— И судя по тому, что написано в «Волховании», они нашли то, что искали, — сказал Гарри.
— Да, — кивнула Элин. — Но дальше происходит что-то непонятное. Все источники сходятся в том, что способ Герпия оказался столь ужасен, что Годелот отказался его использовать. Это при том, что Годелот «ради всеобщего блага» готов был пойти на действительно ужасные вещи...
Гарри вспомнил описанный в «Волховании» ритуал принесения в жертву семимесячного плода, извлеченного из чрева еще живой матери, и содрогнулся.
— Теперь-то я понимаю, почему Годелот отказался от создания крестража, — продолжала Элин. — Ведь все, что он делал до того, затрагивало только телесную оболочку, которая, в сущности, не что иное, как временное обиталище души. Ну, подумаешь, запытал кого-то до смерти, так ведь исключительно из благих намерений, и вообще, жертва сама виновата, а если вдруг вышла ошибка — не важно, Господь разберется и душа мученика сразу попадет в рай!
А вот крестраж — это уже другое дело. Вероятно, Годелот полагал, что раз душа, в отличие от тела, бессмертна, то и расколоть ее — пойти против Божьего замысла и лишиться вечной жизни. И поэтому он не только отказался от создания крестража, но даже не стал писать о нем в «Волховании», дабы не соблазнять менее крепких в вере читателей...
К сожалению для себя, Годелот не учел, что Геревард не разделял его взгляды. Скорее даже наоборот, если Годелот — пример крайнего религиозного фанатизма, то Геревард — пример того, к чему в ту эпоху могло привести полное отрицание веры. Он уже додумался до идеи «если Бога нет, то всё дозволено», но еще не дошел до того, что мораль и нравственность могут существовать и вне религии, как внутреннее убеждение человека... эм-м-м... Что-то меня опять в сторону заносит.
В общем, Геревард взбунтовался против отца и обманом отнял у него волшебную палочку. Но по какой-то причине он не убил Годелота, а заточил в подземелье без пищи и воды. Ни один писатель не мог понять, зачем он это сделал — это слишком по-магловски, у темных волшебников есть масса других способов обеспечить врагу медленную и мучительную смерть.
— Ты думаешь, он сделал отца своим крестражем? — спросил Гарри.
Элин кивнула.
— Видимо, он решил посмотреть, что произойдет, если сделать крестраж из живого человека, — сказала она. — Но если это был эксперимент, то не очень удачный, во всяком случае, после того как Гереварда победили в первый раз, он больше не возрождался. То ли потому, что некому было создать для него новое тело, то ли по какой-то другой причине... Известно только, что спустя много лет Самсон Уиблин предъявил Визенгамоту и Совету волшебников «неопровержимые доказательства смерти Годелота и Гереварда». Собственно, от Самсона и стало известно, что Годелот содержался в заключении, но какие-либо подробности он сообщать отказался.
— Ну и хорошо, — удовлетворенно кивнула Гермиона. — Если Годелот мертв, значит, и крестраж Гереварда в нем разрушен, и нам не надо беспокоиться еще об одном бессмертном духе. Нам и одного Тома Риддла более чем достаточно.
Последние слова заставили Гарри очень серьезно задуматься.
— Луна, ты не могла бы сделать мне одолжение?
— Конечно, Гарри, все что угодно.
— Посмотри, пожалуйста, мой шрам.
— Хочешь поиграть в доктора?
— Нет, я... Ай, что ты делаешь... Ну, Луна, я серьезно... щекотно же... Ох... Луна, ну не здесь же!
— А где?
— Луна, я серьезно! Посмотри на мой шрам так, как ты умеешь. Ты не видишь в нем ничего странного?
— Нет. А что в нем может быть особенного? Это же просто шрам от проклятия.
— В нем нет ничего похожего на дневник Тома и на медальон Слизерина?
— Вроде бы нет... Ой. Ты думаешь, что когда Том оставил этот шрам...
— Я думаю, во мне оказалось что-то от него. Что-то очень плохое. Прости, я не могу сказать больше... пока не могу.
— Я поняла. Дай-ка я еще раз посмотрю.
...
— Нет, Гарри, в твоем шраме ничего такого нет.
— Слава богу!
— Оно в тебе самом.
— Что?
