Так появилась наша школа в Соловце. Правда, сам же Петр со своим германофильством ей изрядно навредил — аристократы с возможностями, как и их магловские «коллеги», предпочитали отправлять отпрысков за границу, сначала в Дурмстранг, а со второй половины восемнадцатого века — в Шармбатон. Соловецкая же школа вплоть до начала девятнадцатого века оставалась школой для «мелкого люда», и только патриотический подъем во время Наполеоновских войн сделал отечественное образование модным среди аристократов.
Вообще, благодаря тесному соседству с маглами волшебники в России были разделены по сословному принципу намного сильнее, чем в других странах. Даже после присоединения при Екатерине Второй к Статуту о секретности происхождение и титулы значили в магической России очень много, и сколько бы поколений волшебников ни было в твоем роду, но если у тебя в предках не было Рюриковичей, Гедиминовичей или Чингизидов, ты оставался никем. Даже к тем, кто зарабатывал наследственное дворянство своей службой, отношение было так себе, как к выскочкам.
— Социальное расслоение плюс связь с маглами? Довольно опасная смесь, — заметила Элин.
— Зришь в корень! — улыбнулась Саша. — Все потрясения девятнадцатого — двадцатого веков нашли отражение в магическом мире России. Попытка переворота в 1825, николаевская реакция, александровские реформы и «заморозки» после убийства царя-реформатора... Все происходящее в стране так или иначе затрагивало и волшебный мир, и отречение Николая Второго стало той искрой, что взорвала эту пороховую бочку. Магическая аристократия встала на сторону белых и после их проигрыша была вынуждена эмигрировать. Масса «простых» волшебников поддерживала большевиков, но после победы моментально раскололась на несколько непримиримых лагерей. Одни хотели продолжать мировую революцию, другие — построить идеальное общество в отдельно взятой стране, кто-то желал полного объединения с маглами, а кто-то, наоборот, хотел их подчинить...
Чего они все не учли, так это того, что у новой власти было свое мнение насчет того, кто кому должен подчиняться. Сталин очень умело сталкивал противников друг с другом: сперва сторонники «социализма в отдельно взятой стране» уничтожили «троцкистов», затем те, кто хотел добиться объединения с маглами, уничтожили «изоляционистов», потом начались чистки среди оставшихся... Всего через двадцать лет после Революции волшебный мир в СССР практически перестал существовать. На свободе остались лишь те, кто служил в специальных антимагических подразделениях НКВД, занимался разработкой средств обнаружения волшебников или следил за заповедниками. Остальные либо бежали из страны, либо были осуждены по статье 58.19 «Нарушение законов природы с контрреволюционными целями в особо крупном размере».
Правда, после тридцать восьмого года режим несколько смягчился. Во-первых, нужно было искать противодействие набравшему силу Гриндевальду, а во-вторых, подрастало новое поколение маглорожденных, с которым надо было что-то делать. В тридцать девятом прошла частичная амнистия, в Соловце было создано специальное конструкторское бюро, «магическая шарашка», где начали в спешном порядке разрабатывать средства магической защиты. Они, правда, не пригодились — опасаясь ответной реакции, Гриндевальд так и не решился помогать нацистам напрямую.[28] Зато именно в Соловце сумели локализовать и просчитать выброс некромагии после того, как Гриндевальд воскресил погибшего Гитлера[29] в виде нахцерера...
— В виде кого? — удивилась Гермиона.
— Нахцерера, — повторила Саша. — Это такой оживший мертвец, они сейчас редко встречаются. Гитлер был маглом, поэтому лич из него не получился бы, а зомби слишком тупы и быстро разлагаются, вот Гриндевальд и нашел экзотику.
— Я читала об этом, — кивнула Элин. — Этот случай послужил для МКМ формальным поводом для объявления Гриндевальда вне закона. До того он перебил массу народу, но все его действия считались обычными преступлениями и внутренним делом тех стран, где они совершались. А вот то, что он оживил магловского диктатора, посчитали нарушением Статута и разрешили другим волшебным странам действовать против него в открытую. Меньше, чем через год его победили... Хотя к тому моменту маглы уже и сами почти добили нацистов, волшебникам осталось лишь помочь им нанести последний удар. Хотя я до сих пор не понимаю, почему после всего того, что совершил Гриндевальд, его не приговорили к смерти.
