– Конечно, поняли, мистер Дэвин. Как я вам говорила прежде, наша школа не хочет иметь никакого отношения к...эээ... ситуации.
– Да, и мы с вами согласны. Мы оба понимаем, не правда ли, что любая утечка информации очень сильно повредит и нам, и вам.
– Да, мы это понимаем. Здесь никто не получит никакой информации.
– Превосходно. Такое положение дел нас более чем устраивает. Но я хочу предупредить вас, а вам следует предупредить прочих сотрудников вашего штата, что к вам могут явиться с вопросами репортеры Шестого канала, возможно даже другие представители прессы – кто знает? Возможно, вы сочтете нужным напомнить своим подчиненным о взаимопонимании, существующем между нами в данный момент.
– Я это сделаю.
– А сейчас я должен спросить вас: вам уже задавали какие-нибудь вопросы? Приходили ли в школу какие-нибудь репортеры? Я имею в виду, в частности, репортеров Шестого канала.
– Нет, мистер Дэвин, насколько мне известно, еще не приходили.
– Хорошо. Значит, пока мы контролируем ситуацию. Надо постараться, чтобы все так и продолжалось.
– Можете рассчитывать на наше всемерное содействие, мистер Дэвин.
– Спасибо. Всего вам хорошего.
– И вам тоже, сэр.
День у Лесли и Джона прошел плодотворно – и в смысле служебных заданий, и в смысле их собственных изысканий. Как только Лесли вернулась с выезда со своим сюжетом о загрязнении воздуха, они собрались у ее стола, обсудили кое-какой материал, идущий в пятичасовой выпуск, а потом понизили голоса и принялись обсуждать ход своего следствия.
Опершись о перегородку и держа в руке информационную сводку, Джон быстро отчитался о проделанной работе:
– Я разговаривал с Чарли Мэннингом, моим приятелем из законодательного собрания штата. Я спросил его, были ли в последнее время в администрации губернатора какие-нибудь увольнения, смещения с должности или конфликты, и он сказал, что слышал о каком-то скандале, но подробностей не знает. Сейчас он их выясняет.
Лесли открыла папку и извлекла оттуда несколько фотокопий газетных вырезок и какие-то записи.
– Вот репортаж из «Ньюс Джорнал» о презентации стипендиального фонда Хиллари Слэйтер. Шэннон Дюплиес собиралась поступать в колледж здесь, в нашем штате, но поскольку она получила стипендию, то поступила в университет Мидуэстерн. Заведение высшего класса, без вопросов; блестящие перспективы.
Джон пробежал глазами заметку и повнимательнее вгляделся в лицо Шэннон Дюплиес. На сей раз она улыбалась в камеру, стоя рядом с губернатором и держа в руке присужденную награду, но Джон хорошо помнил, какой смятенный вид был у девушки, когда она получала ее.
– Губернатор очень хорошо позаботился о ней, не правда ли?
– И... позволю себе такое замечание... он также позаботился о том, чтобы она находилась далеко-далеко отсюда.«Хорошая мысль», – выразилось на лице у Джона.
– В любом случае, – продолжала Лесли, – я позвоню в университет при первой же возможности, проверю, действительно ли Дюплиес учится там и попробую достать ее телефон, адрес и все прочее. – Она понизила голос еще больше. – Я не хочу звонить со студии.
Джон кивнул в знак согласия. Отметки о телефонных звонках послужили бы отличным следом для кого-нибудь типа Тины Льюис.
– Я просто еще не знаю, что говорить. Вряд ли мне стоит упоминать о своей связи с Шестым каналом. Из-за этого я чуть не упустила доктора Мэтьюса.
– Так или иначе, запиши разговор. Нам нужно услышать голос девушки.
– Если я сумею хотя бы просто заставить ее заговорить, полдела уже будет сделано.
– Верно.
Потом Лесли быстро и небрежно убрала свои бумаги обратно в папку, следя взглядом за чьим-то приближением. Джон сразу понял: не иначе как Тина Льюис.
Так оно и оказалось. Тина сохраняла приятное выражение лица, как подобает профессионалу, но Джон и Лесли видели грозовую тучу под обманчивой поверхностью.
– Можно вас двоих на пару слов?
Что ж, бежать было некуда, прятаться негде.
– В чем дело? – спросила Лесли, поднимаясь с кресла. Теперь все трое стояли в проходе, практически загораживая путь любому, кто захотел бы пройти мимо.