— Ну как тебе объяснить... Понимаешь, в дневнике и в медальоне было семечко, сверху которого сидел ужастик. В дневнике — большущий наргл, который сосал силы из того, кто в нем пишет, в медальоне — паук, который тянул в свою паутину всех, кто рядом. В тебе нет ни наргла, ни паука, но семечко есть. Правда, очень маленькое и уже проросшее, его вообще не видно, если специально не искать. Помнишь, при нашей первой встрече я сказала, что у тебя два шептугля, черный и белый, причем черный все время спит? Я так видела твое семечко, только тогда я еще не понимала, что именно вижу. А теперь, когда ты сказал...
— Я понял. Луна, пожалуйста, не говори никому, хорошо? Ни Элин с Гермионой, ни своему папе, ни Дамблдору, если он вдруг спросит. Вообще никому. Пусть это будет только наш секрет.
— Ты боишься, что семечко сделает тебя плохим? Не нужно, Гарри. Ты ведь хороший, и ты намного сильнее Тома и всех его семечек, сколько бы их ни было.
— Я боюсь другого.... Пообещай, Луна.
— Хорошо, Гарри. Если ты так хочешь, то я обещаю.
31 октября 1995 года
Если бы Долорес Амбридж сказали, что у нее есть что-то общее с Гарри Олсеном и его друзьями, она, вероятно, крайне удивилась бы. Тем не менее, это было именно так: они все просто ненавидели Хэллоуин.
Гарри не любил этот праздник потому, что в этот день он стал сиротой. Элин не любила Хэллоуин потому, что тридцать первого октября непременно происходила какая-нибудь пакость, а еще потому, что ненавидела тыквенный пирог, тыквенный сок и вообще все тыквенное, кроме семечек. Гермиона не любила Хэллоуин потому, что он отвлекал от учебы, ну и просто за компанию с друзьями.
Профессор Амбридж ненавидела Хэллоуин по гораздо более уважительной причине: она ненавидела детей, а поскольку детям обычно нравился Хэллоуин, она ненавидела и этот праздник тоже. По той же причине Долорес Амбридж ненавидела Рождество, мороженое, щенков, зоопарк и клоунов. Исключением из правила были котята, но Долорес позволяла себе поблажку только в отношении тех представителей кошачьих, что были нарисованы на фарфоре. Завести себе живого кота ей и в голову бы не пришло.
Отчасти по этой причине Амбридж выбрала утро тридцать первого октября для того, чтобы объявить о новой инициативе Министерства. Конечно, дети, скорее всего, мало что поймут, но по крайней мере взрослые (и особенно один конкретный взрослый с длинной бородой) наверняка оценят красоту момента.
— Кхе-кхе.
Это тоже было особое искусство — кашлянуть так, чтобы тебя услышали на противоположном конце зала, и Долорес Амбридж овладела им в совершенстве.
— Уважаемые коллеги, дорогие дети, я рада сообщить вам приятную новость, — сказала она. — Министерство магии, проявляя заботу о вашем благополучии и стремясь к процветанию нашей любимой школы, назначило меня генеральным инспектором Хогвартса и поручило проверить качество работы преподавателей. Я буду выставлять оценки профессорам, хи-хикс, разве это не мило?
Амбридж очаровательно улыбнулась и повернулась к профессорскому столу, чтобы оценить произведенный эффект. Профессор Хагрид под ее взглядом вздрогнул и опрокинул полный тыквенного сока кубок прямо на профессора Граббли-Дёрг. Профессор Макгонагалл смотрела на Амбридж с плохо скрываемым возмущением, а Блэк, судя по выражению лица, готов был убить генерального инспектора прямо тут на месте. Профессор Дамблдор, как всегда, добродушно улыбался и кивал. Лицо профессора Снейпа выражало мрачное удовлетворение (первый кандидат в союзники — отметила Амбридж). Прочие профессора выглядели скорее удивленными, чем возмущенными или испуганными. Что ж, если они не будут пытаться ей мешать, то пусть работают.
Амбридж снова повернулась к Большому залу и нахмурилась. Нет, она вовсе не ожидала, что дети поймут смысл сказанного, но все же рассчитывала на какое-то внимание к своей персоне. За столами же царило какое-то нездоровое оживление, часть учеников столпилась вокруг дальних концов факультетских столов, другие, вытянув шеи, внимательно прислушивались и пытались рассмотреть то, что было скрыто спинами впереди стоящих.
— Кхе-кхе.
