Я бесцельно бродил по ресторану, пока в конце концов он не вбежал, запыхавшись, взволнованный и смущенный.
— Извините, Сид. Здесь мы можем посидеть спокойно, никто нам не помешает, в баре всегда слишком много пароду.
Он повел меня к столику и жестом пригласил сесть.
— Вот что, Сид, могли бы вы взяться за одну работу для нас?
В этом весь капитан Уэйнрайт — сразу к делу.
— «Для нас» — это для Службы безопасности?
— Да.
— Официальное поручение? — спросил я удивленно. Сотрудники Службы безопасности в общих чертах знали, чем я занимался в последнее время, и не возражали против моей деятельности, но я не мог себе представить, что они одобряют ее. В известном смысле я действовал на их территории и наступал им на ноги.
Лукас барабанил пальцами по столу.
— Неофициальное, — сказал он. — Моя личная просьба.
Поскольку Лукас Уэйнрайт сам был главной фигурой в Службе безопасности, которая проводила расследования и была дисциплинарным органом Жокейского клуба, даже его неофициальную просьбу можно было считать веской и обоснованной.
— Какого рода работа? — спросил я.
— Имейте в виду, Сид, все это только между нами. Никто из вышестоящих лиц не дал разрешения привлекать вас к этому делу.
— Понятно, — сказал я. — За меня можете не беспокоиться.
— Поскольку я не уполномочен, то не могу обещать вам никакого вознаграждения. Единственное, что я могу предложить — это свою помощь, если вы когда-либо будете в ней нуждаться. И разумеется, если это будет в моих силах.
— Ваше содействие может оказаться поважнее денег — сказал я.
Казалось, он испытал чувство облегчения.
— Вот и прекрасно. Итак… все это нескладно. Щекотливое дело. Я прошу вас провести… очень осторожно расследование м-м… поведения… одного из наших людей.
Вопарилось молчание. Наконец я спросил:
— Вы имеете в виду одного из ваших? Службы безопасности?
— Боюсь, что да.
— В чем он подозревается?
У него был совсем несчастный вид.
— Взяточничество. Поборы. Что-то в этом роде.
— Хм. правильно ли я вас понял? — спросил я. — Вы предполагаете, что один из ваших молодцов может собирал дань с мошенников, и хотите, чтобы я вывел его на чистую воду?
— Именно так.
— Почему же вы сами не проведете расследование? Просто поручите это кому-нибудь другому из вашей службы.
— Да, конечно. — Он откашлялся. — Но есть ряд трудностей. Если я ошибаюсь, то не хочу, чтобы здесь стало известно о моих подозрениях. Это было бы чревато очень большими неприятностями. А если я прав — боюсь, что так оно и есть, — мы, то есть Жокейский клуб хотели бы иметь возможность принять свои меры без шума. Публичный скандал, в котором оказалась бы замешана Служба безопасности, мог бы пагубно отразиться на скачках.
Я подумал, что это небольшое преувеличение, но он был прав.
— Речь идет, — сказал он, вздыхая, — об Эдди Ките.
Вновь наступила долгая пауза. В иерархии, существовавшей в ту пору в Службе безопасности, самый высокий пост занимал Лукас Уэйнрайт, а на ступеньку ниже находились два его заместителя, оба — отставные высокие полицейские чины. И одним из них был бывший старший инспектор Эддисон Кит.
Эдди Кит… крупный мужчина, внешне грубовато-добродушный, любящий похлопать по плечу своей увесистой лапой. Обычно говорит громко, с ярко выраженным суффолкским акцентом. Роскошные усы соломенного цвета, немного более темные пушистые волосы. Я иногда подмечал в его взгляде холодный и беспощадный блеск. Нечто вроде солнечного блика на льду у расщелины — красиво, но таит неожиданные ловушки. В его духе было защелкнуть наручники с жизнерадостной улыбкой. Таков Эдди Кит. Но взяточничество, поборы? Никогда бы не подумал.
— А какие у вас данные? — наконец проговорил я.
Лукас Уэйнрайт сказал:
— Четыре из проведенных им за последний год расследований дали неверные результаты.
Я удивленно моргнул.
— Но это неубедительно.
— Если бы я был уверен, я бы не обращался к вам.
— Да, действительно. — Я подумал. — А какого рода расследованиями он занимался?
