Наконец, где бы это дно ни находилось, они туда прилетели. С кряхтением поднимались гномы, тонкими голосами вскрикивали гоблины, чтобы тут же получить от суровых воителей чем-нибудь тяжелым. Немного в стороне лежали только хоббит и панночка, которые тоже порывались шевелиться.
Вдруг среди стонов и охов раздался придушенный незнакомый голос:
- Прелес-с-с-сть!!.. Они раз-с-сдавили нас-с-с-с, моя Прелес-с-с-сть!.. - реплика прозвучала откуда-то из-под спины Ганны.
Девушка привстала, охнула и ухватила за шиворот какое-то небольшое бледное создание, костлявое, поменьше хоббита, злобно щерившееся и лупающее на них огромными глазами:
- Прелес-с-с-сть! Они поймали нас-с-с!
Ганна встряхнула существо, широко улыбнулась и уточнила:
- Ты это меня, рыбёшка, прелестью что ль кличешь?
- Нет-с-с!.. - существо разъярилось ещё больше. - Огромная с-с-страш-ш-ная, неуклюж-ш-шая ш-швабра!
Зря оно это сказало. Торин понял сразу, да и остальные гномы, расправившиеся с гоблинами, тут же подобрались, чтобы вступиться за честь их дамы. Впрочем, дама сама не планировала давать себя в обиду:
- Ух ты и грубиян, рыбёшка! - панночка нахмурилась. - А чтобы не ругался, так средство специальное есть! - гномы заинтересованно переглянулись. - Вымыть рот с мылом! Тут и озеро, я смотрю, близко!
Пока панночка отошла осуществлять свое воспитательное намерение, гномы и наконец присоединившийся к ним хоббит, стали осматриваться и строить планы, как отсюда выбраться. По всем прикидкам выходило, что они оказались у самых корней гор, плутать тут можно было до бесконечности и неизвестно ещё, есть ли отсюда вообще выход на поверхность. Хорошую идею подал Ори:
- То существо выглядит жителем подземелья, - со стороны озера донеслось особенно громкое бульканье и надрывное “Прелес-с-сть, с-с-спас-с-си меня, Прелес-с-с-сть!”, а также суровое Ганнино “А ну гэть!” - Мы можем уточнить дорогу у него!
- Молодец, Ори, - Торин вздохнул и зажмурился от очередной душераздирающей “Прелести”, похоже, существо наговорило себе на очень серьёзную помывку. - Вот только согласится ли оно нам помогать?..
***
После воспитательной помывки гораздо более вежливое (и чистое) существо представилось Голлумом, и - Торин готов был поклясться, что видел именно это своими глазами - попыталось шаркнуть ножкой. Просьбу гномов проводить их до выхода Голлум попытался было проигнорировать и рвануть в сторону озера, но осуществить сей манёвр ему помешала стоящая позади Ганна, вновь перехватившая подземного жителя за шкварник и весьма сурово на него взглянувшая. Любые возражения и ругательные выражения сразу пропали.
Так и получилось, что Компания двинулась к выходу в сопровождении любопытного Голлума, всё твердившего о своей непонятной Прелести. Торина тревожили злобные интонации и коварные взгляды, которые подземный житель бросал на гномов, но чаще всего достающиеся почему-то хоббиту. Пару раз, когда существо пыталось отправить их в очередной, ничем не примечательный поворот на пути, панночка внезапно вмешивалась и советовала “рыбёшке” хорошо подумать, тогда Голлум извинялся, покаянно вздыхал и менял направление. Торин, ни на секунду не выпускающий подозрительного типа из виду, не мог уловить перемены, которая свидетельствовала бы об обмане, но девушка смогла. Это заставило Подгорного короля пристальнее всмотреться в неё саму - и точно, вторая нитка бус, малахитовая, уже смутившая как-то раз сына Трайна своей инородностью в костюме панночки, слабо и мягко светилась зелёным. Ореол не бросался в глаза, потому что сияние совпадало по цвету с камнем, но если приглядеться, то можно было уловить небольшую пульсацию.
Уже когда в другом конце очередного туннеля забелел дневной свет, а Голлум, шипя и плюясь, бросил им пару неласковых слов в спину напоследок, был показательно отловлен, отшлепан на весу и отпущен, наконец, с миром, Торин ещё раз взглянул на Ганну, довольно отряхивавшую руки и поправлявшую на плече коромысло, и подумал, что панночка гораздо более непроста, чем кажется на первый взгляд.