Увы, испытанный метод в этот раз не помог. Амбридж раскрыла было рот, чтобы призвать детей к порядку, но в это время толпа возле пуффендуйского стола зашевелилась, и над ней показалась уже знакомая Амбридж белобрысая голова. Для того, чтобы ее увидели, Элин пришлось взобраться на две установленные друг на друга скамьи.
— Слушайте сюда! — звонко крикнула девушка. — Из Азкабана совершен массовый побег. Джагсон, Долохов, Руквуд, Мальсибер, Трэверс, Гиббон, Роули, трое Лестрейнджей — самые опасные пожиратели смерти. Где они сейчас — никто не знает, наш министр-импотент их никогда не поймает, особенно если не будет слушать, когда его предупреждают. Поэтому учитесь защищаться сами и защищать своих родных. У кого родители — маглы, подумайте о том, как уберечь их от опасности...
— Мисс Олсен, что вы себе позволяете?! — подлетела к ней Амбридж. — Месяц отработок по субботам за возмутительное поведение!
Элин пожала плечами.
— Видите? — спросила она. — Министерство предпочитает затыкать недовольным рот, нежели заниматься своим делом. Если бы они проявляли столько же усердия, охраняя Азкабан...
— Ну это уже чересчур! — Амбридж достала палочку. — Мисс Олсен, я считаю до трех. Если вы оттуда не слезете, я...
— Опустите палочку, Долорес, — раздался у нее за плечом голос Дамблдора. — Мисс Олсен, спускайтесь.
Элин подчинилась.
— Господин директор, это возмутительно! — зашипела Амбридж. — В пределах школы никто не смеет так отзываться о Министерстве и призывать к беспорядкам! Я требую, чтобы вы лишили мисс Олсен значка и вынесли ей предупреждение. При любом последующем нарушении ее следует исключить...
— При всем уважении, Долорес, это не вам решать, — мягко произнес Дамблдор. — Наказание для мисс Олсен определит ее декан...
— Простите, наказание за что именно? — спросила Элин. — Разве в Британии уже отменили свободу слова?
— Во время приема пищи в Большом зале запрещается вставать ногами на скамейки, — любезно пояснил Дамблдор. — Поэтому вы сейчас же подойдете к профессору Спраут, сообщите ей о своем проступке и смиренно примете назначенное ею наказание. Вы поняли?
— Да, господин директор, — склонила голову Элин.
— Вот и хорошо. Долорес, позвольте вас проводить... — Дамблдор подхватил под ручку кипящую от возмущения Амбридж и повел ее прочь.
— Ну и зачем тебе весь этот спектакль? — спросила Гермиона.
Элин улыбнулась.
— С детства мечтала организовать несанкционированный митинг, — сказала она. — И потом, очень уж удобный случай подвернулся, чтобы напомнить о том, что кое-кто, не будем показывать пальцем, еще когда предупреждал всех об опасности. А кое-кто другой ему не верил...
1 ноября 1995 года
Обычно у Темных лордов нет проблем с поиском персонала. Потенциальных претендентов привлекает престижная профессия, высокая зарплата (и никаких налогов!) и целый перечень заманчивых бонусов, как то: возможность безнаказанно грабить, пытать и убивать врагов, доступ к тайным знаниям, неограниченное количество юных девственниц для ритуалов. К сожалению, без недостатков тоже не обходится, и главный из них заключается в том, что когда Темный лорд приказывает к нему явиться, подчиненные не могут отговориться нездоровьем или срочной поездкой на Бали. Точнее, отговориться-то могут, но, как правило, только один раз в жизни. После этого подчиненный Темного лорда узнает про второй недостаток его работы: полное отсутствие выходного пособия при увольнении.
Поэтому неудивительно, что когда все пожиратели смерти среди ночи почувствовали жжение в метке, отказаться от приглашения не посмел ни один из них (за исключением, разумеется, Игоря Каркарова, уже заочно приговоренного Темным лордом к смерти).
Прибыв на место вызова, Северус Снейп удивленно огляделся. В первый момент ему показалось, что Лорд окончательно сошел с ума и решил устроить посреди лесной поляны игру в жмурки, но забыл правила. Все товарищи Снейпа уже закрыли глаза повязками, но не бегали друг за другом, а спокойно стояли вокруг «водящего» — Людо Бэгмена.