— Все они касались синдикатов. Он выяснял, что представляют собой люди, желающие образовать синдикат, и можно ли допустить, чтобы они владели лошадьми. Надо было убедиться что эти люди не проходимцы, проникающие на скачки с черного хода. Эдди представил положительные доклады по четырем организованным синдикатам, тогда как на самом деле в каждом из них был один или несколько пайщиков, которых мы бы не пропустили. На прошлой неделе я расспрашивал одного типа, обвинявшегося в применении допинга. Он был донельзя зол на группу лиц, которая, как он заявил, предала его. И со злорадством сообщил, что эти люди под вымышленными фамилиями владеют лошадьми. Он назвал их, и я проверил — оказалось, что на все четыре синдиката, в которых они участвуют, Эдди дал «добро».
— Надеюсь, — сказал я неторопливо, — что это не синдикаты, возглавляемые лордом Фрайерлн?
У него был подавленный вид.
— Боюсь, что именно они. Лорд Фрайерлн сказал мне сегодня, что он просил вас заняться этим делом. И это лишь укрепило меня в намерении самому обратиться к вам. Но я хочу, чтобы все было шито-крыто.
— И он тоже, — успокоил я Уэйнрайта. — Мог бы я ознакомиться с докладами Эдди? Или с копиями? И получить вымышленные и настоящие фамилии нежелательных лиц?
— Я позабочусь, чтобы вам их дали. — Он посмотрел на часы и встал. К нему вернулась привычная быстрота движений, — Я знаю, что незачем повторять… Но, пожалуйста, никому ни слова.
Я позвонил по телефону в общеобразовательную школу Северного Лондона и попросил позвать Чико Барнса.
— Он ведет урок дзюдо, — ответил нелюбезный голос.
— У него урок кончается примерно в это время.
— Подождите.
Я ждал, следуя в машине в сторону Лондона: правая рука на руле, левая на трубке телефона. Машина была специально переделана для управления одной рукой.
— Алло!
Голос Чико, жизнерадостный, звучный, даже одним этим словом выразил его в общем непочтительное отношение ко вселенной.
— Хочешь работу? — спросил я.
— Ага. — Его ухмылка словно перенеслась ко мне по телефонной линии. — Всю прошлую неделю я умирал от скуки.
— Можешь приехать ко мне домой? Я буду тебя ждать. Могу заехать за тобой в школу… скажем… через полтора часа. О'кэй?
— Конечно, — сказал он
Напарником Чико был незаменимым: веселый, изобретательный, упорный и очень сильный, хотя многие этого не подозревали. Они слишком поздно обнаруживали, что молодой, тонкий Чико с его мальчишеской ухмылкой мог с легкостью перекинуть через плечо мужчину весом в двадцать стоунов[3].
Чико выскочил из вращающихся стеклянных дверей школы, сел в машину, широко улыбнулся и сказал:
— Сразу за углом есть пивнушка с премиленькой барменшей.
Я покорно въехал на стоянку возле пивной и прошел с ним в бар. Девушка, отпускавшая напитки, действительно была очень славная — «все при ней», как выразился Чнко, — и встретила его с явной симпатией. Мы уселись возле стены, и Чико приложился к своей кружке с пивом.
— Это что, чистый апельсиновый сок? — кивнул он на мой стакан.
— Сегодня мне весь день приходилось пить.
— Так куда я должен отправиться? И что надо сделать? — спросил он.
— В Ньюмаркет. Походить по пивным.
— Неплохо.
— Тебе надо найти некоего Пэдди Янга. Он работает старшим конюшим у Джорджа Каспара. Узнай, какую пивную он посещает, и постарайся завязать с ним разговор. Нам надо узнать, где в настоящее время находятся три лошади, которые раньше были на его конюшне.
— Мало ли что нам надо.
— У него не может быть причин не сказать тебе об этом, по крайней мере, я так думаю.
Чико посмотрел на меня.
— Почему ты не спросишь самого Джорджа Каспара? Было бы проще, а?
— В данный момент я не заинтересован в том, чтобы Джордж Каспар знал, что мы расспрашиваем о его лошадях. Речь идет о Бетезде, Глипере и Зингалу.
На следующий день в обед Чико позвонил из Ньюмаркета.