========== У черта на куличках ==========
Компания вышла из пещер и зажмурилась - солнце по эту сторону горного кряжа светило во всю, вечерело, но до заката было ещё далеко. Торин пригляделся к загадочным малахитовым бусам, однако они снова стали совершенно обычными - ничего не пульсировало и не светилось, камни как камни, пусть и красивые. Гномы оглядывались, проходили по склону дальше, похоже, они изрядно сократили себе дорогу, единственное, что не давало Торину покоя - как их теперь найдет волшебник?
Остальных, это, по всей видимости, не волновало: Бофур уже начал приглядывать место для лагеря, хоббит с крайне сосредоточенным и озадаченным видом ощупывал что-то в кармане, Ганна затянула песню, отчетливо наслаждаясь видом, открывавшимся отсюда. Так или иначе, а передохнуть им и впрямь следовало, решил Торин, поправил золотистую косу, тяжко вздохнул - ну, за гоблинами и подгорными тропами хоть этот повод для пересудов позабылся - и пошел организовывать стоянку.
***
Волшебник нашел их у костра ближе к вечеру, громогласно поприветствовал, поздравил с преодолением Мглистых гор так скоро, пообещал, что со стороны эльфов преследования не будет, и осекся на полуслове, стоило ему разглядеть Торина целиком: всё же слишком радикально поменялся облик сурового короля, чтобы даже не очень-то обращающий внимание на внешность маг не воспринял это близко к сердцу. Но того, что выскажет первым предположением почтенный старец, сын Трайна не ожидал.
- Отчего ты поседел, Торин Дубощит?..
***
Когда выяснилось, что Торин не поседел, гоблинов они всё же повстречали, но по счастливому стечению обстоятельств обошли (вернее, облетели) перспективу более тесного с ними общения, а на поверхность их вывел некто Голлум, Гэндальф наконец перестал задавать вопросы. Теперь он задумчиво обозревал окрестности, и по всему видно было, что шарахаться по скалам магу не хочется - он и так только что прошел Мглистые горы насквозь, а впереди был трудоемкий спуск… Впрочем, вскоре маг повеселел, Торин решил, что какой-то выход Таркун углядел, и спокойно устроился на ночлег.
Ганна отошла от костра, двинулась к обрыву, привалилась к могучей сосне, залюбовалась ночным небом и тихонько замурлыкала очередную песню:
- Он живё-от не зна-ает, ничего-о о то-ом, что-о одна-а дивчи-ина ду-умает о-о нё-ом… - голос негромко и легко выводил мелодию.
Балин, вызвавшийся нести дозор, решил присоединиться к панночке, но по дороге замер и заслушался - песня будила в душе что-то на диво радостное, светлое. Закончив куплет, девушка примолкла, потом произнесла не оглядываясь:
- Что, по нраву песня пришлась, чертеняка?
- Очень хорошо поёшь, Ганна, всякий раз заслушиваюсь! - Балин подошел ближе и подумал, что панночка сама похожа на ту сосну, к которой привалилась: высокая, прямая, гибкая и упругая - гнётся, да не ломается. - И песни такие необычные, ни на наши, ни на человеческие не похожи!
Ганна весело рассмеялась:
- Ну, ты загнул, чертеняка Балин! А что ж я за песни по-твоему пою, коли не человечьи? - фыркнула ещё раз, подхватила гнома на руки и заявила: - Ну, чертеняка, отдувайся теперь! Про звёзды мне расскажи, я слыхала, что ты про них много знаешь!
Следующий час прошел в беседах и обсуждениях, впрочем, Балин не забывал и о роли дозорного - он просил панночку опустить его, чтобы он мог обойти лагерь, но вместо этого девушка обошла лагерь с сыном Фундина на руках. Балин блаженствовал.
За разговорами прошёл почти весь его дозор, но перед сменой, когда Балин всё-таки обрел почву под ногами, панночка вдруг нахмурилась и спросила:
- Чертеняка, ты же его величество чертеняку сызмальства знаешь, ящера этого огнедышащего тоже, поди, своими глазьми видел? - когда Балин осторожно это подтвердил, Ганна понизила голос ещё на полтона и уточнила: - А какого тот ящер цвета? До зарезу знать нужно, чертеняка!
