя.
Тараторили и во время ужина, вызвав в моих девочках жуткую зависть и еще более фанатичное желание учиться. Потом мне пришло уведомление о получении письма с Эррата, и я унесся в рубку, где проторчал больше часа. А когда закончил со всеми делами и спустился вниз, то обнаружил, что вся «Большая Семья» находится не в спортивном зале, а в нашей каюте. Обложившись подушками, возлежит на ковре в приятном полумраке, уминает шоколадные конфеты и изнывает от желания посмотреть какую-нибудь древнюю комедию. Или две-три.
Изображать синхронного переводчика мне было откровенно лениво, поэтому комедии с исконных территорий Империи Росс я сразу же отмел. И, помня, что у обеих «пассажирок» изучено несколько основных языковых баз ССНА, поставил им «Блондинку за бортом». А сам, «вооружившись» несколькими стандартными упаковками мясной нарезки и парой пакетов сока, удобно устроился между Мечтами. И здорово расслабился, наблюдая как за приключениями главных героев немудреного, но какого-то уж очень теплого фильма, так и за восторгами тэххерок.
В общем, рев баззеров боевой тревоги застал меня врасплох. Но никак не сказался на рефлексах – уже через пару мгновений я летел к шкафу за скафандром и подключался к пилотскому интерфейсу. Кстати, в этом я оказался не первым – Олли и Дотти были уже в системе и, на бегу срывая с себя футболки и белье, неслись к входной двери!
В «солнышко» я вылетел секунд через сорок. Ворвался в лифт и сразу же сместился к дальней стенке, чтобы оставить место для полуодетых «старших» тэххерок, которые собирались использовать время на подъем в рубку с максимальным КПД. Я тоже не зевал – надел шлем, загерметизировал скаф, сорвался с места, как только бронедверь достаточно отползла в сторону, и в три прыжка долетел до своего кресла. А, убедившись, что все четыре пиктограммы состояния снаряжения членов экипажа изменили цвет на зеленый, активировал переход «Непоседы» в боевой режим. Одновременно давая полную тягу на движки и один из эволюционников.
Уже через три секунды я убедился, что мой экипаж ест хлеб не зря – метки обеих ПКР «Retribution», к этому моменту успевших преодолеть практически все расстояние между СПП и нашим «Миражом», потемнели и исчезли. Еще через полсекунды тактический экран расцвел метками целеуказаний с распределением приоритетов, а Олли напрочь задавила системы захвата целей «Норфолка», эсминца «Меркурий», четырех «Иглов» и «Сирены»!
Когда Дотти скинула «Шершень», я, каюсь, не заметил – был занят боевым маневрированием и выходом на оптимальный вектор схождения с «Норфолком». Зато увидел результат – пропажу метки СПП-шки. Чуть позже, когда мы вышли на дистанцию гарантированного поражения, а амеры справились с вирусом, «заглушившим» им сенсоры, Олли «села» на них снова. А Рраг отправила «Слепни» навстречу кораблю-матке. Да, сразу два, раскидав их по эшелонам. Первый вогнала в носовой обтекатель ведомого третьей пары «Иглов», только что сошедших с летной палубы, а второй загнала в ее створ. Причем ровно через девять секунд после появления этого звена на тактическом экране, то есть, в момент начала разгона следующих двух боевых машин!
После взрыва, превратившего «Норфолк» и четырнадцать перехватчиков, так и не вылетевших в космос, в груду искореженных конструкций, ситуация в пространстве перестала быть критической, и к «Меркурию» я отправился, можно сказать, с легким сердцем. По дороге отметил высочайший уровень согласованности действий ООС и Умника, профессионально «задавивших» и превративших в пыль звено самых нахальных «Орлов», порадовался тому, что ни одна из ПКР, выпущенных в мою сторону, не дошла даже до дистанции разделения боеголовок, и вывел «Непоседу» в «тыл» эскадренного миноносца. В смысле, зашел на него с вектора, еще не «засеянного» кластерами самонаводящихся мин.