— А вы не знали? — удивилась Саша. — На этом настоял Дамблдор. Каркаров рассказывал нам эту историю, но сейчас уже поздно. Давайте в следующий раз?
— Давай, — кивнула Элин. — И ты, кстати, так и не рассказала, почему ты училась в трех разных школах.
— Но если я расскажу все сразу, это будет не так интересно, — подмигнула ей Саша.
[27] Извержение вулкана Уайнапутина в Перу 19 февраля 1600 года — сильнейшее извержение вулкана за всю историю Южной Америки с момента ее заселения человеком. Предполагается, что это извержение вызвало глобальное похолодание, приведшее в т.ч. к голоду 1601 — 1603 годов.
[28] То же самое во время Второй мировой войны произошло с химическим оружием, которое ни одна из сторон, опасаясь ответного удара, так и не решилась массово применить.
[29] Имеется в виду неудачное (в реальности) покушение немецких генералов на Гитлера 20 июля 1944 года.
В тот же день за час до отбоя Гермиона вихрем влетела в пуффендуйскую гостиную и, ухватив друзей за руки, потащила их за собой.
— Быстрее! Вы должны это увидеть! — повторяла она в ответ на все расспросы.
— Кухня? Ты что, такая голодная? — удивился Гарри, увидев, куда привела их подруга.
— Не говори ерунду, сейчас ты сам все увидишь. Я пришла сюда как обычно, для проведения митинга...
— На который никто не пришел? — засмеялась Элин.
— На который пришел один свободный эльф! — торжествующе провозгласила Гермиона, затаскивая друзей в кухню.
— Добби? — Гарри замер, раскрыв рот. Он совсем позабыл про освобожденного им два года назад домовика.
— Сэр Гарри Олсен помнит Добби?! — завопил эльф на всю кухню. — Добби счастлив, сэр! Добби так хотел увидеть сэра Гарри, и сэр Гарри к нему пришел!
Время и свобода явно пошли домовику на пользу. Он был не таким худым, каким его помнил Гарри, и определенно более ухоженным. Как и все остальные эльфы на кухне, он носил белоснежную наволочку с гербом Хогвартса, но заправлял ее в широченные трусы в горошек, которые на крошечном тельце смотрелись скорее как очень широкие штаны. На ноги он натянул разномастные носки, а голову украсил куклой-грелкой для чайника, к которой были приколоты несколько значков, в одном из которых Гарри с ужасом опознал значок Г.А.В.Н.Э.
— Итак, господин секретарь и госпожа казначей, — в голосе Гермионы сквозило нескрываемое ехидство, — позвольте представить вам первого эльфа, вступившего в мою... ах, простите, теперь уже нашу ассоциацию. Кстати, с вас по два сикля вступительных взносов.
Гарри и Элин обреченно переглянулись и достали кошельки. К их немалому удивлению, Добби тоже достал из кармана две монетки и протянул их Гермионе.
— Добби, ты не должен... — попыталась возразить та.
— Нет! — неожиданно твердо возразила Элин. — У рабов денег нет, и с них мы ничего брать не будем, но Добби — не раб. Он полноценный член общества, и если мы хотим добиться равноправия эльфов, то сперва сами должны научиться относиться к ним как к равным. Это ведь не твои последние деньги, правда?
— О, нет, нет, — замотал ушами домовик. — Добби получает один галлеон в неделю. Добби хочет быть равноправным.
Гарри, воспринимавший все происходящее как очередной закидон Гермионы, удивленно смотрел, как деловая Элин уселась на заботливо подставленный одним из эльфов стул и достала из кармана свой извечный блокнот.
— 28.11.94. Приход — 8 сиклей... Гермиона, а ты что смотришь, думаешь, если ты основательница, так тебе платить не надо? Давай, раскошеливайся. Значки ты сама сделала? Отлично, значит, пока расход ноль. Кстати, их надо будет переделать, потому что мы изменим название ассоциации. Никто не захочет быть членом ГАВНЭ. Мы будем называться... Как насчет Фронта Отмены Рабского Труда?