— Я нашел его. Он заскочил сюда, чтобы пропустить стаканчик. Пивная почти рядом с конюшней, очень удобно. Если я правильно понял то, что он сказал, — а у него такой ирландский акцент, говорить с Пэдди все равно что с иностранцем, — смысл его слов сводится к тому, что все три лошади отправлены на разные коневодческие фермы.
— Ему известно, куда?
— Естественно. Бетезда отправлена на ферму Гарви в Глостере, а два жеребца — в какое-то место недалеко от Ньюмаркета, которое Пэдди Янг называет Трейсиз — во всяком случае, так мне послышалось.
— Ферма Трейса, — поправил я. — Генри Трейса.
— Правда? Тогда, может быть, ты разберешь еще кое-что, например, что у Глинера был тритес, у Зингалу — вирус и что Бразерсмит с ходу забраковал обоих.
Я попытался мысленно произнести «у Глинера был тритес» с ирландским акцентом и пришел к выводу, что у Глинера был артрит. Это звучало гораздо более правдоподобно. Я сказал Чико:
— …И забраковал их Бразерсмит. Попробуй узнать — этот тип Бразерсмит, случайно, не ветеринар ли Джорджа Каспара, и если да, поищи его в телефонной книге и запиши номер телефона и адрес.
Он позвонил мне снова через час и сообщил, что Бразерсмит действительно ветеринар Джорджа Каспара, и дал мне его адрес.
Я поехал на своей машине на запад, в Глостершир, и прибыл на коневодческую ферму Гарви в приемлемое для визита время — в воскресенье, в 11.30 утра.
Том Гарви, стоявший во дворе, где помещались конюшни, и разговаривавший с грумом, зашагал ко мне через весь двор, как только я заглушил мотор.
— Сид Холли! — воскликнул он. — Вот так сюрприз! Что тебе нужно?
Я поморщился, глядя на него в открытое окно машины.
— Неужели все, едва завидев меня, считают, что мне что-то нужно?
— Конечно. Говорят, ты теперь все вынюхиваешь — лучшего сыщика не найти. Слухи доходят и до нас, темных мужланов.
Улыбаясь, я вышел из машины и обменялся рукопожатиями с шестидесятилетним ловкачом, который был так же далек от темного мужлана, как мыс Горн от Аляски. Крупный, сильный, как бык, с непоколебимой верой в себя, зычным, властным голосом и хитрым умом цыгана. Рука его была столь же тверда, как его методы ведения дел, и так же суха, как манера держаться.
— Тогда зачем ты приехал, Сид? — спросил он.
— Чтобы посмотреть одну кобылу, Том, которая находится у вас. Просто из интереса.
— Да? Которую же?
— Бетезду.
Выражение его лица мгновенно изменилось: если он только что почти добродушно посмеивался, то теперь исчез даже намек на веселое настроение. Глаза его сузились, и он отрывисто спросил:
— А что тебя интересует?
— Ну, например, она ожеребилась?
— Она издохла.
— Издохла?
— По-моему, я ясно сказал. Издохла. Зайдем лучше в дом.
Комната, в которую мы вошли, служила столовой и кабинетом. Том присел на край письменного стола, я — на подлокотник одного из кресел.
— Итак, — сказал он, — почему ты спрашиваешь о Бетезде?
— Просто хотел узнать, что с ней сталось.
— Ты со мной не играй в прятки, парень. Стал бы ты ехать в такую даль ради простого любопытства. Для чего ты о ней расспрашиваешь?
— Один мой клиент интересуется этим, — ответил я.
— Кто он, твой клиент?
— Если бы я работал на вас и вы просили меня помалкивать, вам понравилось бы, что я болтаю лишнее?
Том подумал над моими словами, скорчив кислую мину.
— Нет, парень. Думаю, не понравилось бы. Но история с Бетездой вовсе не секрет. Она издохла, когда жеребилась. И детеныш тоже издох — жеребчик, правда, маленький.
— Жаль, — сказал я.
Он пожал плечами.
— Бывает иногда. Но учти, нечасто. Сердце отказало.
— Сердце?
— Да. Плод лежал неправильно, понимаешь, и кобыла напрягалась дольше, чем обычно. Как только мы разобрались, в чем дело, мы повернули его внутри, но она все равно испустила дух. Ничем не могли помочь. Конечно, дело было ночью.