– Как поживает сюжет о выхлопных газах? – спросила Тина, явно надеясь, что он еще не закончен.
– Я отдала материал Рашу, – сказала Лесли. – Он уже готов и вставлен в сценарий. Лесли повернулась к Джону.
– Как движется редактура? Джон не покривил душой.
– Просто замечательно. Впрочем, как всегда.
Тина посмотрела на них таким взглядом, каким смотрит учительница младших классов на двух безобразников, не выполнивших домашнее задание.
– Что ж, отлично. Лесли, можно тебя на минутку?
– Конечно.
Джон понял намек и двинулся к своему столу.
– Джон, – окликнула его Тина, – вероятно, чуть позже я побеседую и с тобой.
– Конечно, – бросил Джон через плечо. Мысленно он молился за Лесли.
Тина придвинула кресло к столу Лесли и села со словами:
– Давай, садись же.
Лесли села.
Потом Тина просто сидела несколько секунд, рассматривая Лесли взглядом, который обычно заставлял ее нервничать и робеть, но сейчас просто разозлил.
Лесли приняла занятой вид и застучала по клавиатуре компьютера, исключительно для видимости.
– Вы можете смотреть сколько вам угодно, но надеюсь, вы не будете возражать, если я попытаюсь тем временем немножко поработать?
– Я хочу знать, над чем вы с Джоном работаете сейчас. Лесли в упор взглянула на Тину; гнев и возмущение придали ей смелости.
– Тина, во-первых, мы обе понимаем, что у нас не очень хорошие отношения.
Тина резко прервала ее:
– А ты понимаешь, не правда ли, какую должность я занимаю, каковы мои обязанности и перед кем ты должна отчитываться?
Лесли посчитала, что ей затыкают рот, и не стала продолжать.
Но она была полна решимости стоять на своем, а если дела примут угрожающий оборот, то так тому и быть.
– Понимаю, Тина.
– Тогда мне хотелось бы знать, над чем вы с Джоном работаете сейчас. Я обязана знать это, а ты обязана сказать мне. Я только что посетила архив и заметила, что ты взяла пленку с записью похорон Хиллари Слэйтер. Чем вы занимаетесь?
– Мы собираем материал для одного сюжета, но пока не добыли ничего существенного и не готовы предложить его вам. Нам потребуется еще немного времени.
– Ты была в больнице «Бэйвью Мемориал» сегодня утром?
Вопрос был задан прямо, и Лесли поняла, что лгать не имеет смысла.
– Тина, я была там в свое нерабочее время и представляла только себя саму, а не телекомпанию – и я так и сказала.
– Кому сказала?
Лесли замолчала, освежила в памяти все неписаные правила отдела новостей и потом заняла твердую позицию.
– Тина, я могу сидеть здесь и увертываться от ваших вопросов, но сама я не люблю, когда люди ведут себя так, и поэтому не хочу так вести себя с вами. Если честно, я просто не желаю обсуждать эту тему. Сюжет еще не предложен никому из редакторов и режиссеров, а равно не утвержден официально, поэтому студия не имеет к нему никакого отношения, а вы не несете за него никакой ответственности. Послушайте, если вам не понравится идея, когда я предложу ее вам, тогда вы зарубите сюжет на месте. Но до тех пор, пока мы не будем готовы предложить вам сюжет, а для вас не настанет время одобрить его или нет, я не желаю о нем разговаривать.
Тина выпрямила спину. Эта поза свидетельствовала о ее готовности к схватке.
– Ты не хочешь обсудить эту тему с Беном?
– Конечно. Пойдемте.
Лесли поднялась, вышла в проход и даже успела сделать несколько шагов в сторону кабинета Бена, прежде чем Тина наконец сдалась и сказала:
– Подожди.
Лесли медленно повернулась, отметив ледяной взгляд Тины, и возвратилась к своему столу. Она снова села, радуясь первому проблеску надежды: она вынудила Тину сблефовать и фактически вышла победителем из стычки. Политика отдела помогла ей спасти свою шкуру.
Почти все сотрудники отдела новостей знали, что Бен поощряет репортеров, проводящих самостоятельные расследования в поисках сенсаций и эксклюзивного материала – даже в служебное время, – пока они справляются со своими заданиями, и справляются хорошо. И до тех пор, пока режиссеры или главный редактор не берут тот или иной сюжет в работу и не закрепляют его за репортером официально, собранный материал целиком и полностью остается собственностью репортера. Подобная политика давала хороший стимул к деятельности и служила залогом того, что сенсацию не перехватят конкуренты. Вероятно, Тина надеялась, что Лесли не станет ссылаться на это правило, но, к великому ее сожалению, Лесли сослалась.