- Смауг, называемый также Великим и Ужасным, а кое-где - Золотым, на самом деле такого цвета, какого и положено быть драконам: цвет пламени и смерти, багрово-красный.
========== К чертовой бабушке ==========
Уже поутру, после того как Гэндальф вызвал всеобщий ажиотаж ловлей мотыля и общением с ним, а Ганна - коварным умыванием всей Компании в ледяной водице горного ручья, дозорный просвистел тревогу: в поле зрения показался отряд орков с белым предводителем на белом варге.
Первым движением души Торина было броситься вражине навстречу и зарубить-таки его до конца, ещё более окончательно, чем у врат Мории, но потом гномий король вспомнил, как он сейчас выглядит, и желание пропало. Схватиться с врагом все же хотелось без отвлекающих факторов. А то их бой, если Азог раньше не умрет со смеха, войдет в историю как Сражение двух блондинов, бррр!.. Даже думать о такой перспективе не хотелось.
Торин огляделся - все были несколько взбудоражены, ибо бежать в общем-то было некуда - все, кроме волшебника. Тот, напротив, сохранял спокойствие, будто это утро ничем не отличалось от других, будто отряд орков на границе видимости обычное дело, будто Азогу Осквернителю можно просто сказать “доброе утро”, и он спокойно отправится дальше… Одним словом - была тут какая-то странность.
Что именно скрывалось за каменным спокойствием Таркуна, стало ясно, когда над головой зашумели орлиные крылья, а огромные птицы начали подхватывать пригибающихся гномов и отправлять в короткий полет до спины ближайшего сородича. Отряд орков с гневными криками приближался - добыча уходила прямо у них из рук! - Азог нещадно погонял своего зверя, но всё было напрасно: орлы заложили несколько насмешливый вираж над вражеским отрядом и выбрали направление прямо на восток.
Вжавшийся в перья Торин ещё успел услышать:
- Что вы наболтали! Тут нет Дубощита! - Азог его, по всей видимости, не признал.
***
Очень далеко орлы их унести не смогли: хотя могучие хозяева неба были весьма выносливы, вес тринадцати гномов, хоббита, волшебника, а главное - панночки, явственно тянул им крылья. Впрочем, отряду было важно убраться от гор, кишащих гоблинами, и обрыва, где бесновался сейчас Осквернитель, так что они были благодарны и за эту помощь. Весьма благодарны.
Орлы высадили Компанию на высоком каменном острове, останце, который, по словам Гэндальфа, именовался Каррок, что в переводе с какого-то дремуче древнего языка и означало непосредственно “скала”. Торин поразился образности этого названия, но отметил про себя, что народ, который обладал таким незаурядным чувством юмора, обладал также незаурядным ростом - по лестнице, которая вела с Каррока вниз без усилий шла только Ганна, остальным приходилось почти прыгать, настолько ступени были высокими.
Труднее всех приходилось Бильбо: коротконогий хоббит едва поспевал за гномами с магом, пару раз подскользнулся, один раз чуть не навернулся вовсе, наконец терпение Ганны лопнуло, и она подхватила мистера Бэггинса на руки. Кажется, облегчение испытали все.
Спустились они уже крепко после полудня, едва оказавшись на ровной и плоской - невысокой! - земле, гномы попадали на колени, уселись, прилегли… В общем, привал организовался сам собой. На ногах остались только панночка, отправившаяся за водой для приготовления обеда, Гэндальф, который, по ощущениям, вообще редко уставал, да хоббит, успевший передохнуть на руках у Ганны.
После несколько затянувшегося привала, отряд опять выдвинулся к обозначившейся уже на горизонте цели - Одинокую гору стало видно в туманной дымке на востоке. Ганна затянула песню про какого-то степного казака, Компания двинулась веселее и легче. Пока думать об Эреборе было рано, первейшей их задачей являлось оторваться от орков, возможного преследования гоблинов и пополнить запасы провианта перед входом в Лихолесье. Тут Гэндальф сообщил Торину, что в округе у него есть друг, который как раз может помочь, только гостей этот друг в общем и целом не любит, поэтому идти надо осторожно и в таком порядке, который укажет сам маг.