— А ветеринара к ней вызывали?
— Да, он был здесь. Кобыла жеребилась в первый раз, к тому же у нее были шумы в сердце.
Я нахмурился.
— А у нее были шумы в сердце, когда она прибыла к вам?
— Конечно, парень. Потому ее и перестали выставлять на скачки. Ты о ней немного знаешь, верно?
— Верно, — сказал я. — Расскажите.
— Она прибыла из конюшни Джорджа Каспара, это тебе известно. Ее владелец хотел получить от нее потомство, потому что двухлеткой она показала отличные результаты. Ее покрыл Тимберли, и мы рассчитывали получить спринтера, но видишь, как вышло.
— Когда же она издохла?
— Наверное, с месяц назад.
— Спасибо, Том. — Я встал. — Извините, что отнял у вас время.
Он тоже встал.
— Уж больно нудная для тебя работа расспрашивать, а, Сид? Как-то не вяжется с прежним Сидом Холли.
— Времена меняются, Том.
— Не повезло тебе с рукой. Конечно, скачки с препятствиями всегда преподносят сюрпризы. Перелом позвоночника или еще что-нибудь. — Мы направились к двери. — Если занимаешься этим, то знаешь, на какой риск идешь.
Мы вышли из дома и повернули к моей машине.
— Все же тебе не так уж плохо с этим твоим протезом, парень? Можешь водить машину и еще делать кучу всяких дел.
Том хотел, чтобы я понял, как он мне сочувствует, и очень старался показать это. Я улыбнулся ему, сел в машину, помахал рукой и уехал.
Во вторник утром я забрал Чико и поехал на север к Ньюмаркету.
Когда мы наконец добрались до коневодческой фермы Генри Трейса, содержавшейся в безупречном порядке, я сказал Чико: «Поболтай с конюхами». Мы вылезли из машины на гравий, сквозь который не пробивалось ни одной травинки. Я оставил его и пошел искать Геирн Трейса, который, как нам сообщала прислуга, должен быть там, справа, в конторе. Там он и оказался. Генри Трейс спал в кресле. Мое появление разбудило его, и он cpaзy стряхнул с себя сон, как человек, привыкший, что его будят по ночам. Он был моложавым и очень приятным — полная противоположность грубому, жесткому, хитрому Тому Гарви. Для Трейса, как я заранее выяснил, выведение племенных жеребцов было крупным бизнесом — иметь дело с кобылами он предоставлял людишкам мелкого пошиба. Однако первые произнесенные им слова не соответствовали составленному мной образу.
— Прошу прощения. Полночи был на ногах… Э-э… Кто вы? Мы договаривались о встрече?
— Нет, — я покачал головой, — просто я надеялся встретиться с вами. Меня зовут Сид Холли.
— Да? Не родственник ли вы… О, господи, да это вы и есть!
— Точно, это я и есть.
— Чем могу быть полезен? Хотите кофе? — он протер глаза.
— Не беспокойтесь.
— Тогда выкладывайте. — Он посмотрел на часы. — Десяти минут хватит? У меня встреча в Ньюмаркете.
— Проблема довольно расплывчатая, — сказал я. — Просто хотел узнать об общем состоянии двух жеребцов, которые находятся здесь.
— А… Каких же?
— Глннера и Зингалу, — сказал я.
Он, конечно, начал выведывать, почему я о них спрашиваю и с какой стати он должен мне отвечать, но в конце концов, подобно Тому Гарви, пожал плечами и сказал, что беды не будет, если я узнаю.
— Наверное, я не должен говорить это, но я бы не советовал клиенту входить в долю и покупать их, — сказал он. не сомневаясь, что именно такова цель моего визита. — У них может не хватить сил покрыть должное число кобыл, хотя они всего лишь четырехлетки. У обоих слабое сердце. Их истощили слишком напряженные тренировки перед скачками. Именно поэтому, когда они были трехлетками, их перестали выставлять на скачки. И мне думается, с тех пор их состояние ухудшилось.
— Кто-то мне говорил, что Глинер хромает, — сказал я.
Генри Трейс, видимо, привык, что слухи разносятся молниеносно.
— У него недавно развился артрит. В этом городе ничего не скроешь. — На его письменном столе зазвонил будильник. Он выключил звонок. — Боюсь, мне пора ехать. С этим все, Сид?