— ФОРТ звучит гораздо лучше, — Гарри с трудом сдерживал смех, но Элин была предельно серьезна.
— На значках изобразим разбитые оковы... Хм... Надо будет написать маме, чтобы взяла из библиотеки что-нибудь про аболиционистские движения прошлого века, там наверняка найдется подходящая символика, я на каникулах посмотрю... Ты, кстати, записывай, Гарри, или ты думаешь отсидеться в стороне? Гермиона, какая у тебя программа действий?
— Я же говорила, напечатать листовки и брошюры, — ответила та. — И убеждать других вступать в нашу Ассоциацию... то есть, во Фронт. Кстати, я учла твое замечание, думаю, первые листовки мы должны адресовать самим домовикам. Я уже говорила с директором, он сказал, что освободит любого эльфа, который этого захочет. Думаю, нам удастся убедить хотя бы некоторых, и когда люди их увидят, они поймут, что не все эльфы довольны своим положением...
— Листовки, значит... — Элин встала на стул и откашлялась. — Уважаемые домовики Хогвартса!
Сотня ушастых голов повернулась в ее сторону.
— Скажите, пожалуйста, кто из вас умеет читать?
Поднялось всего три или четыре руки, включая руку Добби.
— А кто из вас бывал за пределами Хогвартса или Хогсмида?
Те же самые эльфы снова подняли руки.
— Да, это я не учла, — нахмурилась Гермиона. — Значит, сначала мы научим домовиков читать, а потом...
— Мы не просто научим их читать, — усмехнулась Элин. — Мы дадим им не пропагандистские листовки, а детские книжки... Ну знаешь, все эти иллюстрированные энциклопедии для самых маленьких, рассказы о других странах и путешествиях... И если нам повезет, то рано или поздно найдутся те, кто захочет посмотреть на мир за пределами этой кухни!
— Выношу на голосование законопроект номер 94-135, «О временных мерах по совершенствованию системы сбора налогов и пошлин». Кто за, прошу поднять руки.
Считать голоса Фадж даже не пытался. После всех тех речей, в которых его проект в лучших парламентских традициях смешивали с грязью, результат был заранее известен. Не помогла и помощь Дамблдора, даже самые преданные его сторонники в этот раз либо отмалчивались, либо открыто возражали своему лидеру. Те, кто был обязан своей карьерой лично Фаджу, возражать не решались, но и в поддержку проекта выступать тоже не спешили, предпочитая или мямлить что-то невнятное, или вовсе не прийти на заседание.
«За», как ни странно, высказались только две влиятельные фигуры, причем именно те, чье положение не зависело ни от Фаджа, ни от Дамблдора. Но если с Амелией Боунс все было заранее ясно (она всегда выступала за централизацию власти и ужесточение законов), то позиция Крауча стала для Фаджа настоящим сюрпризом. Всего несколько месяцев назад тот был категорически против, но вскоре после финала Чемпионата мира по квиддичу почему-то резко изменил свое мнение, и это не могло не настораживать. Неужели он решил вспомнить былое и затеял какую-то свою игру?
— Кто против? Кто воздержался? — голос Дамблдора оставался бесстрастным. — Благодарю вас, коллеги. За — одиннадцать, против — сто тридцать два, воздержалось — восемнадцать, не голосовало — тридцать девять. Законопроект отклонен. Следующий вопрос — изменения в устав Геральдической палаты, позволяющие вводить в ее состав призраков. Лорд Марчбэнкс, вам слово.
Старичок, которого, судя по виду, от перехода в призрачное состояние отделяла всего пара вздохов, с трудом поднялся на трибуну и затянул длинную речь о том, что смерть — не повод для того, чтобы увольнять заслуженных работников с многовековым опытом. Его уже никто не слушал, большая часть присутствующих явилась на заседание ради одного-единственного законопроекта, и теперь, добросовестно его утопив, спешила переместиться в более уютное место.
Фадж тоже покинул зал заседаний, но направился не в буфет, как остальные, а в свой кабинет, решив, что напиваться на публике ему все же не по чину.
Но и напиться в одиночестве ему тоже не удалось. Едва он успел осушить стакан и потянуться за добавкой, как дверь кабинета распахнулась.