– Хорошо... – сказала Тина с плохо скрываемым раздражением, – этот сюжет твой.
– Пока да.
– А Джон Баррет? Он тоже работает над ним? Вопрос загнал Лесли в угол. Она могла бы солгать и сказать
«нет», но Тина сразу распознала бы ложь; а отказ отвечать был бы равносилен ответу.
– Мы оба над ним работаем. Но как я уже сказала, пока мы не далеко продвинулись. Вероятно, чуть позже у нас появится что показать вам.
Тина медленно покачала головой и вынесла приговор:
– Я никогда не одобрю ваш сюжет. Лучше не тратьте время попусту.
– Но, Тина, вы же еще даже не видели материал, – возразила Лесли. – Вы даже не знаете содержание сюжета.
– Я знаю достаточно, – отрезала Тина. – И могу твердо обещать, что никогда не пропущу его.
Несколько мгновений Лесли изучала лицо Тины – сейчас суровое, холодное, хмурое, по с едва заметной дьявольской улыбочкой, играющей на губах, – и вспомнила слова Джона о тайной душевной боли Тины. Все сходилось. Она сама почти физически чувствовала эту боль, глядя на Тину, которая сидела перед ней – твердая, как камень, и в то же время хрупкая, как стекло. Впервые Лесли поняла, какие скрытые силы движут этой женщиной.
Лесли мягко произнесла свое заключительное слово:
– Поживем – увидим.
Тина поднялась с кресла и напоследок посмотрела на Лесли сверху вниз уничтожающим взглядом, после чего повернулась и, решительно выдвинув челюсть, зашагала обратно к своему кабинету.
Лесли оглянулась. Джон наблюдал за происходящим со своего места. Она торопливо направилась к нему, чтобы ввести его в курс дела.
– Похоже, Тина нас застукала – и далеко не в восторге от этого, – сообщила она.
– Я это заметил, – сказал Джон. – Но откуда она узнала?
– Мы не очень откровенничали друг с другом. – Джон рассмеялся, а Лесли продолжала: – Тина знает, что мы взяли в архиве видеоматериал к сюжету о смерти и похоронах Хиллари Слэйтер, и она откуда-то узнала, что я была сегодня в «Бэйвью Мемориал». Не знаю, может, Мэтьюс пожаловался, но мне кажется, она догадалась о том, что речь пойдет о проблеме абортов, и пообещала мне, что никогда не пропустит наш сюжет.
– Да, прямо скажем, она знает многое. И судя по последним событиям, у нас начинаются гонки: мы пытаемся собрать материал для сюжета, а Тина пытается разоблачить наши действия и зарезать сюжет в зародыше.
– Это она умеет.
– Мы должны позвонить Шэннон Дюплиес сегодня же.
– Мы должны были сделать все еще вчера.
– Карл сейчас оборудует телефон записывающим устройством. Позвоню ему, проверю, как продвигается дело.
Лишь спустя некоторое время, когда другие дела, другие вопросы и другие люди немного отвлекли ее мысли от безрезультатного разговора с Лесли Олбрайт, Тина позвонила в офис Мартина Дэвина.
Близился конец рабочего дня, и Дэвин разговаривал довольно грубо.
– Что ты узнала?
– Лесли Олбрайт и Джон Баррет работают над каким-то сюжетом.
– Значит, Джон Баррет замешан в деле?
– Я почти уверена, что да.
– Что значит «почти уверена»? Он замешан или нет? Тина, оскорбленная, отняла трубку от уха, а потом предостерегла:
– Мартин, следи, пожалуйста, за своим тоном. Дэвин попытался говорить помягче.
– Извини. Вся эта история расстроила меня – на случай, если ты не заметила.
– Так ты собираешься объяснить мне, что происходит?
– Просто скажи мне, над чем они работают.
– Я точно не знаю. Дэвин выругался.
– Они ведь работают на тебя, не так ли? Неужели ты не знаешь, чем занимаются твои подчиненные?
– Мартин, сюжет не утвержден официально, и они не предложили его ни главному редактору, ни мне, ни кому-либо еще, поэтому в данный момент отдел новостей не имеет никакого отношения к этому делу. Сенсация является их собственностью до тех пор, пока они не предложат ее нам.