— А вот и Северус! — обрадовался Людо. — Наконец-то все в сборе. Хвост, завяжи ему глаза.
— Что за игры? — недовольно произнес Снейп. — И где Лорд?
— Сейчас мы вас к нему перенесем, — ответил Бэгмен. — Его убежище пока должно оставаться в тайне.
Пожав плечами, Снейп позволил подошедшему сзади Петтигрю завязать себе глаза. Около минуты ничего не происходило, затем кто-то взял его руку и положил ладонь на нечто, на ощупь напоминающее разлохмаченный кусок толстого каната.
— Держитесь крепче. Три, два, один...
Снейп почувствовал рывок портала, и через несколько секунд удар земли в ноги едва не лишил его равновесия. Рядом послышались ругательства.
— Повязки не снимать! — предупредил Людо.
Кто-то взял Снейпа за руку и потащил в сторону.
«Сорок три шага, поворот налево, восемь шагов, направо, сорок шагов, направо... — считал Снейп. — Нас что, водят кругами? А, нет, все в порядке».
Ему помогли спуститься вниз по узкой и довольно крутой лестнице (восемнадцать ступенек — посчитал он), затем, судя по эху шагов, провели по коридору и, наконец, ввели в какое-то помещение.
— Можете снять повязки, — услышал Снейп знакомый свистящий шепот.
Снейп выполнил приказ и склонился в глубоком поклоне.
— Мой Лорд, я счастлив лицезреть вас в добром здравии...
Конечно, про «доброе здравие» Северус слегка преувеличил, Волдеморт был явно не в лучшей форме. Он сидел в глубоком кресле, напоминающем трон, его фигура была скрыта извечным черным плащом. В зале царил полумрак, но даже в неровном свете факелов можно было заметить, что и накрытая капюшоном голова, и выступающие из широких рукавов кисти рук плотно замотаны бинтами, так что лишь горящие ярко-красным огнем глаза отличали Лорда от обычной ожившей мумии.
— Не поверишь, Северус, я тоже рад тебя видеть, — усмехнулся Волдеморт. — Наконец-то ты соизволил ответить на мой зов...
— Мой Лорд, я готов отчитаться перед вами... — поспешно произнес Снейп.
— Мне не терпится услышать твои объяснения, — прервал его Волдеморт, — но это потом. Сейчас мы должны приветствовать героев!
Тяжело опершись на подлокотники, он с трудом поднялся на ноги, еле заметно покачнулся, но удержал равновесие.
Дверь позади трона отворилась, и в зал вошли те, чьи портреты сейчас красовались на каждом столбе в магической Британии. Снейп с мрачным удовлетворением отметил, что ни для одного из них Азкабан не прошел зря. Могучий в прошлом мужик Долохов сгорбился и превратился в иссохшего старика, поражавшие дам своей красотой лица братьев Лестрейнджей теперь были покрыты струпьями и полускрыты под слипшимися сосульками некогда шикарных волос. С первого взгляда узнать можно было, пожалуй, только Беллу — хотя на ее лице появилось немало морщин, а в спутанных черных волосах блестела седина, но осанка осталась все такой же горделивой, а взгляд — все таким же безумным, каким его помнил Снейп.
— Вот они! — торжественно произнес Волдеморт. — Вот те, кто сохранил мне верность, даже когда другие не верили! Подойдите же, дайте мне вас поприветствовать как следует!
— Повелитель!
Беллатрикс Лестрейндж с неожиданной для едва освободившейся узницы энергией бросилась к Волдеморту, рухнула перед ним на пол и обвила руками за ноги. Не ожидавший такого напора Волдеморт пошатнулся и едва не упал, лишь в последний момент поддержанный подоспевшим Бэгменом.
— Ах, Бель, ты все та же... — в голосе Волдеморта мелькнули ласковые нотки. — Я знал, что никакой Азкабан не сломит тебя.
— Повелитель, я верила... — Беллатрикс подняла на Лорда полные слез глаза. — Я ждала, я не сдавалась... я знала, что придет момент... Простите меня! — вдруг разрыдалась она. — Я не смогла... Я пыталась вас найти, но оказалась слишком слабой... А вы про меня не забыли, вы меня спасли...
— Ну, ну... — Волдеморт ласково провел забинтованной рукой по спутанным волосам Беллы. — Ты сделала все, что смогла, но ты ведь всего лишь смертная, Бель, в отличие от меня...