— Я же сказал, меня ни для кого... А, это ты, — он кивнул Хамфри и плеснул щедрую порцию виски во второй стакан. — Присоединяйся! Я тут как раз справляю поминки по тридцать первому министру магии Корнелиусу Фаджу, светлая ему память...
— С чего вдруг? — удивился Хамфри. — До следующих выборов еще четыре года, все сто раз успеет поменяться. Ну потерпел ты неудачу, и что?
— После таких неудач не поднимаются, — вздохнул Фадж. — Ты же видел, как они на меня смотрели. Все, абсолютно все, даже самые верные, те, кто обязан своим положением только мне...
— Ты пытался залезть в их кошельки, — пожал плечами Хамфри. — Неудивительно, что эта идея им не понравилась... И если на то пошло, на Дамблдора в этот раз смотрели ничуть не лучше.
— К чертям в пекло Дамблдора! — министр быстро хмелел. — Нихрена он, оказывается, не стоит. Надо было слушать Малфоя, когда тот предлагал помощь, было бы больше толку.
— Отказаться от самого вкусного куска в пользу кучки аристократов? Ну-ну, — хмыкнул Хамфри. — Тогда бы ты и денег не получил, и людей против себя настроил.
— Да плевать! — Фадж икнул. — Сначала собрать со всякой шушеры, потом постепенно подобраться к самым жирным бара... ик! баранам... баронам... Ты замечал, как похожи баран и барон? — он хихикнул. — А этот великий волшебник... ик! Хотел все и сразу... или все сразу, или никого... ик! И получилось никого... И я теперь никто... Мне не забу...
Он широко зевнул и повалился лицом на стол, выронив недопитый стакан. Хамфри, выпустив из рукава палочку, осторожно поднял тело Фаджа, переложил его на кожаную кушетку и ослабил галстук. Вернувшись к столу, он залпом допил свой виски и вышел из кабинета.
— Министру нездоровится, он прилег отдохнуть, — сказал он секретарю. — Позаботьтесь, чтобы пару часов его никто не беспокоил.
Секретарь закивал, всем своим видом демонстрируя готовность умереть на этом самом месте, не пропуская в кабинет никого постороннего, и Хамфри, мысленно вздохнув, направился к себе.
Полчаса назад он шел к министру, чтобы обсудить странное поведение Крауча, неожиданную слабость Дамблдора и слухи о его неудачных переговорах с нейтралами из аристократов, намекнуть на предполагаемое вмешательство в политику со стороны гоблинов и подумать над тем, как отвлечь общество от неудачной реформы. Ничего из этого сделано не было, и впервые за все время своей карьеры Хамфри задумался над тем, нужен ли ему школьный друг на посту министра, или, быть может, стоит подумать над новой кандидатурой.
Проблема была лишь в том, что кандидат на должность должен был обладать двумя противоположными качествами. Он должен быть достаточно жестким, чтобы не поддаваться чужому влиянию, но в то же время — прислушиваться к мнению самого Хамфри. Фадж был в этом отношении практически идеален, и Хамфри, подумав, решил дать ему еще один шанс.
========== Глава 9. Святочный бал ==========
29 ноября 1994 года
К огромному сожалению Гермионы (и к тайному облегчению Гарри) все планы по обучению домовых эльфов грамоте пришлось отложить до лучших времен. Во вторник, сразу после занятий, все четыре факультета были собраны в Большом зале для важного объявления.
— Святочный бал — неотъемлемая часть Турнира, — произнес профессор Дамблдор, выйдя к кафедре. — Он пройдет в первый день Рождества, здесь, в Большом зале, с восьми вечера до полуночи. На бал допускаются все ученики, начиная с четвертого курса, хотя конечно, они могут пригласить партнеров и с младших курсов тоже...
В зале раздались легкие смешки. Половина присутствующих завертела головами, мысленно прикидывая, кто кого пригласит, вторая половина наоборот, застыла в немом ужасе от осознания того, что им придется подойти и пригласить на бал существо противоположного пола.
— На бал традиционно надеваются парадные мантии, — продолжал директор, — но, посовещавшись с коллегами, мы решили немного изменить данное правило и разрешить девушкам явиться на бал в платьях.[30]