– О чем ты, черт побери, говоришь?
– Я говорю о политике Шестого канала, вот о чем.
– Тина, подожди, дай мне опомниться. Этой истории необходимо положить конец. Ты должна зарубить сюжет, прежде чем он попадет в руки еще кому-нибудь.
Это звучало серьезно. Тина спросила:
– Мартин, о чем сюжет?
– Я же сказал тебе! Это гнусная клевета, призванная очернить имя губернатора, грязные слухи о его дочери. Наглость некоторых людей просто уму непостижима!
– Хиллари Слэйтер делала аборт?
На мгновение Дэвин впал в полную прострацию. Молчание на другом конце провода было красноречивей любых слов. Наконец он сказал:
– Не говори ерунды!
Теперь настала очередь Тины выругаться, и она постаралась самым доходчивым образом изложить Дэвину свое мнение о нем:
– Не надо играть со мной в твои дурацкие игры! Ты знаешь мою позицию по этому вопросу, и я не желаю выслушивать твое вранье! Я много для тебя сделала. Я поставляла тебе информацию. Я тебе доверяла. И если ты хочешь иметь друзей на телевидении, можешь рассчитывать на меня. Иными словами, давай сейчас скажем друг другу «прощай» и на этом расстанемся!
Дэвин долго размышлял и потом сдался.
– Наверно, нам стоит позавтракать завтра вместе.
– Обед сегодня вечером.
– Хорошо... Обед. Как насчет ресторана Китона, в семь?
– Замечательно.
Дэвин еще некоторое время молча кипел от злости, а потом спросил:
– Ну и... что ты думаешь о сюжете, над которым они работают? Я имею в виду, ты сможешь зарубить его?
– Он уже зарублен, Мартин. Я сказала Олбрайт, что никогда не одобрю его. Они могут делать все, что им угодно, но они не смогут пустить сюжет в эфир.
– Слава Богу.
– Нет, благодари меня. Но, Мартин...
– Да?
– Это не значит, что их сюжет не выплывет еще где-нибудь. Каким бы ни было его содержание, оно наверняка станет известным общественности – сюжет наверняка возьмут другие телекомпании. Тебе стоит подготовиться к этому.
Дэвин тяжело вздохнул, выругался и простонал одновременно.
В тот вечер, сразу после семичасового выпуска, Лесли и Джон помчались домой к Маме Баррет. Мама и Карл ждали их: Мама – с легкой закуской и кофе, Карл – с телефоном, подготовленным к записи разговоров и соединенным множеством проводов с двумя парами наушников и катушечным магнитофоном.
– Он работает? – с порога спросил Джон. Карл поднял большой палец.
– Мы немного позаписывали передачи радиостанции, но знаешь, я просто гений, тут уж ничего не скажешь!
Джон возбужденно и благодарно похлопал сына по спине. Лесли сняла пальто, а Мама обошла стол, чтобы взять его и пальто Джона.
– Просто здорово, что правление университета еще не закрылось. Спасибо, Ма. Все-таки два часа разницы во времени.
– Откуда вы звонили?
– Из телефона-автомата напротив телестудии. – Лесли достала из сумки записную книжку. – Я узнала телефон комнаты Шэннон в общежитии. Если она сейчас там...
Джон взглянул на часы.
– Сейчас 8.10...
– Значит, там 10.10. Наверное, она еще не спит.
– Нам придется пренебречь приличиями, – сказал Карл.
– Мы всегда можем помолиться об удаче, – сказала Мама. Лесли села за стол перед телефоном, из трубки которого выходили два провода.
– Как он работает?
– Как обычный телефон, – пояснил Карл. – Я подсоединил провода к раковине телефонной трубки, а вот здесь – к магнитофону. Таким образом мы сможем записать разговор, партию собеседника, а потом прослушать его через наушники.
– Отличная работа. – Лесли находилась под сильным впечатлением.
– Как насчет быстрого испытательного пробега? – предложил Джон.
– И, думаю, нам стоит помолиться, – повторила Мама.
– Прекрасно, – сказала Лесли. – Кому будем звонить?
– Может... твоей сестре? – предложил Джон.
– Конечно... Хорошо.
Карл сел на свое место перед магнитофоном. Джон сел между Карлом и Лесли и взял одну пару наушников. Мама села с другой стороны от Карла, а Карл повернул один наушник на сто восемьдесят градусов так, чтобы Мама могла прижаться к нему ухом и слушать.
– Готовы? – спросила Лесли.