Если бы волшебник озаботился сказать об этом раньше… А теперь было поздно: будто в ответ на раздольную песню панночки перед ними появился крупный мужчина (ещё один великан, слегка отстранённо отметил про себя Торин), недобро сверкнувший глазами:
- Кто нарушает границы моих владений?
========== Чёрт принёс ==========
- Кто нарушает границы моих владений? - голос у великана был раскатистый, рычащий, и этот “друг” Гэндальфа явно не рад был их видеть.
Ганна довела-таки строчку, чем вызвала у стоящего на их пути великана одобрительный взгляд, а потом ответила, не успел вмешаться растерявшийся волшебник или Торин.
- Гости дорогие, путники мимохожие али просто баяны вольные - тебе решать, хозяин, на кого мы похожи больше, - тёмные глаза поражали лукавством. Судя по удивленному виду великана, он ожидал получить в ответ совсем не это. Панночка продолжила переговоры: - У, какой хозяин у этих земель крепкий, как гостей принимает! Ни к столу пригласить, ни баньку растопить, ни чарочку налить, а сразу гавкать пошел! Даже Баба-Яга попервоначалу Ванек, дураков да царевичей, откормит да расспросит, а только после в печку сажать пытается!
Звонкий голос панночки ещё будто продолжал звучать в воздухе, когда хозяин вздохнул несколько покаянно, встряхнулся, оглядел гостей, приметил мага, кивнул ему и поприветствовал Компанию уже куда более радушно.
***
По пути в дом Беорна - так представился этот великан - Гэндальф очень строго и очень тихо наказал всем ни при каких условиях не поднимать тему охоты или любую тему, связанную с дикими животными, а особенно - медведями! Ганна отчего-то отреагировала на это предупреждение эмоциональнее прочих, как будто даже расстроилась - впервые, на памяти Бильбо, с начала их путешествия.
Поспевать за широким шагом хозяина этих земель было не легче, чем спускаться с Каррока, и хоббит, ужасно стесняясь, попросил Ганну снова помочь ему с переходом. Этот жест удивительным образом вернул панночке потерянное было настроение: она подхватила “чертёнка” на руки, мягко обняла, устроила поудобнее, потрепала по голове - и сразу обоим стало легче.
Мистер Бэггинс, почтенный эсквайр, пятидесятилетний владелец Бэг-Энда давно уже не чувствовал такого умиротворения. Не иначе как благодаря такому созерцательному настрою, он стал сравнивать рост панночки и Беорна - великан все же был повыше, почти на голову, но смотрелся опасным не благодаря росту или мощи, а из-за того, что был жилистым и крепким. Будто увеличенный до неприличия Двалин, примерно так. Пару раз этот странный великан оборачивался: проверял не отстали ли гномы, но каждый раз неизменно бросал взгляд и на панночку. Что было в том взгляде, Бильбо определить бы не взялся.
По пути к дому Беорна они миновали обширные луга, со звенящими повсюду пчёлами, дальше была обширная пасека - жужжание тут было таким громким, что говорить стало невозможно. Впрочем, говорить не особо-то и хотелось: по наблюдениям мистера Бэггинса, это место являлось пока единственным, где существовала реальная опасность при открытии рта поймать им пчелу. Насекомые стали настолько настырными, что лезли в глаза и нос, поэтому хоббит предпринял то единственное, на что был сейчас способен - спрятал лицо на плече у Ганны. Панночка только ласково погладила его по спине, но тоже промолчала, пожалуй, глотать пчел не хотелось и ей.
Уже за пасекой им открылся вид на дом великана: тоже, конечно, большой, крепкий даже на вид, сруб производил впечатление берлоги - окна мутно блестели, занавески отсутствовали, никаких украшений или уютных вещей (а в этом-то Бильбо знал толк как никто!) на виду не было. Если бы не протоптанная дорожка и выставленные на крыльце недоплетенные корзины, можно было бы подумать, что тут никто не живет.
Ганна тяжко вздохнула, глядя на такой раздрай - и щели бы проконопатить, и окна протереть, и горшки выставить на просушку - ну, куда это годится?..
Хозяин, меж тем, заводил уставших чертеняк в избу, заставляя обтряхивать ноги - что ж, похоже, не такой он и пропащий, этот Беорн!
Ганна потрясла головой, избавляясь от несвоевременных мыслей, широко улыбнулась поднявшему голову чертёнку, величаво кивнула Беорну и прошла в дом.